— Вот как, — Велька кусала губы, осмысливая услышанное.

Получается, бабка Аленья и ушла из родного племени, чтобы не быть холопкой у оборотней-волков! Она не рассказывала о своем народе, как будто и думать о нем забыла, отдала дочь в жены вериложскому князю, которому поручила и судьбу внучки, и умерла, ни о чем не беспокоясь. И вот ее прошлое настигло Вельку, потому что та стала носить ее обереги.

— Здесь не Лесовань эта! — Велька вскинула голову. — Здесь у него права нет меня тронуть, кем бы ни была для него моя бабка, мало ли! Он, лесован, не в жены ведь меня взять задумал, как считаешь?

— Не знаю. Мне ты вот сразу полюбилась, может, и ему тоже? — он погладил ее волосы, пропуская между пальцев пряди. — Но не ходи больше на торг, ни за каким делом, обещаешь мне? Обещай, а не то…

— А не то что?

— Я подумаю, стоит ли мне некоторые свои обещания помнить! Тогда уже моя будешь, а не ему по глупости достанешься!

— А ты, купец, подумал, что сказал?! — тут уж Велька изо всех сил постаралась рассердиться.

Хотела, но не получалось.

— Обещаю я, обещаю, — сказала она уверенно, — ты меня напугал, вряд ли кто сумел бы лучше! Ни шагу на порог, пока они в городе, волки эти.

Так-то в самые ближние дни Велька надеялась уехать домой, в Синь. Но теперь, одной, пускаться в такой путь что-то расхотелось. И ладно, побудет она в Верилоге, сестру проводит. Отец не откажет.

И чего ей бояться, в самом-то деле, в отцовских хоромах за высоким забором?

— Вот и хорошо, — он привлек ее к себе и осторожно поцеловал в губы. И вдруг спросил: — А скажи-ка мне, лиска моя, сколько княжон в Верилоге вашем славном?

Велька моргнула от удивления, так не ждала подобного вопроса. Но с собой справилась, улыбнулась:

— Как сколько княжон? Одна-единственная, Чаяна Велеславна. Это все знают.

— Понятно, — кивнул Венко, — княгиня только одна бывает, и дочки ее княжнами зовутся. Но, помимо княгини, у князя ведь и меньшицы могут быть? А меньшицыных дочек как у вас зовут? Княженками? — и голос его так звучал, словно Венко улыбался хитро.

Вот так вопрос! Велькино сердечко тревожно застучало. Почему он об этом спросил, о чем догадался?

— Должно быть, так, — согласилась она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — А в других местах иначе?

— По-всякому, — Венко огляделся, снял с нее плащ и бросил под куст, — мы еще через костер не прыгали, а ведь надо? Не удержу тебя, тогда и говори, что не гожусь в мужья!

— А моя нога?

— Говорю же, удержу!

— Тогда подожди, только венок сплету.

Тот русалий венок остался то ли у озера, то ли в нем, а выходить к костру следовало в новом. Ну да на венок много времени не требовалось, Велька его в два счета скрутила из гибких березовых веточек, добавив к ним тех трав, что нашлись под ногами. Чтобы веточки березовые сломать, повинилась перед березой, разрешения попросила, как положено. Та пошелестела ветвями, позволяя. К костру княженка шла в обнимку с Венко, и было легко и весело. Хотелось с ним прыгнуть, хотелось, чтобы удержал, чтобы сумели они не разжать рук над священным пламенем. Как будто ей и правда за Венко замуж идти!

Не идти, конечно. Только в кощунах случается, чтобы купец княжескую дочь в жены взял, да и там купец ради такого должен большой подвиг совершить, Жар-птицу поймать или молодильные яблоки украсть, при этом железные башмаки стоптать, и еще чего только он не должен! Но хоть помечтать — можно? До рассвета, не дольше?

Через костер они прыгнули ловко, перенеслись так, будто были одним целым. А Вельке показалось, что ее заслуги в том было мало, это Венко прыгал, крепко держа ее, а она просто позволила перенести себя через огонь. И тут же они отошли прочь, от шума, от гвалта и радостных криков, не только затем, чтобы дать место следующей паре, а просто чтобы уйти вместе, в этой праздничной суматохе им было больше нечего делать.

— Что, пора нам папоротников цвет поискать? — предложил Венко, снова мягко сжав ее в объятиях. — А ну как найдем, и клад нам откроется ценою в весь Верилог? Ты не бойся, милая, я обещания не забыл. А ты, кстати, поцелуи мне без счета обещала — не забыла?

— Сначала — папоротников цвет! Это ты хорошо придумал! — смеялась Велька.

А до рассвета все еще долго было, так долго, что, кажется, и не будет его в этой жизни, рассвета…

Рассвет, конечно, наступил, но жизнь словно и впрямь стала уже другая, следующая. Или, может, просто во сне Велька гуляла с парнем по ночному лесу, забыв про какие-то там цветки папоротника, которые мало кто из живых когда-нибудь видал. А потом они вышли к речному берегу, поодаль от праздничного гулянья, и устроились за ивняком, на поваленном дереве, которое оказалось на диво удобным, не хуже лавки в горнице — если при этом прижиматься плечом к широкой, теплой груди Венко. Они говорили о чем-то, уже и забылось о чем! И целовались, а потом опять говорили, и опять целовались. А потом она задремала, а когда открыла глаза — уже был рассвет. А Венко рядом не было.

Они не попрощались. И ни о чем не условились. Вот был Венко — и пропал, нет его!

— Ах, княженка! — над Велькой заботливо склонилась челядинка с княжьго двора. — Княгинюшка уж беспокоится, всех погнала тебя искать! Леший не заморочил ли? Всю ночь где-то пропадала!

— Все хорошо… Ветелка, — не сразу вспомнила Велька имя женщины. — А леший… Может, леший то и был.

— Ох, Матушка Макошь! — Ветелка, не теряя времени, споро опоясала княженку поневой, остро стрельнув глазами по подолу ее рубахи — леший-то леший, а мало ли что, туго затянула гашник, а на плечи ей набросила большой платок. — Все ли ладно, княженка? — она пытливо заглядывала Вельке в глаза.

— Да все хорошо, Ветелка, не было лешего, — улыбнулась Велька, — пошутила я. Это я заплутала что-то, а потом сама не знаю, как заснула. Все хорошо.

— Заплутала? Значит, все же леший! — всплеснула руками женщина. — Не подходил, не показывался? А может?.. Ох, княженка!

— Да нет же, нет! — Велька засмеялась и поняла, что вот теперь проснулась окончательно.

А что случилось этой ночью, того больше нет. А есть рассвет. И все то, что всегда было и, надо полагать, будет еще долго. Значит, теперь первейшее дело — это косу заплести…

ГЛАВА 5

Сговор

Мало кто из добрых людей не приляжет поспать после купальской ночи. Когда Велька домой пришла, в их с Чаяной тереме тишина стояла, уставшие девки спали, кто в сенях, кто где. А Чаяна сидела у Вельки в горнице, ждала. Увидела — вскочила, подбежала, заглянула в глаза:

— Ну что? Видела?

Велька головой покачала.

— Не видела. Среди тех четверых ни на ком проклятья не видно.

Сестрица вздохнула.

— Матушка то же говорит. Что проклятого нет! Получается, и жениха моего среди них нет?

Выходит, и правда подрядила кого-то княгиня княжичей смотреть, и кого-то знающего, не то что княженка, волхвовка-недоучка. Может, и не стоило Вельке за это дело браться, пила бы русалий отвар и была бы как все.

Тогда бы она Венко не встретила. Не обнимал бы он ее всю заветную ночь, не целовал бы, не шептал бы ласковые слова…

— Ладно, сестренка, — потупившись, махнула рукой Чаяна. — Будь что будет. А ты где была-то, что тебя и не видали почти? — она придвинулась, заглянула в глаза. — А через костер с кем прыгала? Кто таков?

— Видела, значит? Купец один, — не стала Велька скрывать. — Сплоховала я, он меня изловил еще до озера. Так и ходил за мной всю ночь.

— Да ты что? — изумилась и развеселилась сестра. — Купец? И ты всю ночь с ним хороводилась? И через костер прыгнула! А ну как вообразит он себе лишнее да явится свататься? Что батюшка скажет?

Вот об таком Велька как-то не подумала. А ведь вполне возможно. Просить руку княжеской дочки Венко вряд ли решился бы, но ведь он ее челядинкой считает, она на ярмарке так называлась!

Вот тут все и откроется. Повеселятся люди. А отец осерчает, это и к ведунье не ходи.