— Ох, ну удивил так удивил! — покачала головой Вышана, обняла Вельку. — Ну, сестрица, все, что пожелаешь, твое. А отчего же ты… так вот, в стороне? — она показала взглядом на главный терем, куда сама только что увела княжну и старшую боярыню с их челядинками.

— Долгий разговор, захочешь, потом расскажу, — пообещала Велька.

Но, видно, Горибор или сам Мирята в чем-то просветили Вышану, потому что она поселила Вельку и Любицу далеко от остальных, в одном из дальних теремов. Что ж, разницы никакой, и там горницы были светлые. Вот с Чаяной бы хоть словом перекинуться, а не позволяли…

Убраны терема были богато, и столы накрыты, и бани топились. Воевна была довольна — хорошо, когда так встречают, это и им всем уважение, и больше всего их князю. И все же не такого малость ждали…

— Пока моими гостями побудьте, — объяснял ей боярин Мирята, — не положено у нас невесту сразу на двор к жениху везти. Княжья усадьба от гавани с другой стороны. Завтра князь Вереней всех ждет, праздновать, пировать. А покуда у меня отдыхайте, в себя приходите.

— Отчего же нас князь сам не встретил? — недоумевала Воевна.

— Так, опять же, не положено, — разводил руками боярин, — будут вам завтра в его палатах и встреча, и все почести. Обычай у нас такой, матушка. Вас тут вроде и нет пока, а невесту жениху нынче к вечеру отдадите, будто тайком. Волхвы их огнем окрутят, а там все готово, что полагается, так что проснется утром краса ваша кариярской княжной.

Воевна качала головой, не слишком довольная, что обычаи здесь иные, что пируют здесь не перед тем, как невесту жениху отдать, а уже после, что не волей князя все будет делаться, а как бы само собой — это что же за обычай такой? Разве не отцу полагается и все решать, и ответ держать перед людьми и богами за то, что в его роду, в его доме случилось?

— Как же он, и не благословит?

— Благословит-благословит, матушка. Без его воли тут и птица никому шапку не замарает, ей-ей, не сомневайся. И не вытерпит он, приедет сегодня, повидаетесь, — доверительно обещал боярин, — все путем будет, матушка. А уж как завтра попируем — дома рассказывать станете, да вам не поверят.

— Как же. Не поверят! А то мы пиров не видали, — бурчала боярыня, на что боярин только посмеивался.

Что ж, оставалось со всем согласиться, в чужом дому своих порядков не заведешь.

Вельке Мирята улыбнулся, подмигнул. После, улучив момент, сказал тихонько, вздыхая:

— Эх, княженка, кто же знал, что такая незадача выйдет? И где шалопута этого только носит! Уж я не сомневался, что к свадьбе он явится. Всего и дел, трех волчар за загривок оттаскать. Но ничего, еще подождем малость. Ты не переживай.

Это о Венко боярин говорил. Видно, что и сам беспокоился. И было о чем, в первый раз не Венко «оттаскал» оборотней, а как раз наоборот вышло. Они ведь люди, и оружные, а Венко как раз нет…

— Да они ему на один зуб, Велеславна, — добавил боярин, которому очень хотелось Вельку утешить, — если с умом все делать. А если без ума, как тогда… меня, значит, надо об пень да в омут, за то, что дурака воспитал.

Утешил…

И в баню пришлось идти уже после всех.

— Не понимаю я! — вздыхала Любица, охаживая Вельку свежим, этим же утром нарезанным березовым веником, — как будто Воевна решила тебя вовсе князю не показывать! Так ведь нельзя, нехорошо.

— А что князю до меня за дело? Он меня сватать не посылал. Хотел сестру в невестки — и получил сестру.

— Отвезем тебя к батюшке, это конечно…

— Вряд ли, Любушка.

— Отвезем, и не возражай. Может, уже на будущий год замуж выйдешь.

— Ой ли? Коса вырасти не успеет! — смеялась Велька, запуская пальцы в короткие волосы.

— Обойдется и без косы! Главное — как объяснить, что людям сказать! А с этим батюшка твой справится, волхвы помогут…

Вельке про это уже и слушать надоело.

После бани жизнь показалась во сто крат краше и приятней.

Невесту тем временем готовили к вечерним обрядам. Только Вельки это опять не касалось, они с Любицей сели вышивать. Вышана, покончив с хозяйскими заботами, пришла посидеть да поговорить, детей привела, их у нее оказалось двое: мальчик лет семи и четырехлетняя дочка, оба на отца, боярина Миряту, похожие. Витула и Олица. Витулка скоро убежал, а дочка с матерью осталась, ей тоже дали холстинку и нитки с иголкой.

Разговорились. Видно было, что хотелось Вышане с Велькой наедине потолковать и расспросить, но, пока Любица тут была, отложили на потом. А посудачить двум боярыням и так было о чем.

— Краем глаза бы на невесту взглянуть, говорят, краше ее мало кто, — говорила Вышана, споро орудуя иголкой, — очень уж нашему князю вашу княжну за старшего сына хотелось, — и глянула искоса на Вельку, — но тут его власти нет.

— Так он не виноват. Это княгиня наша помешала. Погоди, так что же княжны нашей жених, Велемил, который он? Не старший княжич? И как это — у князя власти нет? — удивлялась Любица.

— Нет. Велемил-то старший княжич, да только жених вашей княжны — Ириней. Он князю Веренею братич, сын его старшего брата, прежнего князя. Князь им всем именами поменяться велел, чтобы вы не знали, который кто. Это затем… скажу только, что предсказанье об этом есть. Поэтому князья старших сыновей жениться не принуждают, советуют только — это можно. Но ничего. Вроде очень люба Ирше ваша княжна. Значит, будут они счастливы. Князь Вереней ему город шапочный обещал, который отец его ставил. И самому ставить город придется. Но будет он князем, будет своими городами править. Под старшим князем, конечно.

— Шапочный город — это как?..

— Ну как же?.. Княжью шапку надеть можно, только когда город свой построишь. Тогда ты и князь, пусть и у старшего под рукой. У вас не так?

— Нет. Чтобы обязательно город ставить — нет у нас такого обычая. Значит, он Ириней. Правильно тогда резы говорили, а мы не поняли ничего. И проклятье он на себе испытал, еще когда при отце жил? А потом схлынуло проклятье?

Вышана кивала, Любица удивлялась, Велька торопливо шила — она все это уже знала.

— …Княжичи наши? Велемил, которого вы Горибором звали, он первой княгини сын, — не спеша рассказывала Вышана, — Ярша, Яробран то есть, — его вы знали как Иринея. Он сын княгини Заледы, рысьего князя дочери, меня потом она и сосватала Миряте Веденичу. А Горыня… Горибор, его мать моей родная сестра. Ее князь Вереней вскоре после Заледы меньшицей взял. И мать княженки вашей, как я понимаю, тоже дочь деда нашего от другой жены…

Любица качала головой, видно, то ли пытаясь вникнуть, то ли решая, верить ли всему.

— А как у вас свадьбы играют? Что за обычай такой невесту будто тайком увозить?

— Как же тайком, когда родители и отпустили, и благословили? — удивлялась теперь уже Вышана. — Просто все, заберет ее Ирша, их волхва ждет, окрутит, а постель им уже постелили. Я там была, сама видела. В овине, на двенадцати снопах, на мешках с житом, на бочонках с медом, на семи перинах, одеяла там собольи, и на стрелы в стенах соболя повесили, а подушки жемчугом шиты — это к женскому здоровью… У вас иначе?

— Да, почитай, все так же!

— Только у вас, должно быть, знают, кому стелют, а у нас стелили вроде одному, а невеста разувать другого будет! — смеялась Вышана.

Тут как раз Вельку вниз позвали, взглянуть на больную ногу одному то ли кметю, то ли кому еще — корабельщики, должно быть, слух пустили, что есть тут искусная знахарка. Любица тоже работу отложила, пошла с ней.

Внизу, в клети, сидел на лавке мужчина средних лет, плечистый, мощный, как дуб, седой наполовину, одетый в простую, корой крашенную рубаху, но вряд ли простой кметь — десятник, может, или сотник. Не по одежде, по повадкам. Взгляд у него был тяжелый, властный, студеный, морщины исчертили высокий лоб. А пояс вот на нем был простой, из кожаного ремня, сотнику такой точно не полагается. Сапог уже незнакомец снял, штанину закатал. На княженку глянул вскользь, на Любицу — внимательней:

— Ты ведунья? Нога разболелась некстати, старая болячка, поможешь — не поскуплюсь.