— Слыхал, как же! Но на Емелю я руки не подниму, не проси даже! Брат он мне названый!

— Да Емеля-то мне по нраву пришелся, — успокоила его Василиса. — Загвоздка в том, что на свадьбе той Владимир меня в серьгах, им подаренных, видеть желает. А их нет у меня.

— Где ж они?

— У Кащея.

— У Кащея?! — вскричал Иван горестно. — У Бессмертного?! Да как они попали к нему? Выкрадены?

— Я их сама Кащею отдала.

— Сама?!! — завопил Иван, отбросил в сердцах примочку медвяную, сел на кровати и, обхватив руками голову, запричитал: — Ах ты бедная земля Русская, как же тебе ждать благоденствия, коль сама Василиса Премудрая полюбовные подарки Кащею делает?!

— Дурак ты, Иван…

— На себя-то посмотри, распутница!

— Да ведь не всегда Кащей злодеем был! Прежде слыл он алхимиком талантливым. Вместе с ним я премудрости училася. Там, студентами, и познакомились. Молода я была да неопытна, только-только пошла за Владимира. Однокашник — Кащеев фамилией — в гости прибыл в отсутствие князево. Как увидел он серьги в ушах моих, князем давеча мне презентованные, стал просить одолжить их на времечко. Для физических якобы опытов. Минерал в них какой-то особенный… Посуди, как откажешь сокурснику?

Не все слова из речи Василисы понял Иван, оно и понятно — премудрая она. Однако общий смысл уловил. И поинтересовался:

— А почему Владимир захотел тебя в этих сережках видеть? Уж так ли это важно?

— Гапон проклятый нашептал ему. А князь-то ревнивый у меня. И в молодости к Кащееву ревновал, теперь — к Кащею, выходит. Завидовал Владимир ему очень: большие успехи тот в науках делал. А Владимир мой — все больше по административной линии.

— И тут, стало быть, Гапон успел напакостить, — покачал Иван головой понимающе. — Но теперь-то князь не должен прохиндею верить…

— Говорю же, ревнует он. Сердцу, Ваня, не прикажешь.

— И то верно, — согласился тот, вздохнув. — Беда.

— Беда, Иванушка, — и слезы покатились по щекам премудрой княгини. — Но не наказания я боюсь боле всего, а того, что князь верить мне перестанет, к советам моим прислушиваться. Таких он тогда дров на Руси наломает!.. Ну так как, богатырь, возьмешься ли задание мое выполнить, сережки от Кащея доставить?

— А где его искать-то, Кащея?

— На острове Буяне, это все знают.

— Это-то и я знаю. Да ведь срок очень маленький. Где остров тот? Где на нем замок Кащеев? Найти-то успею?

— Не бывала я в царстве Кащеевом. Что могу я тебе посоветовать? — Она замолчала. Потом спросила: — А не знаком ли ты с кавказцем по имени Кубатай?

— Нет, — помотал Иван головой. — А что?

— Ходит слух, что мудрец он великий, все на свете знает. Может, пособит Кащея найти?

— А Кубатая-кавказца где искать?

Василиса виновато пожала плечами. Иван удрученно вздохнул:

— Что толку тогда в мудреце том?

— Нет толку, — признала Василиса, по обыкновению слегка ломая руки. И тут нервы ее не выдержали, и она вскричала: — Спаси меня, Иван, верни мне серьги! В твоих руках судьба Руси!

— Готов живот свой за нее положить! — вскричал Иван в запале. Да видать, слишком громко вскричал. Потому что миг спустя стук в дверь Василисину раздался. То князь стучал.

— Открой, жена неверная! — раздался его взволнованный голос. — Открой немедленно, я слышал в твоей комнате голос мужчины!^{61}

— Мужчины?! — оскорбленно вскричала княгиня, торопливо раздеваясь и знаками показывая Ивану, что тот должен срочно покинуть комнату через окно. — Полно, князь, откуда здесь мужчина?

— А вот это мы сейчас у него и узнаем, — заверил князь. — Открывай, брось придуриваться.

— Князь, я не одета, — возмущенно и кокетливо одновременно заявила Василиса.

— Еще бы! — вскричал Владимир и принялся ломать дверь дубовую.

А Иван, не в силах оторвать очей своих от полуодетой Василисы, так и замер посередь комнаты, рот открывши. Можно ли винить его в том, если припомнить, что Василиса была не только Премудрой, но и Прекрасной?

Тут Василиса бесстыжий взгляд его приметила, потупилась, зарумянилась, рукой грудь свою белую прикрыла. Но от очередного удара в дверь вздрогнула, нахмурилась и, пальчиком Ивану погрозив, на щеку свою показала. Иван понял, на что она намекает. Припомнил давешнюю затрещину, вскочил на подоконник, грациозным движением ноги сбросил вниз лестницу веревочную, послал княгине поцелуй воздушный да и был таков.

В ту пору мимо караул богатырский проходил: Гаврила Недюжинная Сила да Федот-стрелец, удалой молодец^{62}. Увидали они спускающуюся из окна дворцового темную личность да и взяли ее под белы рученьки.

— Попался, тать! — вскричал Гаврила.

— Мужики, не узнаете, что ли? — ответил Иван шепотом.

— Да это ж новенький! — признал Федот. — Глянь-ка, к кому он ночами шастает! — и указал на окно, в котором исчезла веревочная лестница.

— Ай да Ваня, ай да сукин сын! — восхищенно отозвался Гаврила.

Тут из окна высунулась взлохмаченная голова Владимира.

— Эй, кто там внизу?

— То мы, княже, караул богатырский, — ответил Федот. — Федот, Гаврила да новенький, дурак который.

— Чего это вы втроем сегодня?

— По приказу воеводы — караул усиленный. В преддверии торжеств свадебных, — не моргнув и глазом, соврал Федот.

— Это правильно, — заметил справедливый князь. — Умный у меня воевода. А не шастал ли тут кто подозрительный? Типа Кащея?

— Никак нет, княже. Спокойно все.

— Это хорошо, — сказал князь. — Службу несете исправно. Завтра же всех троих к награде представлю.

— Служим земле Русской! — хором откликнулись богатыри.

— Ну все, ступайте, — сказал Владимир, и голова его исчезла.

— Ой, ребята, спасли вы меня, — зашептал Иван. — Пойду-ка я домой, от греха подальше.

— Что-то незаметно, чтобы ты от греха бегал, — заявил Гаврила и заржал, довольный своим каламбуром. — Ладно, иди, не боись, не выдадим.

С тех пор авторитет Ивана в богатырских рядах вырос неописуемо.

Иван пришел к Марье-искуснице сам не свой. Еще с порога он гаркнул: — Марья! Борща! — и прилег в горнице на дубовую лавку.

— Сейчас, Иванушка, — заторопилась Марья, зажав фартуком горшок с наваристым борщом. — Сейчас, светик мой. Тебе со сметанкой?

— Все равно, — скорбно сказал Иван. — Со сметанкой.

Он мрачно хлебал борщ, а Марья, усевшись напротив, ласково поглядывала на него, не забывая подрезать хлеба белого.

Когда Иван утолил первый голод, обсмоктал косточки и съел на закуску гроздь бананов, настроение его слегка улучшилось. Он даже взял у Марьи пригоршню семечек и сделал вид, что лузгает их.

— Что ты, молодец, не весел, что ты голову повесил? — поинтересовалась Марья.^{63}

— Как же мне не горевать? Вызвался я помочь Василисе Прекрасной, а как — ума не приложу, — горько признался Иван.

— Василисе? Она баба хитрая, задаст задачку хоть стой хоть падай, — согласилась Марья. — И чего ты ей наобещал, недотепушка мой?

— Кащея найти, сережки Василисины у него отобрать, Василисе в срок доставить. А срок тот — неделя без одного дня.

— Это служба, не службишка, — согласилась Марья. — А в чем незадача?

— Как мне путь найти к Кащею? Там-то я с друзьями справлюсь, укорочу нечисть.

— Кащей-то бессмертный! — предупредила Марья. — Ладно, путь к нему я укажу. Есть у меня зеркальце волшебное, чего хочешь покажет. Счас мы его и проэксплуатируем… Так, куда же я его засунула? Последний раз доставала, когда Емеле картинки заморские, срамные, демонстрировала, потом убрала недалече… А! В спальне моей, под подушкой! То-то спать жестко было…