— Считаете, что потом расслабится? — я очень сильно постаралась скрыть зевок, но у меня плохо получилось.

Вен ничего не ответил, но его взгляд сказал мне о многом. Да ладно, кузен, не надо на меня так смотреть! Я же не виновата…

Откуда-то из-за спины послышался вредный голос Пашки:

— А фаркомы будут?

— Только не сороконожки! — взмолилась я, не дав никому и слова сказать. — Я обещаю их попробовать и полюбить, но не сегодня!

— На завтрак подадут свежие яйца бегакки и жареный велячий жир, — вежливо и максимально отстранённо ответила тётушка, раскладывая на коленях салфетку из змеиной кожи.

— Походу, мне надо пройти с эвьером Венчивейю краткий курс биологии драконьего мира, — улыбнулась я, вздохнув с облегчением. Никаких насекомых, счастье-то какое!

Некс покрутил головой, но промолчал. Ничего, я спрошу его позже, что он скрывает. Темнит ведь, к гадалке не ходи!

Двери распахнулись, и толстая драконица в простом платье служанки принесла поднос с кубками и странным чайником, вырезанным из куска дерева. Я нутром почуяла, что это чайник, и в нём чай. Аромат диковинных трав, не похожих на наши, разлился по столовой. Господи, неужели я наконец нашла хотя бы чай в этом мире?

За мной поухаживали, налили в кубок горячей зеленоватой бурды, от запаха которой сразу закружились, запутались мысли, а, глотнув, я с удовольствием зажмурилась — вкусно, боже, как вкусно! И даже сахара не надо! Впрочем, похоже, с местным чайком пили мёд, поскольку Азур предложил мне положить кусочек сот с блестящим «натуральным сахаром» в кубок. Впрочем, я отказалась. Сначала надо посмотреть на этих пчёл. А пока попью просто чай…

А потом я улетела куда-то высоко на пушистом облачке, а может, и на крыльях, в общем, воспарила, вознеслась, и закачалась невесомо… И так было хорошо, что улыбка поселилась на моём лице, как и покой в душе. Даже подумала грешным делом, что меня чайком отравили, но внезапно проснулась от толчка. И вправду — оказалось, что я парю. Но не на крыльях и не на облачке, а на сильных мускулистых руках.

Азур заметил, что я открыла глаза, и улыбнулся:

— Спите, эсси, спите.

— Куда вы меня несёте? — слабо шевельнулась, но двигаться не хотелось.

— В ваши покои, королева.

— А где Некс?

— Некс? Наследник? — не понял сразу Азур, но голосок мальчика из-за его плеча успокоил меня.

— Я здесь, Маша.

— Ну тогда всё в порядке, — сонно пробормотала я и снова закрыла глаза. Кто бы что ни говорил, а с Азуром я чувствовала себя в полной безопасности.

И сны мне никакие не снились, кроме этого покачивания на облаках. А потом я проснулась и не сразу поняла, где нахожусь.

Спальня была маленькой, но очень свежей и просторной. Из мебели — большая кровать, на которой я разлеглась звездой, потеснив Некса на самый край, да шкаф, видимо встроенный в кору дерева. Окно было открыто, и лесной воздух, пахнущий хвоей, наполнял комнату, шевеля балдахин над постелью. У меня в ногах свернулась клубочком Кася. Вот так и знала, что эта зараза спрячется в одной из корзин с вещами! Баська, небось, тоже нелегально приехала во дворец — эти две словно попугаи-неразлучники.

Кстати, о попугаях. Пашка сидел, нахохлившись, на спинке грибного стула и покачивался во сне. Когда я зашевелилась, Кася сердито шикнула:

— С-с-спи ещё, рано-о-у…

— Маша королева, королева, работать, Маша! — сонно отозвался Пашка, встряхнувшись по-собачьи, и снова засунул клюв в перья на спине.

— Куда спать, всю жизнь просплю, — буркнула я, вставая. — Некса не разбудите!

Обследовав спальню, я нашла дверь в туалетную комнату с песочком. Здесь он не был таким ровным и меленьким, как в замке, но функцию свою выполнял отлично. После туалета я вышла в залу и усмехнулась. Картина маслом меня умилила.

Азур, скорчившись чуть ли не вполовину, спал, похрапывая, на коротком широком диванчике. На лице его блуждала улыбка, большие руки и ноги были сложены каким-то невероятным образом, как могут спать только борзые — чуть ли не в штопор закрученными. Покрывало в горошек сползло почти на пол, и я поправила, натянула на сильное, но беззащитное тело. Азур не проснулся, только поворошился и пробормотал что-то неразборчивое. А я обнаружила под покрывалом Басю, греющуюся под боком у дракона. Сгонять не стала — она любит тёпленькое. Пусть спят оба, а я пока оденусь и пойду на разведку.

Натянув на рубашку первое попавшееся лёгкое платье, которое нашла в корзине в спальне, я беззаботно вышла в коридор. Сейчас, вспоминая об этом, я удивлялась себе: почему была такой легкомысленной? Наверное, потому что чувствовала себя во дворце как дома. Собственно, я и была дома — я здесь родилась. Наконец-то нашла то самое место, где мне дышалось свободно… Мне даже казалось, что я помню эти стены, этот чуть скрипучий деревянный пол, эти вытертые от времени гобелены в пролётах между высоких стрельчатых окон. Конечно, это глупо, я не могла помнить. Мне было меньше года…

Послышались женские голоса, и я на миг остановилась. Прислуга. Удобно ли мне будет туда идти и мешать им? Но миг прошёл, я пожала плечами и двинулась на голоса. Господи, какая мне разница? Совсем с ума сойти можно с этим драконьим этикетом! Я хочу чаю, такого же, как пила утром. Походу, он расслабляет и успокаивает. Расслабиться и успокоиться перед тем, как меня посадят на трон и напялят на голову корону, мне просто необходимо. А может, я ещё и узнаю чего интересненького. У служанок всегда есть свежие сплетни!

Спустившись по лестнице на первый этаж, я попала на кухню. В большом помещении было светло, но душновато. Что-то варилось, что-то жарилось, что-то тушилось. С любопытством я принялась разглядывать драконью плиту, которая была похожа одновременно на печь и на шкаф. На ней стояли чугунки, из которых валил пар, а запахи витали довольно-таки приятные — мясные и овощные. Слава богу, никаких сороконожек!

В остальном, всё было так же, как и на любой кухне в любом из миров. Поварихи — одна толстая, вторая худенькая — суетились, очищая гигантские, мне по грудь, фиолетовые морковки от толстой шкурки. Третья драконица, морщинистая и уютная, как нянюшка Пушкина, вся в светлых кудряшках и в рюшечках на одежде, ловко щёлкала зубами маленькие продолговатые орешки, плюя шелуху в ладошку.

При виде меня все три синхронно присели в книксене, приняв парадное воплощение, на что я уже почти машинально ответила тем же, а потом та самая третья прищурилась и всплеснула руками, воскликнув радостно:

— Эсси Майаранелла! Не могу поверить, что дожила до того дня, когда снова увижу вас! Моя ж вы жабонька!

От такого нежно обращения я даже зависла на пару секунд, потом поинтересовалась осторожно:

— А вы кто? Потому что я вас не помню.

— Ох, да куда же вам помнить-то?! Садитесь вот сюда, ваше величество, моя ж вы жабонька миленькая! Ах как выросли! Как вытянулись! А ведь были такой малюсенькой, такой пухленькой… Не могу поверить!

Меня усадили за широкий стол из спаянных толстых листьев, передо мной тут же появилось блюдо лепёшек, кубок с чаем, какие-то белые шарики, похожие на Рафаэлло, такие же чёрные и ярко-малиновые. Мне сунули в руку нечто вроде персика наощупь, а на вид — чистый баклажан. Морщинистая старушка уселась напротив, сложив руки у груди и умильно улыбаясь, а я снова спросила:

— Так кто же вы? Мы раньше встречались, когда я была маленькой?

— Ох, Виуз! Я же ваша нянюшка, Пелте! Вот как вы родились, прямо в пелёночке мне вас дали — вот такусенькую, — драконица отмерила ладонями расстояние сантиметров в пятнадцать, что само по себе было невозможным, и продолжила, глядя на меня добрыми счастливыми глазами: — А матушка ваша всё хотела вас отобрать, всё хотела сама да сама! Да батюшка ваш не позволил, а и после смеялся да говорил — ты, душа моя Анастасиелла, точно последняя служанка, разве же можно королеве самой ребёночка пестовать?

В моей душе словно сошла лавина из снега, который лежал там долгое время. Стало жарко и душно, дым и пар защипал глаза, и я вцепилась зубами в баклажано-персик, чтобы не расплакаться. Неужели через столько лет я, наконец, узнаю, какими были мои родители, любили ли меня, заботились ли обо мне?