Под видом проверки денег, что я привёз, мы спустились вниз, и сначала побывали в родовой сокровищнице, где я показал четыре привезённых сундука, а затем направились в мою, снова изрядно расширенную, стараниями дяди Джованни. О чём не забыл упомянуть мне Энрико. Когда мы прошли в самую дальнюю комнату, я приказал опустить носилки и всем выйти, оставшись с ним наедине. Он молча наблюдал за всеми этими манипуляциями, единственное, что спросив, когда кругом никого не осталось:

— Что же такого важного ты привёз из Рима?

Я поманил его, чтобы он наклонился прямо к моему лицу, затем шёпотом произнёс ему на ухо всего пару предложений, которые мне озвучил Иннокентий III. После каждого слова, его глаза всё больше расширялись, а дыхание становилось прерывистым. В конце, он даже рванул на шее украшения и пуговицы, чтобы свободно вздохнуть в крайне спёртом воздухе подвального помещения.

— С ума сойти, — он покачал головой, — теперь я полностью понимаю твои предосторожности.

— Из этой комнаты ничего из произнесённого, не должно выйти, — строго сказал я, — только Папа, я и ты будем об этом знать.

— С ума сойти, — снова повторил он.

— Ещё скажи, что ты против, — хмыкнул я.

— Издеваешься? — хмыкнул он, — да это то, что войдёт в века! Все следующие поколения только и будут говорить об этом, и ты думаешь, я смогу отказаться?

— Был уверен, что нет, поэтому говорил за нас обоих, — улыбнулся я ему, — поэтому когда будешь обсуждать цены и прочее с представителями Святого престола, сильно не жадничай, ты один на вашей встрече будешь знать, куда потом всё это поплывёт.

— Я ради этого даже устрою пару встреч, заключу липовые договора, всё должно указывать ту цель, которую объявит Папа, — согласился он, — о, ты даже не представляешь сын, как я жду этого дня. Сколько вынужден был терпеть унижений и оскорблений о них, чтобы получить то, что Венеция имеет сейчас.

— Ну вот и отлично, что ты мотивирован не меньше, чем я, — улыбнулся я, — но нам пора, не стоит задерживаться здесь больше необходимого.

Он кивнул, уйдя в себя и в таком состоянии мы и поднялись наверх, встретившись с весьма грозно настроенной хозяйкой дома.

— Витале! Энрико! — она сурово посмотрела на нас обоих, — почему, когда я прихожу домой, мне докладывают, что сын вернулся, но приказал мне не говорить об этом? Вместо этого он опять умчался во дворец дожа, затевать какие-то очередные интриги.

Мы с отцом переглянулись, мама в своих предположениях оказалась слишком близка к истине.

— Дорогая, мы просто обсуждали мою новую реформу, и у Витале нашлись весьма интересные мысли, — он подошёл и попытался взять её руки в свои, но был немедленно отторгнут.

— Мама, ну ты уже должна привыкнуть, — льстиво улыбнулся я, — я же не на два года уплывал, так, раз-два и обратно.

— Да? А архиепископом ты когда успел стать? — продолжала негодовать она, — и где я об этом узнаю? В церкви! Наш епископ чуть в обморок не упал, читая буллу из Рима.

Я весело рассмеялся от её слов, представив себе такую картину.

— И зачем тебе кстати сан? — поинтересовался у меня Энрико, — ты никогда не тянулся к служению господу.

— А-а, по большей части, чтобы вы со своими невестами от меня отстали, — легко, не думая о последствиях, ответил я, — обет безбрачия, все дела.

Родители мгновенно стали похожи на глубоководных рыб, которых вытащили на поверхность.

— Так погоди, ты стал архиепископом, только чтобы не жениться?! — каким-то уж слишком ласковым тоном спросила меня мама.

— Ну да, целый же шкаф был приглашений руки и сердца, а сейчас всё! Свобода и никаких баб!

Родители переглянулись и отец неожиданно отошёл от меня бочком, ближе к маме.

— Витале, дорогой, — она как-то слишком близко подошла ко мне и неожиданно нагнувшись, схватило за ухо.

— Ай-яй-яй! — закричал я от пронзившей меня резкой боли.

— Простите, но нам нужно поговорить с новоиспечённым архиепископом. Отнесите его в мою комнату, — ласково обратилась она к замершим от страха слугам.

— Ай-яй-яй, — из глаз брызнули слёзы, когда она весьма жёстко выкрутила мне ухо, когда я попытался возмутиться насилием над детьми.

За ужином, родственники, а особенно новоиспечённые, принятые из других домов, наблюдали занимательную картину. Самый грозный представитель их рода, от звуков прозвища которого многие дети города до сих пор писались в кроватки по ночам, сидел надувшись на весь мир на своём месте за столом, с опухшим, лилового цвета правым ухом, злобно сверкая взглядом на всех, кто проходил мимо и старался не улыбаться. История, как хозяйка дома разбиралась с сыном, уже облетела весь дворец. Особенно многих веселила причина, которая послужила причиной их ссоры. Поскольку сейчас, отойдя от гнева, графиня пыталась помириться с сыном, накладывая лично лучшие куски из принесённых слугами блюд, а он лишь злобно фыркал в её сторону, вызывая уже от главы рода суровые требования прекратить грубить матери. В общем, вечер точно удался на славу. По заверениям тех, кто тут жил с рождения третьего ребёнка семьи Дандоло, такие разборки были в порядке вещей, видели они и похлеще. Новенькие же, особенно молодые девушки, ставшие жёнами по ускоренной процедуре, во все глаза наблюдали за происходящим, чтобы всё со вкусом с друг дружкой обсудить перед сном.

Ближе к ночи, когда домой вернулся дядя Джованни, исхудавший и с тёмными кругами под глазами, на меня высыпался ещё один ворох новостей. Объявленный мной конкурс, да ещё и с такой наградой, привёл в Венецию почти под две сотни архитекторов, жаждущих представить свой проект. Если больше прибыло делегаций от цехов каменщиков, плотников и остальных строительных профессий интересовавшихся стоимостью оплаты труда на будущей стройке. Так что моё возвращение произошло как никогда вовремя, чтобы предоставить ответы всем этим людям.

Сам же дядя был изнеможён от свалившейся на него работы, и я сказал ему искать себе помощников на тех условиях, которые он сам посчитает справедливыми. От этих слов он хоть немного повеселел, рассказав, что договора с основными поставщиками заключены, места под складирование им выкуплены и он ведёт строительство, чтобы дерево и мрамор лежали под надёжной крышей. Также он сказал, что пара других домов заинтересовалась его активностями и предложили свои услуги по перевозке всего, что нам нужно из Византии, Европы или даже Крыма. Я заверил его, что он может брать себе в помощь любого кого сочтёт полезным, так что и договора с другими домами пусть тоже заключает так, чтобы максимально разгрузить себя от текучки. Он ещё раз меня поблагодарил, сказав, что забыл когда последний раз высыпался, поэтому эта помощь ему точно будет необходима.

— А чего кстати дядя вы не выбрали себе никого из кучи невест? — поинтересовался я, вспомнив что он до сих пор не женат, лишь с кем-то из противоположного пола я видел его последний раз, но свадьбы точно не было, — был же огромный выбор.

Он неожиданно смутился.

— Как-то странно об этом разговаривать с ребёнком, но ладно, раз уж ты мой близкий родственник и по совместительству наниматель, то признаюсь. Понимаешь Витале, есть одна девушка, которую я люблю вот уже семь лет. Я пробовал забыть её, даже пытался ухаживать за другими, но пересилить себя так и не смог.

— Имя и род в который она входит? — поинтересовался я, — и зачем вы ищете её расположения, когда нужно просто спросить об этом у главы её рода. Я думаю вряд ли кто откажется породниться с нами.

— Она даже не из нашего города, — тяжело вздохнул он, — к тому же иудейка. Теперь надеюсь ты понимаешь мои затруднения. Мы разной веры, так что свадьбе не бывать, ни один священник нас не обвенчает, не говоря уже об Энрико и остальной нашей родне. Представь себе, что начнётся, какие сплетни полезут со всех щелей. Дандоло взял замуж иудейку.

— «Решать проблемы людей, которые занимаются моими делами, становится у меня хорошей традицией, — внезапно подумалось мне, ведь я даже ни капли не засомневался в том, что ему нужно помочь — это безусловно нужно делать. Страдания от любви явно отвлекали его от дел, а мне это было невыгодно».