Ма-ма, ма-ма, что ж я буду делать?
Ма-ма, ма-ма, как я буду жить?
У ме-ня нет ни одной страх-птицы,
У ме-ня нет теплого пальта!{117}

Зал ликовал. Аплодисменты смолкли лишь для того, чтобы услышать новый куплет.

Если слушаются плохо,
Не жалейте поп и спин!
Посмотри, как порют лихо
Кубатай и Смолянин!{118}

Часть детей повскакивала со своих мест, но осмелевшие от примера ДЗР-овцев родители отвесили им подзатыльники и усадили обратно. Встревоженные страх-птицы закружили под куполом. Запахло озоном.

Видимо, сообразив, что выступление на грани срыва, Кубатай отбросил гитару, выхватил саблю… оглушительно свистнул.

И на арену выбежал наш Орлик. Но в каком виде! Выкрашенный в серебристо-серый цвет, с лампочкой, прикрученной к клюву! Сообразив, что издевательства над ненавистными роботами продолжаются, публика взвыла от восторга.

— Эт-то еще что за птичка? — риторически спросил Кубатай. И, приплясывая, погнался за пингвином. Орлик для вида пробовал убегать, но Кубатай его догнал, запрыгнул на спину и загарцевал по арене, на ходу выкручивая лампочку из патрона.

— О-е-ей! — войдя во вкус, крикнул Смолянин. Бросился к корзине, сдернул с нее юбку… там белели сотни куриных яиц!

— Бейте яйца! — завопил Смолянин, кидаясь яйцами в пингвина и размахивая своим кильтом. — Время бить яйца! Время бить яйца!

Все встали. И принялись скандировать, слегка замахиваясь правой рукой:

— Время бить яйца! Время бить яйца!{119}

Я понял, что присутствую при рождении Сопротивления. Наблюдаю его тайный опознавательный жест, вижу гордое клетчатое знамя и слышу смелый клич. Куда там испанцам с их «Но пасаран!».

— Время бить яйца! Время бить яйца!.. — продолжали вопить люди. Лишь иногда отдельные, видимо наиболее натерпевшиеся, уточняли тайный смысл:

— По-роть! По-роть!

Честно скажу: хоть мне и не нравилось то, что Стас с бедным миром сотворил, но тут я задумался. Как-никак родной брат… а против него зреет переворот! Что делать? Пойти против правды или против брата?

И тут в ослепительном сиянии Кубатай, Смолянин и Орлик исчезли со сцены. «Стас! — сообразил я. — Следил, негодяй. Через зеркальце волшебное или через наливное яблочко…»

А людей было уже не остановить! Люди кинулись на арену и принялись топтать ни в чем не повинный продукт. Некоторые, выхватив из брюк ремни, тут же укладывали своих детей поперек колена, спускали штаны и принимались объяснять разницу между преступлением и наказанием.

Через мгновение и нас с англичанами охватило белое свечение; Стас магически выдергивал нас из цирка.

Глава седьмая,

в которой малолетний чародей обижен и озадачен, а Кубатай признается, что он был не прав

(Рассказывает доктор Ватсон)

В апартаменты юного тирана мы вернулись, так и не досмотрев до конца замечательное цирковое представление. Вместо табуретки посреди зала стоял роскошный трон. Для нас были приготовлены шесть зеленых, обитых бархатом кресел. Стас сидел на троне и вертел в руках маленькое блюдечко с наливным яблочком на нем.

— Так, — мрачно произнес он, глядя на генерала.

— Стас, ты не прав, — отважно сказал Кубатай, размазывая по лицу грим. — Ты совершенно не прав!

— Я все хорошо сделал! — упрямо заявил Стас. — На Земле теперь войн нет! И детей не обижают! Я еще литературе покровительствую и экспедицию на Венеру готовлю!

— Стас, во-первых, нельзя так самовольно счастье навязывать.

— Можно, — заложив ногу за ногу, ответил Стас. — Вы садитесь, садитесь, в ногах правды нет.

— Во-вторых, дети — они иногда куда хуже взрослых… — вздохнул Орлик и всплеснул крыльями.

— Ты бы уж молчал… Кащей! — отрезал Стас.

— Без магической силы я лишь мирный ученый Манарбит! — возмутился Орлик. — Заколдованный неким юным магом.

Стас щелкнул пальцами… и Орлик преобразился в Кащея! То есть — в ученого Манарбита. Вполне приличный на вид человек, похож на бакалейщика с Бейкер-стрит!

— А в-третьих, мистер Диктатор, — добывая из кармана трубку, сказал Холмс, — ты вернулся вовсе не домой. Это всего лишь книжка! «Царь, царевич, король, королевич…» И теперь мне ясно, почему она носит столь странное название.

Вот это замечание моего гениального друга уязвило Стаса. Он наморщил лоб… но потом просветлел лицом.

— Вам завидно, да? — радостно спросил он. — Завидно! Но я не жадный. Живите в моем мире, пользуйтесь. Вас, как моих друзей, все уважать будут. Все вам будет! Холмс, вы станете министром внутренних дел. Вы, Ватсон, министром электрификации. Кубатай, ты за космос будешь отвечать. И за диверсии. И за охоту. Вместе будем охотиться — на тигров, пантер, львов! Смолянин, я тебя министром культуры сделаю. Хочешь? Кащей… ладно, Манарбит! Я даже на тебя не злюсь! Хочешь — станешь президентом Академии наук? Или советником по делам магии?

Стас соскочил с трона, возбужденно прошелся взад-вперед, потом подошел к брату, взял его за руку и тихо сказал:

— Костя… А тебе, ты ведь мой брат… Я тебе тоже магическую силу дам. Как у себя… почти. Вместе будем править.

Признаюсь, это было трогательное зрелище. Но в сердце мое закрался страх: а вдруг кто-то из нас не выдержит и поддастся на посулы тирана? Вот я, например… Быть министром электрификации всего мира — что может быть прекраснее?

Костя молчал. Кубатай крутил ус. Смолянин улыбался, грызя ноготь. Манарбит облизывался.

— Костя, да мы же все теперь можем! — продолжал свои уговоры Стас. — Все! Помнишь, ты о мотоцикле мечтал?

Юный джентльмен щелкнул пальцами, и прямо в комнате появилась сверкающая никелированными частями конструкция.

— «Харли Дэвидсон»! — гордо пояснил Стас, уселся на трон, закинул ногу за ногу и продолжил уговоры: — Говорите, не все у меня хорошо? Так помогите! Я вот ночей не сплю… похудел, кстати! А почему? Все потому, что не только о себе думаю… Костя, помнишь эту сказку дурацкую «Цветик-семицветик»? Девчонке счастье привалило, а она: «Хочу на Северный полюс…» — потом: «Ой, холодно, хочу обратно…», а листочков — уже пять осталось… Или «Шел по городу волшебник». То ему клюшку, то еще какой-нибудь ерунды… Вот другой пацан — умный, сразу миллион волшебных коробков заказал. Но он жадный был, злой, а я нет, я для всех хочу. По-государственному думать надо!

— У Стругацких в «Пикнике» парень обо всех думал… — попытался возразить Костя.

— Ну да, классно он придумал: «счастья всем и бесплатно…» Откуда этот шар-то дурацкий знает, что кому нужно? Тут пожеланиями не отделаешься — тут надо рукава засучить и вкалывать. Это во-первых. А во-вторых, одно дело — книжка, другое — на самом деле…

— Вот именно, мой юный друг, — вступил в разговор Холмс. О, его строгий дедуктивный ум не поддался на посулы Стаса! — Это мир книжный. Вымышленный. В реальном мире никаких изменений не произошло. Вам же, в целях безопасности всей Вселенной, следует как можно скорее вернуться в него.

— Кубатай сказал, что эти миры совпадают! — возмутился Стас. — А он — самый умный! Правда? — И он повернулся к генералу за поддержкой.

— Ну… — смущенно протянул Кубатай. — Ты прав, мой мальчик, но, увы, лишь наполовину. Трезво подумав, я понял, что реальный мир и мир художественного произведения, пусть и документального, несколько различны.

— Стас, да ты сам подумай, — вмешался Костя, призывая юного деспота к здравомыслию, — волшебство Кащея вне острова не должно действовать…