— Нет, Тони, — сказал он в трубку. — Я же сказал тебе, что она настоящая дама. Да-ма! И не станет брать твои чертовы интервью во время коктейля. Это не ее стиль. — Он опять помолчал, слушая, потом внимательно посмотрел на меня. — Как она выглядит? — переспросил, видимо, для меня, — Потрясно! У нее всего много, так много, что даже не верится при ее стройности, но все вместе — высший класс. Что-то между Евой Гарднер и Грей Келли. Она относится к тому типу женщин, которые... ну, как бы тебе сказать... Словом, когда такая женщина входит в твой офис, тебе хочется встать на колени, чтобы поцеловать ее в... сам знаешь куда, — из чистого уважения. Словом, пришли мне рукопись, я прочту и провентилирую этот вопрос.

Он положил трубку.

— Прости, что пришлось говорить подобным образом. Но это единственный язык, который они понимают, эти сукины дети. Тони думает, что он может трахать любую актрису, которая появляется в его офисе.

— Кто он?

— Тони Стайлз. У него есть вакантная роль в картине. Они начинают съемки здесь, в Нью-Йорке, на будущей неделе, а девушка, на которую они расчитывали, получила выгодное предложение на побережье и дала согласие.

О Стайлзе я слышала. Помнится, что я даже знакомилась с ним как-то в Голливуде, когда была там с Уолтером. Вульгарный низенький человек, и рот у него. такой, что хочется сказать — грязный. Но он и его брат делали картины, приносящие деньги. Братья Стайлз.

***

— Что за роль? — спросила я.

— Работа на две недели. Нью-йоркская девица по вызовам, но высокого класса, на протяжении всей картины одевается и раздевается. Он говорит, что у нее есть несколько хороших реплик, но я смогу сказать с уверенностью только когда прочитаю сценарий. Он в сложном положении и, как мне кажется, заплатит двадцать пять сотен за двухнедельную работу.

— А я смогу прочитать после тебя? — спросила я.

— Конечно, — ответил он и бросил взгляд на свои часы. — О Боже — время ленча. Ты с кем-нибудь уже договаривалась на ленч?

— Я свободна.

— Чудесно. Я приглашаю тебя, и мы сможем поговорить поподробнее.

И ленч оказался совсем не таким, как я привыкла, — мы перекусили сандвичами у него в кабинете.

Глава 8

— Артистическое начало в нашей семье олицетворяет Джон. Безупречный вкус, хорошие манеры, высокий класс. Ну а я — пробивняк. Пройдоха, делец.

Но мы отлично ладим и дополняем друг друга. Я снимаю все дерьмо. Джон снимает картины.

Я сидела на кушетке в его офисе. Рядом со мной сидел Гарри. Напротив нас за письменным столом восседал Тони, а Джон стоял, небрежно прислонившись к стене. Кроме обычного приветствия, он не сказал еще ни слова, но глаза его внимательно изучали нас.

— Вам понравился сценарий? — спросил Тони.

— Она в восторге, — быстро сказал Гарри, опередив меня.

— Неужели? — заговорил, наконец, Джон. Интонация его мне совершенно не понравилась. Он ясно давал понять, что сомневается, будто кто-либо, обладающий хорошим вкусом, способен придти в восторг от сценария. И, к сожалению, он был совершенно прав. Я встретила его взгляд и сказала:

— Не совсем.

Гарри затих и напрягся.

— А что вы в действительности думаете? — спросил Джон.

Я успокоила себя мыслью, что все равно, так или иначе, эту роль я не получу, и сказала:

— Сценарий — большой кусок дерьма. Возможно, коммерчески выгодного дерьма, но в любом случае — дерьма.

Тони торжествующе сказал, глядя на брата:

— Ясно? Я же сказал тебе, что ей понравится! Я рассмеялась. Он, действительно, был ненормальным. По глазам Джона я поняла, что и он смеется. Тони обернулся ко мне.

— Как вы считаете, вы сможете сыграть эту роль? Я молча кивнула, отлично понимая, что такую, с позволения сказать, роль может сыграть любая девчонка с хорошей фигурой.

— Мы можем добавить немного диалога. Понимаете? Чтобы дать вам как актрисе возможность показать себя.

— Было бы неплохо.

— Вы не могли бы встать? Я поднялась на ноги.

— Будьте добры, снимите туфли. Хотя в тот день на мне были туфли без каблуков, я без слов сбросила их. Он обратился к брату:

— Не слишком высока, как ты думаешь? Джон молча покачал головой.

— Грудь своя? — спросил Тони. — Ну, вы не носите накладные сиськи?

— Я не ношу бюстгальтер. Конец абзаца, — сказала я терпеливо.

Тони без улыбки поглядел мне, прямо в глаза.

— Вы же понимаете, что я должен был спросить.

— Понимаю, — сказала я. — Поскольку из сценария я уяснила, что в картине моим костюмом будет в основном лифчик и трусики.

— У вас есть с собой бикини? Я молча кивнула.

— Вы можете переодеться вон там, — он указал мне на незаметную дверь в дальнем конце просторного кабинета.

Дверь вела в небольшую уборную. Я быстро переоделась и вернулась в кабинет. Прошла перед письменным столом, повернулась и остановилась.

— О'кей! — воскликнул он. — И еще один момент. Несколько сцен мы снимаем только для варианта, который пойдет в зарубежном прокате. У них там не такие строгие требования — без всех этих нюдофобий. Не то, что у нас тут, в Америке. Вы не станете возражать против нескольких сцен, так сказать, ню?

Я молча уставилась на него;

— Ничего вульгарного, — добавил он торопливо. — Пристойно. С хорошим вкусом. Но — сексуально. Вы понимаете? Вроде Бриджит Бардо или Джины Лолло-бриджиды. Высокий уровень!

Гарри вскочил на ноги.

— Исключается! — заявил он и повернулся ко мне. — Одевайтесь, Джери-Ли. Мы уходим.

Я покорно двинулась в направлении уборной. Вошла. Через закрытую дверь до меня донеслись громкие протесты Тони. Но когда я вышла к ним, все уже утихло.

— Все в порядке, — сказал Гарри. — Вам не придется играть сцены голышом.

— Я передумала, — сказала я. — Я вообще не хочу сниматься в этой роли.

Гарри уставился на меня, разинув рот. Я посмотрела с высоты своего роста на Тони.

— Было очень приятно познакомиться с вами обоими. Желаю удачи вашей картине, — взяла сумочку и вышла.

Гарри догнал меня у лифта.

— Я тебя не понял! — сказал он. И, действительно, в-глазах его читалось недоумение. — Я выбил для тебя тридцать пять сотен, а ты уходишь!

— Я не кусок мяса, — сказала я. — Если ему нужна телятина — пусть обратится в ближайшую мясную лавку.

Дверь лифта открылась. Я вошла, и он вслед за мной.

— Ладно, что мы теперь будем делать?

— Это ты мне должен сказать, — ответила я. — Ты мой агент.

— Попробую подумать еще о чем-нибудь.

Когда я пришла домой, меня уже ждало сообщение, записанное автоматическим секретарем: «Позвоните Джону Стайлзу».

Я поколебалась недолго и набрала номер.

Ответил Джон Стайлз.

— Говорит Джери-Ли Рэндол. Вы просили меня позвонить.

Его голос звучал мягко и спокойно:

— Мне очень неприятно, что мой брат вас расстроил, мисс Рэндол. Я был бы признателен, если бы вы согласились сыграть эту роль. Я бы хотел, чтобы вы передумали.

— Ради чего? Вы же знаете, что я думаю о сценарии.

— Сценарий — это слова. А фильм — это средство самовыражения режиссера. Кроме того, сценарий можно и изменить. Поскольку режиссер — я.

— Вы хотите сказать, что согласны переписать сцены с моим участием для меня?

— Нет, мисс Рэндол, не для вас, а для себя, — ответ прозвучал безукоризненно вежливо.

— Но моя роль недостаточно значима для такого утверждения.

— Согласен. Однако в контексте всего фильма она может стать очень значимой. И как мне кажется, именно вы могли бы сделать эту роль такой, какой она мне видится.

— У меня есть время подумать?

— Не очень много. Мы должны получить ваш ответ завтра утром. Мы выходим в павильон в понедельник.

— Утром я позвоню вам.

— Благодарю вас, мисс Рэндол.

— Благодарю вас, мистер Стайлз, — я нажала на рычаг и тут же набрала номер Гарри.

— Джон Стайлз только что позвонил мне, — сказала я.

— Я знаю. Он звонил мне, и я позволил ему уговорить меня дать ему твой телефон.