Просто уехать отсюда.
— Вы всегда хотели уехать?
— Нет.
— Только после того... ну... после того, как это случилось?
Она немного подумала и ответила: «Да...» и вновь посмотрела ему в глаза.
— Порт-Клер любопытный городок. Вы этого не поймете, если не выросли здесь. Дело в том, что тут все придумывают различные истории, росказни...
— Про вас?
Она кивнула.
— Они считают, что я... — и не закончила.
Он промолчал, потом сказал:
— Мне очень жаль. Простите.
Она старалась смотреть в сторону, мимо него, но он заметил слезы на ее щеках, достал носовой платок и протянул ей.
— Джери-Ли!
Она посмотрела на него.
— Я хотел бы быть вашим другом. И вы бы выговорились мне.
Слезы потекли сильнее.
— Нет! — воскликнула она. — Я не могу ни с кем говорить... никто ничем мне не может помочь!
— Но я могу попробовать, — сказал он со всей искренностью, на какую был способен. — По крайней мере, я вам должен это за то, что натворил мой сын!
— Вы мне ничего не должны!
— Поговорите со мной, Джери-Ли! Может быть, вам станет легче.
Она молча покачала головой. Все еще не выпуская ее руку, он встал и притянул ее к себе.
— Иди ко мне, девочка, — сказал он ласково, прижимая ее головку к груди.
Рыдания сотрясли ее. Он почувствовал это и долго молчал, обнимая трясущиеся плечи. Наконец, она успокоилась. Высвободилась из его рук, отступила слегка и посмотрела ему в лицо.
— Вы очень добрый человек.
Не отвечая, он достал пачку сигарет и на этот раз предложил и ей. Она взяла, он дал ей прикурить и сам прикурил. Вдохнул дым с видимым удовольствием.
— Мне на самом деле нравится курить, — признался он ей. — И я думаю, что брошу бросать курить.
Она засмеялась — именно на это он и рассчитывал.
— Вы очень забавный. Он улыбнулся ей в ответ.
— Нет, просто я смотрю на вещи реалистически.
— Вы действительно хотите помочь мне? — спросила она.
— Я же сказал, что да.
— Вы не смогли бы прочитать кое-что из моих вещей?
— Конечно.
— И вы скажете мне правду, какой бы горькой она ни была. Если то, что я пишу, плохо, — вы не будете вежливо ходить вокруг да около.
— Я слишком уважаю писательский труд, чтобы фальшивить. Если ни к черту-я так и скажу. Если хорошо, я тоже так и скажу.
Она помолчала еще немного, потом добавила:
— Есть еще одна вещь, которую вы могли бы для меня сделать?
— Что именно?
— Если у вас найдется время, конечно... — сказала она с сомнением в голосе. — Было бы очень хорошо, если бы вы зашли в банк и дали бы им понять, что вы не в претензии к ним из-за моего отца...
— А они что — там, в банке, — так думают? — воскликнул он с нескрываемым удивлением. Она кивнула.
— Но ведь это же просто глупо!
— Я же вам сказала, что вы сможете понять наш городок, только если выросли в нем, — вздохнула грустно Джери-Ли. — Они считают именно так — из-за вас. Мама страшно беспокоится, что отец потеряет работу, если вы заберете в банке свои деньги. Она не хочет ничего предпринимать только из-за боязни... Отец страшно сердился. Он хотел подать в суд, но она его отговорила.
— А что заставило его в конце концов действовать?
— Просто мы не могли позволить, чтобы Фред, негр из оркестра в клубе, пострадал из-за нас и попал в тюрьму.
Он задумался: да, скорее всего девушка была права, когда говорила, что жителей городка можно понять, только если вырастешь вместе с ними. — Ваш отец отсюда родом?
— Нет, — ответила она.
Да, и в этом есть свой оттенок, подумал он.
— Я выберу время и обязательно зайду в банк, — сказал он.
— Спасибо! — ее лицо просияло.
Неожиданно он почувствовал, что ему необходимо встретиться с ее отцом.
— И я бы с удовольствием позавтракал с вашим отцом, если вы не возражаете.
— Как вы хотите. Но вполне достаточно, если вы зайдете в банк.
— Я бы хотел познакомиться с ним, — сказал Торнтон. — Судя по тому, что я слышал, он очень хороший человек.
— Он самый благородный, самый добрый человек во всем свете, — сказала Джери-Ли, не задумываясь, — слова вырвались, казалось, прямо из самого сердца.
Глава 18
Лето еще не кончилось, а Порт-Клер получил новую тему для сплетен и пересудов: Джери-Ли и Уолтер Торнтон.
Вначале они встречались на пляже у мыса и сидели там часами, разговаривая. Его буквально заворожила ее и способность читать в душах людей в сочетании с жадным любопытством к ним. Ведомая удивительным инстинктом, она умела непостижимым для своего возраста образом добраться до самых сокровенных, тайных мотивов, которые двигали поступками людей.
Когда же погода ухудшилась и для прогулок по берегу моря стало слишком холодно, она стала регулярно, два ли три раза в неделю, приезжать к нему домой.
Он прочитал ее рассказы, сделал профессиональные замечания и высказал пожелания. Она переработала рассказы, он прочитал еще раз и помог ей разобраться, что из написанного заново работает на сюжет, а что нет. И, наконец, он дал ей свою пьесу.
Взяв рукопись она спросила, может ли она прочитать ее дома или еще где-нибудь — там, где рядом никого не будет. Он неохотно разрешил забрать пьесу с собой.
Три дня она не появлялась. Затем, как-то после занятий, почти к вечеру, она вошла в дом с рукописью в руке и отдала, не сказав ни слова.
— Что вы об этом думаете? — нетерпеливо спросил он. — Внезапно он понял, как для него важно, чтобы пьеса ей понравилась.
— Не знаю... — сказала она. — Я прочитала дважды, но не уверена, что все поняла.
— В каком смысле?
— В прямом. И больше всего у меня вопросов к образу девушки. Этот персонаж просто не работает. Я понимаю, что вы попытались сделать ее похожей на меня, но она получилась совсем непохожей. Во-первых, я вовсе не такая ловкая и умная. А во-вторых, ваша девушка слишком ловкая и хитрая, чтобы быть при этом такой наивной, как вы ее написали.
Выслушав ее оценку, он первым делом почувствовал, что его отношение к ней несколько изменилось — он раньше не предполагал, что она так остро и болезненно воспринимает свою собственную наивность.
— Но если она не сможет вертеть теми, кто ее окружает, не будет и сюжета для пьесы.
— А мне кажется, что его и так нет, — сказала она с завидной прямотой. — Я совершенно не могу понять, как человек, столь талантливый, умный, как ваш Джексон, может влюбиться в девчонку, втрое моложе его. В ней нет ничего, что бы могло его увлечь, кроме ее молодости.
— Вы считаете, что этого мало? — грустно улыбнулся он.
— Я говорю не о простой физической привлекательности. И уж во всяком случае, не о ее хитрости — такое качество просто оттолкнуло бы его. Должно быть что-то большее, чем все то, что у вас написано. Вот если бы она была женщиной, настоящей женщиной, может быть, я бы еще и поняла бы... Но она не женщина.
— А что, по-вашему мнению, может сделать ее настоящей женщиной?
Она с удивлением поглядела на него.
— Конечно же время. Время и опыт. Взрослеют, только благодаря времени и приобретенному опыту. И я повзрослею только таким путем.
— А вы не думаете, что он мог бы влюбиться в то, чем она, несомненно, станет в будущем?
— Такую возможность я не рассматривала, — сказала она задумчиво. — Нужно подумать...
Несколько минут она сидела молча, сосредоточенно размышляя, потом кивнула.
— Возможно... Но тогда должны быть не просто еле заметные намеки на то, во что она обещает превратиться, а что-то такое, что позволило бы зрителю догадаться, что в ней скрывается нечто большее, чем то, что сейчас видят все.
— Что ж, все это очень обоснованно звучит в ваших устах, — сказал он. — Пожалуй, я попробую взглянуть на сюжет с вашей точки зрения.
И тут она неожиданно смутилась, и щеки ее стали багровыми.
— Господи, я чувствую себя ужасно глупой, как ребенок, который пытается учить