Наконец Велька не сдержалась, сказала, беря колечко:

— Да не мой он, сестрица. Поверь уж наконец. И замуж за него я не хочу!

Чаяна насупилась, часто задышала.

— Не хотела бы — уже был бы мой!

— Как тебя убедить, не знаю, раз ты словам не веришь. Если он твой суженый, подожди просто. Сказали же резы…

— Ждать мне, пока не состарюсь? А что там сказали твои резы, одной тебе ведомо.

Вот это Вельку задело. Лукавить, рассыпая священные резы? Такое только себе дороже выйдет. И как было обмануть, когда все видели, и боярыни, и даже дева Быстрица? Чаяну измучила ревность, а значит, искать разумное в ее словах незачем, обижаться тем более.

Колечко Велька тут же надела на палец. Не взять — и подавно сестра решит, что не отпускает она Иринея.

Сказали же резы! А резам своим Велька верила.

Купеческий обоз нагнал их на шестой день, как встали полудничать. И купцы тоже остановились, немного поодаль, к Горынычу тут же посыльные пришли, во избежание недоразумений. Купцы оказались из знакомых, что не раз в Верилоге торговали, так что встреча получилась ко всеобщему удовольствию. Шел обоз из города Орехова, это три дня пути южнее Верилога вниз по реке, и дружина при обозе была, почти полсотни оружных кметей, даже на сторонний взгляд опытных. Почему так, скоро выяснилось, когда предложили купцы товар показать знатным путникам. Раскрыли тюки и разложили на кошмах оружие из Заморья, мечи и ножи из булата в серебре с камнями цветными, свертки драгоценных шелковых тканей и яркие ленты, гребни, ларчики всякие и другие вещички, искусно сделанные, и украшения были еще из серебра и золота. Дорогие товары везли купцы. И нельзя сказать, чтобы в свадебном обозе была в таких вещах нужда, а взглянуть захотелось многим.

Мужчины, конечно, собрались вокруг оружия, женщины засмотрелись на шелка и безделушки. И Велька в стороне не осталась, тоже подошла. Серебра им батюшка-князь в дорогу отсыпал каждой дочке, можно было себя побаловать. Любица не отходила от своей княженки, и Волкобой верный тут же терся. Подошли они к купцу-серебрянщику, что только раскладывал товар, постелив на кошму лоскут рыхлого синего бархата.

Купец, мужчина еще не старый, с удовольствием посматривал на ладную девушку. Он ее не узнал, даже если и бывал во дворе у Велеслава, княженку вообще мало кто видел из сторонних. Но что княжеский обоз везет невест, конечно, секретом быть не могло.

— Что, красавица, княжне служишь? В Лесном Краю останешься, с княжной, или домой вернуться хочешь?

— Как боги рассудят…

— Ишь, сторож у тебя злой, с ним шутки плохи. Вижу.

— Не злой он вовсе, — возразила она, взяв пса за ошейник.

— Как же, не злой, аж мороз по коже, как глянет, — заметил купец не без уважения.

Волкобой и впрямь глядел неласково.

— Ты не подарок ли кому присматриваешь, красавица? Жениху?

Посмотреть было на что. Обручья серебряные Вельке особенно понравились, на каждом рисунок затейливый, ветки резные и звери. Такие обручья и парню подойдут, и девице. Хороши, прямо приворожили — глаз не оторвать. Вот этот, с рысями среди переплетенных ветвей, так понравился, что из рук выпускать не хотелось.

Велька поднесла браслет ближе к глазам, любуясь искусной работой. Мордочки рысей казались живыми, а в глазках, когда падал свет, вспыхивали крошечные зеленые камушки.

— Мы невестку брали из этого племени, — доверительно пояснил купец, — да, из рысей, из Лесовани. Полюбилась сыну так, что о другой и слышать не хотел. Оно и хорошо, теперь родня там, есть у кого остановиться, когда по делам ехать. Принимают хорошо, люди добрые и честные, чего же лучше? Так похожие обручья мы и молодухе нашей дарили, и братьям ее — очень им понравились. Но это куда лучше будет. Сама хочешь носить? Видишь, оно-то не сплошное, по любой руке. Дай руку, боярышня!

Купец сноровисто надел ей обручье, сжал его слегка, и оно стал впору. Лишь зеленоглазые рыси очутились на ее запястье, Велька поняла, что купит, жалко было теперь расстаться. И подумалось сразу, а она-то — кто? Какого зверя кровь в ее жилах течет? Рыси, лисицы? Вряд ли волка, о себе как о волке она и подумать не могла. А уж медведя-берендея среди ее чуров точно не могло быть.

Тогда, в Верилоге, она купцов-оборотней испугалась, они ей врагами показались самыми злыми. А потом оказалось, что и в Иринее есть оборотневая кровь, и в ней самой тоже. Вспомнилось, как купец Касмет на торгу тогда с Иринеем стал говорить, и хоть не обрадовала купца та встреча, но вел он себя уважительно…

— А я этот возьму, тоже буду носить. Надо же, красота какая, — Любица взяла обручье с изображением волков, надела на руку, полюбовалась.

Крошечные волчьи глаза на серебре отливали красным.

— Говоришь, в Лесовани часто бываешь, добрый человек, — сказала Велька, — а в Карияр заглядываешь?

— А как же! Попадешь в Карияр, пошли спросить про меня у Брыя Возжича, купеческого старшины. Я Добряня, Карянов сын, он и отца моего помнит, и не он один! Нас знают. Если останешься там, так весточки со мной можешь домой слать, понадобится что — все привезу, не сомневайся, светлая боярышня!

— Спасибо, Каряныч, — сказала Велька, и впрямь решив имя запомнить, а ну как и пригодится.

И вдруг она поняла кое-что: купец ведь человек случайный, вряд ли станет сознательно неправду говорить. Кто-то ее обманывает, и дева речная об этом предупредила, но купец скажет правду!

Он сказал, что его все знают! Да ведь княжичей кариярских тоже должны знать и в Карияре, и в окрестных землях! И кариярские послы не могли не понимать, что и вериложцы смогут узнать правду о княжичах от кого-то стороннего, от тех же купцов, к примеру. Значит, что?..

Значит, скорее всего, княжичи назвались чужими именами, выдуманными!

— Сказки, Каряныч, ты ведь о семье кариярского князя слыхал? — дрогнувшим от волнения голосом спросила Велька, стиснув руку Любицы. — Как княжичей его зовут, сказать можешь?

Тут купец помедлил, улыбнулся виновато.

— Мне, боярышня, не велено с вами о том говорить, ни с кем. Уж прости. Это дела не мои, а мне еще торговать с Карияром, и детям моим торговать. Но имена я тебе назову, это тайна невеликая, как мыслю, — он нахмурился, припоминая, — зовут княжичей Велемил, Ириней, Яробран и Горибор, и еще Звенибор и Каремил… да последние вроде малы еще. А вообще, парней-родичей у князя Веренея много, всех не перечислить, и не отличаю я их. Довольно тебе?

— Да, спасибо, Каряныч! А старший из них кто?.. — это она уже наудачу спросила.

— Так Велемил же! — не помедлил купец. — Полюдье в прошлом году, я слыхал, Велемил и водил, с боярином каким-то из ближних. Ириней тоже водил, бывало, но тут уж… Но вы глядите, меня не выдавайте! — он просительно посмотрел на Вельку и Любицу. — И больше не пытайте, слова не скажу!

— Не выдадим, — пообещала Велька и за себя, и за боярыню, — а про Иринея что ты сказать хотел?

Но купец только рукой махнул.

Велька чувствовала себя одураченной. Эта мысль, что княжичи в Верилоге назвались не настоящими именами, показалась ей очень правильной, потому что иначе быть не могло, если им так уж надо скрывать, кто есть кто. Но купец перечислил те самые имена. Значит, не в том неправда.

Велька вздохнула глубоко, поколебалась и решилась:

— Скажи еще, Каряныч… нет, про княжичей да про Карияр я больше не стану спрашивать. Скажи, ты про Венко-купца ничего не слышал, не встречал его? Он тоже в тех местах бывал, что и ты, может, встречались? Он молодой, немного за двадцать ему…

— Венко, говоришь? — купец поскреб затылок. — А ведь слышал я вроде это имя! Но не припомню, красавица, ей-ей, не припомню. А еще про него что скажешь? Чей сын, сам дело ведет или за кем-то, откуда родом?

Велька только головой покачала. Ничего-то она про Венко своего не знала, кроме имени.

— Тогда вот что скажу. За нами еще обоз идет, на день отстали, а может, уже и меньше, скоро догонят. Мы их на развилке оставили, они подождать хотели своих, из Верилога да из Конева. Есть там из Лесного Края люди, у них поспрашивай…