- Я ничего… не делала, - забормотала глупо, испытывая сильнейшее желание отойти хотя бы на пару шагов. Какой там – сзади я как раз упиралась в раковину.

- Делала, - тут же разубедил меня Сергей, с досадой косясь на разделяющую нас вазу. – Ты много чего сделала, Марта…

- Не понимаю, - сказала истинную правду.

Что с ним такое?! Наверняка в этом его странном состоянии виноват алкоголь – прежде Кайдалову и в голову не приходило вести себя так… и говорить подобные вещи…

Черт! Стоило признать, его вкрадчивый шепот, пусть далекий от романтических признаний, заводил так, что сопротивляться становилось все труднее. Я самой себе напоминала человека, попавшего в тесное узкое помещение с тремя острыми углами, в котором нет ни окон, ни дверей. Я начинала испытывать панику, к которой примешивалось... возбуждение, вызванное его близостью.

Я не хотела сопротивляться.

Нужно взять себя в руки и выставить Кайдалова за дверь… НЕТ! Вот уж чего я точно не смогу сделать, так это самостоятельно прогнать его вон. Не смогу, даже если надо мной нависнет грозная умница Саша с дневником о воспоминаниях разговора с Аллой наперевес. Возможно, и есть у Кайдалова какая-то любимая краля, от которой без ума все члены семьи, но пришел-то он сейчас ко мне! С этим дурацким букетом, такой милый и невероятно притягательный. Я не могу, не хочу сопротивляться, и если дальше будет только хуже… Осознанно приношу себя в жертву собственным чувствам. Любовь – не игрушка, чтобы можно было в любой момент взять и отложить на потом. Как и невозможно вновь поиграть со старой забавой… Я зависима от своей любви, и не мне ей противиться. Я слишком слаба для таких игр, хотя неписанные и даже не озвученные правила постоянно вертятся в моей голове.

- Ты заставляешь меня злиться. Я всегда знал, чего хочу, у меня никогда не было таких крупных проколов, - он мелко засмеялся, по-видимому вновь уловив какую-то сомнительную ассоциацию. – Но ты… Ты…

Он двинулся ближе, и я от неожиданности все же выпустила из рук давно напрашивающуюся вазу. Громкий звон разбившегося стекла заставил дернуться нас обоих. Я, не мигая, смотрела на осколки под своими ногами (и как не задело-то?), когда он вдруг придвинулся вплотную, снова навис надо мной, провел пальцами по моей щеке. Я вскинула взгляд, снова пересеклась глазами с его и, кажется, напрочь потеряла последние остатки здравого смысла. Сергей вновь лидировал (хотя, собственно, почему «вновь»?), и с каждой секундой я все больше теряла контроль над своими действиями.

- На улице так холодно? – снова невпопад спросила я, неосознанно касаясь пальцами его ладони, все еще обхватывающей мою щеку.

- Да, - тихо подтвердил он.

- Ты такой холодный…

- А ты такая теплая.

Он мягко коснулся губами моих губ, и все перестало иметь хоть какое-то значение. Меня снова унесло, подхватило стремительным потоком, смешало с обжигающе холодной водой и рвануло вниз; в одно мгновение я стала неотделимой частью гигантского водопада. У меня дух захватывало от скорости и высоты полета, дыхание сбивалось, руки дрожали в нетерпении. Это… непередаваемое чувство, ранее никогда еще не испытываемое мной. Это… потрясающе.

И все это время я знала, чувствовала, что не одна – рядом со мной любимый человек, и сейчас, вот в эту самую секунду, он меня не бросит. Его ладонь не перестанет согревать мою, он не поддастся бешеному напору неистовых водных потоков и останется со мной до самого конца. До того момента, как мы разобьемся, разлетимся на сотни тысяч мелких брызг там, внизу. Но это будет нескоро – всего через каких-то пару минут – а пока есть только это неподдающееся описанию чувство пикирующего полета вниз, ожидание неминуемого падения, от которого перехватывает дыхание, замирают все жизненно важные органы, останавливаются естественные процессы. Безумная энергетика, потрясающая мания полета, ожидание начала конца…

Спустя несколько минут он сидит, без сил привалившись спиной к стенке душевой кабины, и смотрит на меня из-под полуопущенных век; одна штанина кое-как подкатана вверх. Я сижу на коленях напротив и, едва не высунув от усердия язык, щедро поливаю перекисью его ногу чуть ниже колена. Оказывается, ваза все-таки выбрала себе жертву, просто сначала я не заметила этого из-за лавины накативших эмоций. Да и он ничем не выдал своего неожиданного «ранения»; кажется, вовсе не заметил боли. Если бы я не увидела кровь, пропитавшую ткань штанов, то он бы и не знал о ране.

- У меня должен быть бинт, - вскочив, я принялась поочередно раскрывать шкафчики тут же, в ванной.

- Фигня, - заявил Сергей. – Не суетись.

Но я не слишком прислушивалась к его бормотанию. Сейчас вспомнились рассказы бабушки о том, как опасны ранения, полученные от пореза стеклом. Вроде как мелкие осколки стекла, попадая в кровь, могут достичь сердца, и тогда, в свою очередь, все может закончиться летальным исходом. Я далека от медицины, но такое, честно говоря, кажется мне нереальным. Однако рисковать от незнания не хотелось, потому прекратить суетиться я не могла.

- Кажется, все, - с сомнением сообщила я, придирчивым взглядом окинув длинную продолжительную царапину.

Он только кивнул; на рану ему было глубоко наплевать.

- Марта, - позвал Сергей, не меняя позы.

- Да, - я глубоко вдохнула.

- Выгоняй меня нахрен отсюда, - он засмеялся, закидывая голову назад, затылком соприкасаясь со стенкой душевой кабины. – Не знаю, зачем я притащился. Мне просто… нужно было куда-то деться, понимаешь?

- Понимаю, - осторожно сказала я, хотя, признаться, понимания у меня не находилось. – У тебя что-то случилось?

- Да нет, - он закрыл глаза, но на губах по-прежнему играла улыбка. – Так, обычное дело, снова возникли недопонимания с дражайшими родственниками.

- И после ты поехал в клуб, - попробовала я восстановить цепочку событий дальше.

- Ага. И оттуда, уже хорошенький, к тебе.

Он, казалось, засыпал – немаленькая доля алкоголя в его крови делала свое дело. Отсюда и странности, и нелогичные, а точнее нетипичные для Кайдалова разговоры… А я-то, идиотка, уже успела помечтать о своем.

- Вот что, - я выпрямилась и сунула бинт, который все еще держала в руках, обратно в шкафчик. – Поднимайся, отправлю тебя спать.

Он засмеялся, но не сделал ни единого движения. То ли пытался не отбиваться от собственных правил, то ли и в самом деле засыпал. Я склонялась ко второму варианту.

Покачав головой, я сделала к нему пару шагов, наклонилась, чтобы помочь Сергею подняться, но он вдруг резко дернул меня за руку, вынуждая опуститься рядом. Сил у него, даже пьяного, было достаточно, чтобы я, потеряв равновесие, неловко устроилась справа от Сергея.

Он по-прежнему не двигался, и я постепенно тоже перестала ерзать на месте. Замерла, окинув его зачарованным взглядом, и тоже прислонилась спиной к стенке душевой.

- Знаешь, они хотят, чтобы я стал кандидатом наук, - вдруг сказал он, по-прежнему не размыкая век. – В нашей семейке все, как на подбор, профессора с репутацией и мешком научных работ за спиной, а я выбиваюсь из этого стройного профессорского ряда. Раздолбай без способностей думать и мыслить.

Я замерла, боясь, что в любую последующую секунду он замолчит, и больше ничего мне не скажет. Его неожиданная откровенность пугала прежде всего своей видимой невозможностью, но в то же время завораживала… Наталкивала на мысль о том, что перед посторонними людьми обычно не обнажают даже край своей души. Даже в нетрезвом состоянии. Хотя тут, как ни крути, все зависит от самого человека.

- Не знаю, зачем я пошел у них на поводу и связался с этой дрянной работой, наверное, все-таки хотел доказать, что тоже чего-то стою. Что я не изгой, - он снова засмеялся, но теперь это больше походило на хрип. – Постоянно кажется, вот уже предел, что это была последняя капля… А потом все начинается сначала, а может, мне только так кажется, и на самом деле это лишь продолжение, так похожее на начало.