Она выскользнула за дверь кухни и тихонько пробралась в спальню. Шкаф с бельем оказался распахнут, свекровь оперлась на изголовье кровати, смотрит так пристально, будто бы Вера принимала на ней с десяток любовников каждую ночь. Может, и так, как теперь узнаешь? Настоящая Вера исчезла, о ее прошлых связях с мужчинами остаётся только догадываться.

— Вера, ты мне ничего не хочешь сказать? — обманчиво мягким тоном спросила женщина, — Может, я чего-то не понимаю?

— Что-то не так? Подушки недостаточно сильно взбиты?

— Илья что, запил? Мой сын подсел на наркотики? Или ты сама, Вера? Нет, Илья точно не мог. Расскажи, что у вас происходит, прошу тебя.

— Разумеется, нет. Мы живём хорошо, ладим друг с другом.

— Мне-то можешь не лгать. Я все пойму. Холодильник пустой, на полках только полпакета крупы, да соль, на ужин простая похлебка. Ни пирожных, ни десяти видов салатов, ни жаркого — ничего нет. У вас что-то стряслось? Рассказывай.

— Илья хорошо зарабатывает, я готовлю из того, что он приносит домой. И сама тоже немного работаю.

— Кредит? Влезли в долги? Подпольное казино?

— Нет. Мы ладно живём, — к такому допросу Грета была готова. Она прекрасно понимала, что свекровь сунет нос во все уголки их дома. Поэтому и старалась навести идеальную чистоту.

— Тогда что ты мне на это скажешь? Мария Семёновна с победоносным видом вынула из бельевого шкафа пакетик сухарей. Тот самый, который спрятала туда Грета. В глаза девушки потемнело. Она будто бы вернулась назад, в первый свой год в пансионе. Шкаф белья, свёрток с сухариками, который она тайком утащила с обеда. Другие девочки совсем не любили хлеб, отдавали свои кусочки смешной однокласснице просто так. Не понимали великую ценность горьковатой чуть кислой корочки черного хлеба. Совсем хорошие сухари находила затянутая в корсет строгая воспитательница. Маленькая Грета сама их сушила за муфельной печью на узенькой полочке, а летом за окном. Вдруг ее всё-таки выгонят на улицу? С мешком сухарей выжить будет гораздо проще. Она без устали запасала еду. Воспитательницы пытались разговаривать, убеждать, ругать не сильно наказывать. До смерти эти дамы боялись развести тараканов из-за маленькой негодницы. Будущая великая ведьма должна уметь сдерживать свои порывы даже в шесть лет. Но девочку никак не удавалось убедить в том, что никто её из пансиона не выгонит. Скорее уж король прогонит всех воспитателей скопом, вместе с табуном бесхозных тараканов! А мешок Гретиных сухарей выдадут им в качестве жалования.

— Как это понимать? Зачем ты положила сухой хлеб в шкаф с бельем? Это недопустимо! Дай сюда свои руки, — один за одним сыплются удары указкой по детским пальцам. Больно, обидно, несправедливо.

Мария Семёновна дернула невестку за руки, принялась разглядывать вены. Не может себя так вести нормальная девушка. Зачем ей понадобились сухари в белье? Что делает кусок соленого сала на балконе в цветочном горшке ещё можно понять. Хотела покормить синиц, да не успела повесить. Но консервы под матрасом? Крупа в вазе? Макароны, впихнутые в щелку под комодом?

— Я не украла! Это мои! Не выгоняйте! — Грета закрыла лицо руками. Затрясла головой, начала задыхаться от слез точно так же как в детстве. Кто-то начал трясти ее за плечи. Раздался грозный голос Алексея над самым ухом.

— Что ты творишь, Маша? — налетел он на жену.

— Она сама! Лешенька! Она вдруг на колени упала и начала плакать. Илья, принеси воду. Что здесь происходит? Почему у вас сухари на полках лежат?

— Мам, пап, я не хотел вас беспокоить. В ресторане полка обрушилась, Вере банкой консервов по башке прилетело. Врач сказал, что скоро все пройдет. Ей уже лучше, — Илья опустился на пол перед Верой, обнял заплаканную жену, прижал к своей широкой груди, — ну же, тише. Малышка, ты чего?

— Сухари, их нельзя выкидывать! Хлеб нельзя бросать. Он обидится и больше его не будет! — Грета билась в настоящей истерике.

Наложилось всё — прошлое, настоящее, Малькольм, тот стресс, который она испытала, попав в другой мир. Нервная система просто не справилась.

Она прижалась всем телом к груди того, кто ее утешал, не думал бить по рукам, обещал купить много-много свежего хлеба и целый мешок сухарей или два. Лучше два. Мир ещё никогда не видел Грету такой. Даже в детстве она молчала, когда получала наказание. Не плакала никогда. Встреча с Малькольмом будто прорвала плотину в душе девушки, и наружу вырвался поток непролитых слез.

Илья подхватил жену на руки, отнес в их комнату, приглушил свет. Он давно мечтал увидеть свою жену именно такой — слабой, сломленной, жалкой, непременно заплаканной. Он с жадностью хищника собирал губами слезинки с ее щек. Каждая казалась настоящим призом, долгожданным трофеем. Грета все больше жалась к Илье. Ее руки почти неосознанно обвили его шею, рот приоткрылся, губы супругов встретились. Илья на секунду обернулся, чтобы защелкнуть замок на двери. Теперь ему никто не помешает — родители слишком деликатные люди, чтобы не то что вломиться, а хотя бы стучать в закрытую дверь. Парень повалил жену на кровать, навис над ней.

— Серая мышка. Моя мышка, — прошептал он ей в самое ухо, задрал подол так, что треснула ткань и с величайшим удовольствием овладел тем, что считал своим по праву. Грета нисколько не сопротивлялась. Ей было приятно ощущать чужую силу и превосходство. Она со всей мыслимой страстью отдавалась Илье, наслаждалась близостью его тела. Ни один из прежних любовников не смел ласкать ее так, будто она принадлежит ему всецело. Новое тело девушки охотно наслаждалось искусством любви. Близость с любовником и близость с мужем — разные вещи, так казалось Грете. Илья тянул ее за волосы, не слишком сильно, но немного болезненно. Это добавляло остроты, будто зёрнышки перца в блюдо. Шлёпал по нежной коже, касался руками в самых разных местах, без спроса менял положение ее тела. Он был искушенным любовником. Не демон, но близок. Грета тонула, задыхалась от сладостных стонов, чуть вскрикивала от лёгкой боли, которая ей безусловно приходилась по вкусу. Такое наслаждение ей никто и никогда ещё не дарил.

Илья впервые в жизни распоряжался телом жены настолько грубо, наслаждаясь ее покорностью. Эта сломанная кукла была прекрасна, как ни одна из его прежних игрушек. Не зря он потратил столько времени, чтоб ее подчинить. Он сминал губы жены в болезненных поцелуях, вертел, играл, вынуждая принимать откровенные позы ему напоказ, брал грубо и зло.

Алексей вышел в подъезд, встал напротив квартиры, уткнулся лбом в ледяное стекло мутного окна. Сунул руку в карман и смял пустую пачку от сигарет. Как ему хотелось верить Илье. И, странное дело, сейчас он почти поверил.

По лестнице тем временем поднимался Максим. Он заранее увидел приоткрытую дверь квартиры соседей, напрягся и стал думать, как ему поступить. Соседка чудилась ему прекрасной принцессой, которую догрызает дракон. Солидный мужчина на лестничной площадке здорово испугал парня. Полиция? Неужели…

— Вы кто? — спросил он довольно грубо.

— А ты сам кто?

— Сосед. Что опять произошло? Вера жива?

— Сосед? Идем-ка, поговорим, соседушка, раз такое дело.

Вера осторожно ступила на мостовую. Теперь важно нигде не ошибиться и ничем не выдать себя. Если вчера ее волнение можно было списать на свадьбу, то сегодня уже ни на что не спишешь. Знать бы еще, что учудил Ильмар ночью! Где вообще он пропадал и каких ждать последствий. Повезло еще, что его хоть кто-то подобрал и довёл до дома. Приятный парень его проводил, и лицо у него простое и доброе. Вера подумала, что напрасно накричала на незнакомца — не так уж и много он попросил. Мука, еще какая-то мелочь. Это в любом случае обойдется гораздо дешевле, чем искать мужа по сточным канавам. Ну, Ильмар! Как его вообще угораздило напиться до такого свинского состояния? Свадьбу решил отметить в одиночестве? Ну-ну. Вера запланировала весьма непростой разговор с мужем на вечер. Если он, конечно, будет трезв! Ничего, в крайнем случае его можно запереть в подвале, чтоб трезвел и больше не смел позорить семью. Пусть всего на один год, но они с Ильмаром семьей стали, а значит, от того, как ведет себя этот герцог, зависит и ее репутация! Надо же было ему такое выкинуть!