Он взнуздал Гнедка и печально промолвил:

— Теперь буду практиковать хорошие манеры. Без закуски не пить, матушке письма писать… С богатырями не ссориться. О! Кстати…

Перед Иваном стояла группа о чем-то оживленно беседующих богатырей. Один из них, тощий и интеллигентный, был дураку знаком. Именно его использовал Муромец на лестнице в качестве булавы.

Так вот, из кармана этого богатыря случайно вывалилась грамотка. И рассеянный богатырь, наступив на нее кирзовым сапогом, стал втаптывать бересту в грязь.

— Расступись, расступись! — заорал Иван и, ловко перегнувшись с коня, выхватил грамотку из-под сапога богатыря. Тот смерил его гневным взглядом и заявил:

— Что это вы, молодой человек, в грязи роетесь?

— Вот, — радостно пролепетал Иван, протягивая богатырю грязную бересту. — Вы письмецо обронили.

— Это не мое письмо.

— Но я же видел, как оно выпало из вашего кармана! — настаивал Иван.

— Ха! — хором воскликнули богатыри, поглядев на бересту. — Почерк Марьи-искусницы. Уж не шашни ли у тебя с ней, Алешенька?

— Нет. Это не мое письмо. И почерк не Машин. Или вы хотите сказать, что и сами получали от нее письма?! — заорал богатырь. Его товарищи сконфуженно опустили глаза.

— Это просто заявка Микуле Селяниновичу на комплект праздничных кольчуг, — потрясая грамоткой, продолжил Алеша угрожающе. — Верите?!

— Верим, верим, — затараторили богатыри.

— Ну хорошо, коли так. Я отдам бересту Микуле… при случае.

Богатыри стали торопливо расходиться. Иван остался один на один с Алешей.

— Юноша! Вы — убийца! — гневно заявил Алеша.

— Да? — удивился дурак.

— Да! Вы убили мою веру в чистую любовь. Так что…

— В полдень, на Куликовом поле, — обреченно сказал Иван. — Да, кстати, вы, часом, не знаменитый Алеша Попович?

— Он самый, — удивился богатырь. — Откуда знаешь?

— Догадался, — разворачивая Гнедка, бросил Иван. — До встречи на поле…

Долго скакал Иван по Киеву. «Ох и дурак, — думал он о себе. — Поссориться с тремя былинными героями, с тремя богатырями!» Он пришпоривал Гнедка и гнал все дальше и дальше, пока не понял, что его одолевает сушняк. Подъехав к колодцу, Иван стал ждать.

Через полчаса к колодцу подошла красна девица.

— Красна девица! — позвал ее Иван.

Та лукаво улыбнулась.

— Дай-ка мне испить водицы, от вражьей крови умыться, — продолжил Иван.

— Какой смешной, — фыркнула девушка и, набрав полное ведро, изящно протянула его дураку. Второе она поставила перед Гнедком, чем сразу завоевала сердце последнего.

Допив водицу, Иван икнул и спросил:

— Как звать-величать тебя, красна девица?

— Марья-искусница, — томно произнесла красавица. — И никакая я не девица, а вовсе мужнина жена.

— То дело поправимое, — похлопав по булаве, сказал Иван. — Ох, Марьюшка, люба ты мне! Давай пофлиртуем легонько?

— Светло еще, добрый молодец, — остановила она его порыв. — Что люди добрые скажут? Приходи вечером на сеновал.

— Эх, Марья. Не дожить мне до вечера, — грустно сообщил Иван. — Вызвался я биться с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем да Алешей Поповичем… Кранты мне.

— Да, тяжко дело, — облокотившись о колодец, сказала Марья-искусница. — Со всеми сразу, что ль, биться будешь?

— Выходит, что так. В полдень, на Куликовом поле.

— А победить слабо?

— Слабо, — признался Иван. — Да и не поднимется у меня на заступничков народных булава.

— Чем бы тебе помочь?.. — задумалась Марья, доставая из кармана горсть жареных семечек и увлеченно их лузгая. — Будешь?

— Да я больше бананы уважаю, — слабо возразил Иван, но угощеньем не побрезговал. — Так как насчет флирта, а?

— Приходи на сеновал, — твердо повторила Марья. — А на поле Куликовом всякое может случиться. Не вешай носа раньше времени.

— Буду жив — приду, — вздохнул Иван и медленно поехал на Куликово поле.

Прибыв на поле, Иван обнаружил, что опередил всех трех своих противников. Будучи человеком хоть и простодушным, но не лишенным определенного чувства юмора, Иван усмехнулся про себя: «Похоже, на тот свет я спешу больше остальных… — Но тут же мысль его продолжилась: — Оно и понятно, потому как противники мои — настоящие былинные богатыри, на тот свет они и не собираются…» От догадки этой Иван приуныл и понурился.

Горестные размышления его прервало появление богатырей. Появившись с разных сторон Куликова поля, они одновременно сошлись в его середине и теперь озадаченно разглядывали друг друга.

— Та-ак, — нарушил тишину Илья Муромец, — что это значит?

— Я дерусь с этим добрым молодцем, — объяснил Добрыня, указывая на Ивана рукой и тем же движением как бы приветствуя его.

— Но я тоже дерусь с ним, — заявил Илья.

— И я, — добавил Алеша.

— А теперь, милостивые богатыри, когда вы все собрались здесь, — поспешил прояснить ситуацию Иван, — разрешите мне принести вам свои извинения.

При слове «извинения» лицо Добрыни затуманилось, по губам Ильи скользнула пренебрежительная усмешка, Алеша же отрицательно покачал головой.

— Вы не так меня поняли, — поспешил объясниться Иван, — я прошу вашего извинения за то, что убить меня сможет лишь один из вас троих, а значит, еще двое останутся без должного удовлетворения. Поверьте, ежели я мог бы умереть трижды, я бы сделал это из одного только уважения к вам. И еще. Хочу я попросить вас: опосля погибели моей отправьте отцу-батюшке моему весточку. Что, мол, полег твой сын Иван-дурак за землю нашу Русскую. — Иван шмыгнул носом. — Но никому больше о том, как звать меня, не сказывайте: пусть молодец Емеля, моим именем воеводе назвавшийся, так дальше и прозывается… — Говоря это, он ощущал крайнее смущение от мысли, что богатыри решили, будто он хотел уклониться от поединка. Потому, произнеся вышеприведенную тираду, закончил он так: — А теперь — к делу! — И, выхватив без дальнейших проволочек булаву, принялся угрожающе раскручивать ее над головой.

Богатыри умиленно его разглядывали.

— Славный юноша, — заметил Добрыня.

— Не честь бы богатырская, предпочел бы я его иметь не во врагах, а в сотоварищах, — признался Илья.

— Согласен с вами, друзья мои, — сказал Алеша, — однако драться придется, и тут наше положение еще сложнее, чем его, — кивнул он на продолжающего со свирепой физиономией размахивать булавой Ивана. — Не можем же мы, в самом деле, втроем наброситься на этого бедного отрока. Как быть?

— Самым разумным будет драться с ним по очереди, — предложил Добрыня. — Давайте посчитаемся, кому первому.

— Не пойдет! — не прекращая вертеть булавой, выкрикнул Иван. — Первый имеет больше шансов получить удовлетворение! Вместе деритесь, кому повезет!

— Давайте так, — высказал свой вариант Илья, — пока он двоих не ухайдакает, драться не будем. А уж кто останется, тот ему за всех отплатит. — С этими словами он, покорясь судьбе, закрыл глаза и, вытянув руки по швам, замер. Не долго думая его примеру последовали Добрыня и Алеша.

Запыхавшийся Иван опустил булаву и обиженно крикнул:

— Вы что, издеваетесь?! Как же я могу беззащитных людей бить?

Богатыри открыли глаза и переглянулись.

— Да-а, — протянул Илья Муромец, — незадача…

И тут сие неестественное равновесие благородств нарушило появление на поле необычного существа. Вообще-то трехглавый змей на Руси — не диковина. Ребятишки их дразнят, богатыри, прибавляя себе славы, с ними бьются, а особо удачливые крестьяне даже ухитряются, запрягши, пахать и боронить на них землю. Но существо, появившееся на Куликовом поле сейчас, было необычно как раз тем, что голов у него было не три, а четыре. Поглядывая на явно лишнюю голову, три остальные тоскливо взревывали. Богатыри уставились на змея.

— Непорядок, — прервал всеобщее замешательство Илья Муромец, — нас трое, а голов — четыре. Кому-то две достанется, а это — нечестно…