Тяжёлый жаркий вздох донёсся снаружи фургона. Мигель встрепенулся и быстро встал с кровати, спешно накидывая рубашку. Штаны он и так снимал лишь для того, чтобы в стирку отдать или по-большому сходить.
— Давай… Давай… — горячим шёпотом донеслось снаружи, и Мигель почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове, а руки потянулись к оружию.
Голос был мужской, а ещё из-за стены явственно слышалось пыхтение и какие-то ритмичные звуки. В голове Мигеля сразу возникла картина, от которой ему самому стало стыдно… Но раз уж одним из персонажей картины была его сестра, то Миг собирался жестоко покарать того, кто позарился на её девичью честь…
— Да, детка, давай… Да…
Вскипая, как котелок над костром, Мигель сплюнул на пол, чего обычно себе не позволял… А потом схватил винтовку, прислонённую к стене, и принялся искать патроны.
Голос он узнал. Голос принадлежал Иоганну…
И Мигелю стало грустно и горько от того, что теперь придётся убить самого близкого друга…
— Ещё! — голос стал громче, и Мигель понял, что больше не может этого выносить…
Оставив патроны в покое, касадор решительно распахнул дверь фургона. И застыл соляным столбом на пороге.
— Да, детка… Давай… Ещё чуть-чуть!.. — Иоганн сидел на брёвнышке рядом с костром и, высунув язык от напряжения, что-то вычищал из дула своего обожаемого «томаса». — Ага!..
Просияв, как марчельское солнышко, он вытащил ёршик из дула и радостно потряс ружьём, вытряхивая из него какую-то труху. И тут же заметил Мигеля, который заливался краской на пороге фургона — потому что, конечно же, понимал, как глупо выглядел минуту назад с перекошенной от злости рожей. И радовался хотя бы тому факту, что румянец на его смуглом лице почти не заметен.
А Иоганн тем временем приветливо улыбнулся старому приятелю:
— Доброе утро! Чего-то вы с сестрой рано сегодня! А ты чего с ружьём?
— Да вот… Услышал, как ты чистишь, и тоже решил!.. — Мигель смущённо кашлянул, радуясь тому, как быстро придумал отговорку. — Вот только комплект для чистки забыл…
— Да бери мой! — от щедроты души предложил Иоганн.
Давать заднюю было поздно… Мигель бы с удовольствием вздремнул ещё часок, но тогда Иоганну стало бы ясно, что с ружьём его друг выскочил из фургона вовсе не для чистки. Поэтому, тяжело вздохнув, защитник девичьей чести присел рядом, взял тряпочку из сундучка, добавил масла и принялся полировать оружие…
Мигель ненавидел чистить оружие. Мигель любил из оружия стрелять.
Со стороны отхожего места появилась Мэнола. Она критически осмотрела двух касадоров и покачала головой:
— Вот вам с утра заняться нечем…
— Нет ничего плохого в том, чтобы с восходом позаботиться о том, что даст тебе увидеть закат! — наставительно заявил Иоганн, подняв палец вверх.
— Лучше сейчас, чем когда будет лень… — неохотно согласился с ним Мигель.
— Идите вы к чёрту, мыслители долбанутые! — отмахнувшись, Мэнола сделала пару шагов к фургону.
А потом, обернувшись, выдала самым сладким голосом из всего доступного ей арсенала:
— Миг, а ты если своё чистишь, то, может, и моим займёшься? Пожа-а-а-алуйста!..
— Займётся, конечно! Неси! — вместо Мигеля ответил Иоганн. Необыкновенной душевной щедроты был парень…
Мигель с ненавистью глянул сначала на сестру, а затем на друга, но Мэнола уже скрылась в фургоне. А вскоре появилась из него со своим ружьём, которое и вручила брату.
— Ладно… Я ещё пойду посплю! — зевая, сказала она и благодарно погладила Мига по плечу.
С завистью посмотрев ей вслед, брат решил больше не кидаться на защиту её чести… Во всяком случае, в ближайшую неделю. А если эта кошка драная всё-таки влипнет в неприятности, то он лучше её саму пристрелит. Во всяком случае, оружия придётся меньше чистить… Да и мыться немного реже…
Лагерь просыпался. Из своего фургона вышла тётя Луиза и отправилась умываться к ручью. Следом выполз на порог сонный Бенедикт. Этот парень тоже любил поспать, но мама у него всегда вставала рано. А если уж живёшь в мамином фургоне — будь добр, подчиняйся её правилам. Один за одним, обитатели лагеря потихоньку просыпались и подтягивались на улицу.
Старик Джон запалил огонь, отправив Вульфа искать дрова. Вскоре показались у костра Анна и Луиза с надраенным до блеска котелком. Отстоявшего в дозоре на утренней смене Ламмерта сменил Пётр. Над лагерем разнёсся аромат готовящейся еды.
А зевающий Мигель, подхватив очищенные ружья, наконец-то отправился в фургон. Там он прислонил винтовки к стене и с наслаждением растянулся на кровати, мечтая урвать ещё хоть полчаса сна…
Едва он закрыл глаза и начал задрёмывать, как занавеска сестры громко зашуршала. А следом раздался до отвращения бодрый голос Мэнолы…
— Эй! Вставай касадор! Солнце уже высоко! — девушка подошла к винтовкам, взяла свою и осмотрела, со вздохом прокомментировав. — Вот как не умел нормально чистить оружие — так и не научился!..
Разлепив глаза, Мигель мысленно обматерил жестокий мир, сегодня решивший обернуться против него. Вслух же он, скрипнув зубами, произнёс только одно:
— Вот сама бы тогда и чистила…
— Эй! Не дуйся, касадор! — сестра подошла и чмокнула его в щёку.
От попытки поцеловать его во вторую щёку Миг лениво отмахнулся.
— Иди уже… Подлиза! — сказал он, поднимаясь с кровати и во второй раз за утро надевая рубашку.
— Кстати, ты уже начинаешь вонять! — заметила сестра у самой двери фургона. — Помылся бы… Да и штаны постирать отдай!
Мигель закрыл глаза и попросил у Бога всего две вещи… Побольше терпения — а ещё осечку, когда лукавый всё-таки подобьёт его пристрелить сестру. Ну а если направит сам Бог, тогда и без осечки можно. И даже без промаха…
Размеренная жизнь в последние недели заметно расслабила весь вадсомад. Иногда доходило до того, что решали обойтись без обеда — потому что его лень было готовить. В зенит лагерь вообще почти что вымирал: только дозорный оставался на улице, а все остальные прятались по фургонам.
Но на сей раз поспать днём не получилось…
— Едут! — крикнул со своего поста Иоганн, заметив вдалеке двух всадников. И без труда опознав в них Пеллу с Даном.
— Подъём, метены и мешо! — Джон Грин заставил себя подняться, невзирая на боль в не до конца заживших ранах. — За работу! Глава вадсомада вернулся!
Вокруг раздались стоны сожаления и облегчения. С одной стороны, заканчивалась длительная передышка, а, как всем давно известно, самая мучительная часть отдыха — это его завершение…
А с другой стороны, близился конец неопределённости, изрядно терзавшей весь вадсомад. В последние дни каждый в лагере нет-нет да и начинал гадать, куда направится дальше их неугомонная компания…
Последнее слово было за Даном, который обещал решить вопрос по возвращении.
И вот Дан и Пелла вернулись. А значит, пора было строить планы на будущее… Но сначала, конечно, их надо было, как полагается, накормить, напоить — и отправить на дневной сон, чтобы не мешали спать другим членам вадсомада. Хотя с Даном могло и не прокатить, потому что все знали: этот мрачный тип вообще может не смыкать глаз по несколько дней. А вот словосочетания «армейский стимулятор» они, к счастью, не знали.
Впрочем, первыми, о ком пришлось позаботиться, были воллы. А ещё Дан и Пелла привезли шкуру и броневые пластины сандоклёра. Выделать защитные нагрудники для всех касадоров взялись Вильгельм и старик Джон.
— Хорош! Сколько пуль? — спросил Грин, с затаённым восхищением разглядывая добычу.
— Четыре. Три на пластины и ещё одну на мозги, — не вдаваясь в лишние детали, ответил Дан. — Думал, он меня растопчет.
— Хорош! — повторил старик Джон, качая головой. — Хорош!..
Воллов почистили, накормили и напоили, поставив к остальным. И обед приготовили — по случаю возвращения путешественников, почти праздничный. Тем более что сделать его до зенита всё равно не получилось: Дан, злодей такой, отказался спать днём — а в результате обед плавно перерос в ужин.
