Одни вопросы, а ответов не найти.
— Спать, спать пойдем, — боярыня обняла княженку, подтолкнула к дверям, — ох, забота моя! Правильно, тревогу надобно развеять, но не тайком же, не в темном чулане! Мне надо было сказать! Я как-никак за вас отвечаю перед князем и княгиней!
В горнице свеча горела, девки перешептывались, подталкивая друг дружку локтями, Любица сидела на своей постели и поглядывала на Вельку виновато, Чаяна только сладко спала. Велька тоже легла, Любица между делом подошла, будто подушку поправить, шепнула:
— Я ей немного сказала. Ничего.
Значит, повинилась только в том, что они в Волкобое оборотня заподозрили. Секретов не рассказывала, про заговор и про друзей своих оборотней. И правильно, потому что Вельке отчего-то показалось, что про их с Любицей искания ночные все наутро знать будут. Не в том дело, что Воевна любит поговорить, а в том, что она явно случившееся важным не посчитала, скорее забавным, и даже немного одобряет!
Что же, все, что про Волкобоя, на самом деле и неважно, и забавно/Об этом и забыть можно. А вот про нее, про княженку Велью Велеславну…
Она ведь, между прочим, со своей кровью и своей сутью уже шестнадцатый год живет, и ничего, довольна вроде! Шерсть нигде не растет, волосы в косе от самых обычных не отличишь, клыков не видать, когтей тоже вроде не замечал никто. Может, и дальше хорошо будет?
С этой мыслью Велька и заснула, и спала крепко, без снов, но проснулась рано, только рассвело за окном. Сразу все вспомнила. Утро, значит, настало, то, которое мудренее. И спать больше неохота. Она оделась, косу переплела и тихо, стараясь не разбудить никого, вышла из терема и села на крыльце, на нижнюю ступеньку.
Утро начиналось славное, небо голубое было, чистое, и дышалось так легко. Хорошо! Крыльцо у терема высокое было да широкое, над ним тесовая крыша, ее столбы толстые, резные держат, на столбах тех птицы дивные вырезаны. Дубовые доски ступенек прохладные после ночи и от росы влажные чуть. А по углам, на стенах прямо и по наличникам плотники зверей резных пустили, и каждый зверь на других не похож. Не первый раз Велька на них глядела, а видела — в первый.
Как, интересно, в Карияре дома строят? Будет ли ее новый терем так же красив, как на отцовском дворе в Верилоге?
— Ну, ты и впрямь не лиска, а дух неприкаянный, — Ириней откуда-то взялся, стоит, усмехается, — бродишь тут, когда девкам положено самый сладкий сон видеть.
— Не привыкла я долго спать.
— Я тоже. Сесть рядом позволишь?
— Сядь, — пожала плечами княженка. — А ты прямо вездесущий, княжич, все знаешь, все слышишь, хоть не видно тебя.
Ириней сел, не то чтобы совсем рядом, на коне между ними проехать можно было бы. Ответил:
— Чтобы вас с боярыней вчера слышать, не духом надо быть, а вон там под крыльцом сидеть, как я сидел.
— Все услышал?
— Да немало. Не спалось мне, уж прости.
Помолчав немного, Велька сказала:
— Спросить можно? Так, чтобы ты не говорил об этом никому.
— Не скажу. Поклясться могу, хочешь?
— Не надо клясться, обещанья мне хватит. Скажи, княжич, почему ты меня звал то белкой, то лисой? Похожа, что ли?
Венко, кстати вспомнить, ее в лесу тоже лиской звал, верно ведь? И еще он сказал, что она арья, народ такой в Лесовани живет, и что он, Венко, вроде в ней рысью кровь разглядел, но мог и обмануться.
— Сам не знаю, — Ириней улыбнулся. — Не похожа, нет, а звать тебя так хочется. Теплая ты, светлая, золотая, маленькая, так бы под рубаху и спрятал. Не сердишься за такие слова?
— Нет…
Вовсе не такой уж маленькой уродилась Велька, хотя, верно, Чаяны пониже на полголовы, и больше не вырастет. Она уже взрослая.
Она удивленно поглядывала на Иринея и больше говорить не решалась. То, что он сказал, было вовсе не ответом на ее раздумья, а чем-то совсем другим, и к этому другому ей не хотелось лишний раз приближаться, трогать. Не готова она пока, нельзя.
Ириней подождал и заговорил сам:
— Ты о чем-то спросить хотела? Что тебя тревожит? Я клянусь, чтоб мне головы не сносить, никому ничего не скажу. И под крыльцом никто не валяется, я уже проверил.
— Ты понял, о чем я с боярыней говорила?
— Как не понять. Да и парни уже мои пересмеиваются, какая-то из ваших девок одному из них на ушко шепнула. Ты с боярыней своей Волкобоя нашего испытывала, не оборотень ли. Успокоилась? Не оборотень?
— Не оборотень, — согласилась Велька.
— Зря волновалась. Не стали бы мы тайком к вам оборотня везти, разве у вас волхвов знающих нет? Да отец твой нас бы прогнал, дай ему только повод, обижен ведь он, что против своей воли вас отдает. И невольно не могли, сами бы быстрей вас поняли, что к чему. Мы оборотней лучше знаем. Не бойся, не будет вам ни опасности, ни обиды.
— Я поняла уже, — кивнула Велька, — тут в другом дело. Боюсь говорить… да ладно. Молчать тоже не хочу. Мы поняли, что он не оборотень, да только я… я случайно заговор к себе применила. Я сама… наверное, был оборотень среди моих чуров, кто именно — не ведаю…
Ириней молча смотрел на нее и улыбался.
— Если мне нельзя… хочу сказать, что если не нужна такая невестка вашему отцу, то ты скажи, я не поеду. Верните меня обратно. Я и сама уехать могу, тут недалеко еще.
Ириней прервал ее, все так же улыбаясь.
— Ну да, и впрямь. И тати у вас по лесам не бродят вовсе никогда, и никто даже не взглянет в сторону отважной такой богатырши на кобыле за много-много гривен. Тебя разве только в рогожу[33] одеть да клюку дать… и то не дойдешь.
— Я дойду, я волхва, умею злое обходить, — заверила его Велька с улыбкой.
От его шутки ей стало легче на душе.
— Узнала, что оборотничья кровь в тебе, и испугалась. Это все, лиска?
— Все. Мало?
— Это даже не мало, а вовсе ничего. Ты одна это узнала, больше никто?
— Никто.
— Вот и хорошо. И не пугай своих наседок, они к такому не привычны. А вот я… мы, точнее, наоборот, привычные. Говоришь, сама умеешь распознавать. Тебе что для этого надо?
— Волосы.
— Ага, понял, — он быстро выдернул из-за пояса нож, сгреб в ладонь свои волосы и отхватил прядку, протянул Вельке, — на. Проверяй, я тоже посмотрю.
Велька взяла прядь, опасливо оглянулась на дверь в терем, нет ли кого, мысленно и почти уже привычно проговорила заговор и подожгла волосы. Они вспыхнули сначала обычно, а в самом конце полыхнули зеленым.
Она изумленно подняла взгляд на Иринея. Тот глядел весело.
— Вот видишь. У меня самого есть чуры-оборотни. Да не кто-нибудь, а князь рысий, рыси его до сих пор почитают. Деда моего, в смысле. Оборачиваться не могу, кровь сильно разбавлена. Да у деда и другие внуки, что в Лесовани живут, не все оборачиваются. В весях у оборотней разве только каждый пятый звериную личину имеет. Тебя ведь тоже никогда не тянуло… ну, перекинуться. Ты не оборотень, а так, восьмушка от него, или не знаю — четвертушка?
— Тянуло ли меня? Да я не представляю, как это бывает.
— Вот видишь. Княгиня кариярская, моя матушка, с рысиной кровью, так что отец и против невестки ничего иметь не будет, уж поверь.
— Э… понятно. Спасибо, что объяснил. — Велька потерла лоб ладонью.
Она такого не ожидала, конечно. Волкобой оказался ничуть не оборотнем, а вот кариярские княжичи, как и она сама, — оборотни, хоть и малость.
Она спросила осторожно:
— А все вы такие? Я хочу сказать — все четверо? Все княжичи?
— Нет, лиска, говорил я тебе, — теперь уж Ириней откровенно смеялся. — Моя матушка не всех нас рожала. И она, хоть княгиня, а не первая у отца, первая княгиня умерла. Не все мы рысьего князя внуки. Видишь, я тебе свои секреты тоже рассказывать начал. Сохранишь?
— Да, — кивнула Велька, — только в чем же твой секрет? Ничего интересного ты мне не сказал.
— Да в том хотя бы, что я у отца своего не старший. Не наследник. Не выдавай меня. Я тоже обещал, да проговорился.