— Конечно! — тут же заверили меня они.

— Тогда можете составлять проекты, готовьте сметы, утверждать их будем мы с дядей, — кивнул я головой в сторону сидевшего рядом родственника, — если нужно что-то эксклюзивное, говорите, попробуем достать.

Они поклонились и я позвав слуг, попросил их проводить до пристани.

— Да уж, условия у них просто райские, — покачал головой дядя Джованни, сопровождая меня в общий зал, — только трудись и всё.

— Так мне это только и нужно, — хмыкнул я, — скажу вам по секрету, пять лет на постройку я сказал, чтобы никого не пугать сроками. По моим прикидкам сами здания, без украшений, скульптур, фресок и витражей с работой цехов строителей в четыре смены по шесть часов, и закреплением архитекторов за отдельными элементами, мы должны успеть построить в два, максимум три года.

Дядя перевёл на меня изумлённый взгляд, наткнувшись на мою улыбку.

— Но это мои желания, как будет на самом деле, покажет только время.

Он лишь покачал головой, не веря в подобное. Стройка на десять лет по местным меркам вообще считалась скоростной, а уж про здания таких размеров и говорить нечего было. Двадцать, а то и пятьдесят лет, было самым лучшим сроком для окончания. Вот только у меня были совершенно иные планы, я планировал построить сначала общий каркас, закончив основное строительство, и лишь потом начинать работы по украшению. Это точно будет легко делать когда у собора будет крыша и крепкие стены. Так что архитектором придётся ещё много узнать нового, когда принесут готовые чертежи, в этом я не сомневался. Я специально не вываливал на них всю информацию сразу, чтобы они не испугались и не сбежали раньше времени, как это сделал француз. А вот так, капля за каплей выдавая новую информацию, я буду добиваться того, что нужно мне, а у них уже просто не будет другого выбора, как только продолжать уже начатую стройку.

— Ладно, у меня есть ещё дела, — дядя проводил меня до зала, где уже поджидали братья и родители, — удачи Витале.

Я лишь помахал ему рукой на прощание.

Охрана, оставив носилки, помогла забраться мне на кресло, под пристальными взглядами отца, мамы и злобных со стороны братьев. Когда все лишние удалились из помещения, первым заговорил Энрико.

— То, что произошло сегодня, совершенно недопустимо! Никто из вас троих не был прав! Вы одна семья, вы не имеете права показывать, что внутри рода есть разлад! Все ваши недопонимания можно решить на семейном совете, в кругу близких родственников, а не тогда, когда зал переполнен разными людьми, в том числе теми, кто только недавно влился в род.

Он обвёл нас тяжёлым взглядом.

— Это понятно?! Следующий, кто откроет свой рот или дотронется до меча, попытавшись поднять руку на брата, будет с позором выкинут из рода! Я так сказал!

Тут стало по-настоящему страшно, поскольку отец не шутил, он действительно готов был это сделать. Поняли это и братья.

— Мы одна семья! Один род! Никто и никогда не должен видеть наших разногласий, особенно это касается тебя Витале, — он повернул голову ко мне, — ты взлетел так высоко, что одно твоё слово может менять привычный уклад жизни целого города, одно неосторожное действие может привести к войне или уничтожению целых родов. Ты особенно должен следить за тем, что говоришь и делаешь, особенно в стенах этого дома. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Да отец, — нехотя признал я свою ошибку, — если рассматривать ситуацию с этой точки зрения, то я был неправ. Приношу братьям свои извинения.

— Фантино, Морино, — он перевёл взгляд на двух других детей.

Те набычились и молчали. Особенно это странно было видеть со стороны почти тридцатилетнего Фантино, который вёл себя ничуть не лучше двадцатилетнего среднего брата.

— В общем так, если вы ещё не поняли, насколько я могу быть серьёзным, то вот вам моё решение, — Энрико правильно понял их молчание, — Фантино, я договариваюсь со своим другом аббатом Эбле, и завтра же ты отправишься изучать богословие, и готовишься принять сан. Архиепископ у нас уже один есть в семье, так что побудешь первым наследником-епископом великого дома, пока в голове не появятся мозги.

Старший брат выпучил глаза и силился что-то сказать, но Энрико заткнул его одним движением руки.

— Что касается тебя Морино, ты также завтра отправишься в Константинополь к Ренье. Ваш сводный брат давно просит меня предоставить ему помощника в торговые фактории, так что собирайся, отправишься к нему, изучать семейное ремесло.

— Оба наказаны на два года, — посмотрел он на среднего брата, который тоже был вовсе не счастлив куда-то ехать и прерывать свою беспечную и счастливую жизнь.

— Можете идти, собирать вещи, утром я обеспечу вам охрану и транспорт, — закончил разговор, взбешённый их молчанием, отец.

Они, упрямо набычившись, лишь склонили головы и вышли из зала, бросив на меня взгляды полные ненависти. Когда мы остались втроём, я тяжело вздохнул.

— Твоё решение ещё больше рассорит нас, они будут считать меня виноватым в произошедшем.

— Это не их и не твоя вина, — Энрико подошёл к жене, которая молча сидела с гордо поднятой головой, — я позволил им вести беспечную жизнь, давая столько золота, сколько им было нужно, и это развратило их, заставив думать, что это навсегда.

— Я согласна, — графиня кивнула головой, — тебя одного с головой, хватало закрыть вопросы о состоятельности наследников рода Дандоло, вот только проблема в том, что официально им числится сейчас Фантино, просто прожигающий свою жизнь, вместе с другим братом.

— Всё равно чувствую себя виноватым, — я покачал головой, — не говорю, что не нужно было защищать Амиру, но теперь считаю, что этот разговор можно было и правда провести не при всех.

— Сделанного не вернуть, — Энрико сел рядом с женой.

— Может тогда дам вам «Елену»? — предложил я, — она быстрее довезёт брата до Константинополя, да и дядя Джованни хотел передать туда почту.

— Я была бы только этому рада, — мама серьёзно на меня посмотрела, — мальчик будет на корабле в безопасности, и хотя бы за это не буду переживать.

— Тогда договорились, я отправлю распоряжение сеньору Джакопо, чтобы он довёз брата до Византии, сам я не могу поехать, поскольку у меня важные дела в городе.

— Спасибо Витале, за понимание, — отец поблагодарил меня кивком.

Видя, что они хотели бы остаться одни, я позвал охрану, чтобы меня отнесли в мою комнату, ведь было уже довольно поздно.

— Сеньор Витале! — услышал я знакомый голос и обнаружил посреди коридора смущённого Фибоначчи, тискающего в руках несколько листков бумаги.

— Леонардо? — искренне удивился я, — откуда вдруг появилось в твоей речи слово «сеньор»? Мы же ещё в Каире договорились, звать друг друга по именам.

— Но я тогда даже не представлял, кто вы, — он опустил взгляд, — а находясь в вашем доме, такого наслушался…

— Прекращай, пошли ко мне, ты наверно хотел о чём-то поговорить? — отмахнулся я от его стеснения, — для тебя, я — Витале и никак иначе.

Он после моих слов приободрился и зашагал рядом с носилками.

— Да, я наконец смог подобрать формулы, которые помогут решить задачи по тем вводным, что вы мне дали, — продолжил он разговор, уже более спокойно.

— Да? — поразился я. — Серьёзно? Покажи!

Он протянул мне бумаги, и мне потребовался всего один взгляд, чтобы симбионт их спроецировал себе, подставил всю цепочку нужных мне расчётов, по которым мгновенно стал строиться чертёж корабля, выбирая для него оптимальную длину, ширину, высоту мачт и прочего. Буквально через две секунды в голове имелся полностью готовый чертёж моего гибрида галеона и флейта, над которым я корпел всё это время. А смог это сделать, вот этот молодой человек, стоящий рядом, хотя сам конечно даже не представляющий, что конкретно он сделал для меня и отрасли кораблестроения в целом.

Я поднял взгляд с бумаг на него.

— Леонардо — ты гений!

Что его ещё больше смутило.