— Ах! — закатив глаза, произнесла Василиса. — Совру, что забыла сережки на тумбочке. Но если ко второй части бала дурак не приедет — конец мне.

— А значит — и всей земле Русской, — горько прошептала Марья. — Татары вконец обнаглели, предлагают Владимиру на дочке их хана ожениться! Сделать женой младшей, любимой… Попадет тогда Русь под иго татарское!

Василиса головой покачала:

— На двоеженство Владимир не пойдет. Знает, что слаб по мужской части. А вот если со мной разведется — конец… Ох, Марьюшка, быть беде!

…В это время Кубатай, сославшись на жгучую потребность в семечках, без которых он лишится красноречия, поскакал к Марье домой. А богатыри, оставив Лизу и Алену на ближайшем постоялом дворе, во весь дух мчались ко Владимиру.

— Неладно что-то с караулами! — крикнул Ивану Алеша. — Больно уж их много! И все не наши, а из половецких наемников да кавказских волонтеров!

— Беда, беда, — подтвердил Иван. — Что караулов много — понятное дело, сегодня же Новогодье, праздник великий. А вот что нерусь в сторожей отрядили — знак недоверия Владимира к богатырям.

И тут дорогу им заступил караул половецкий. С мечами наголо да булавами на изготовку.

— Мы есмь полноправный стража земля русская, — гордо крикнул начальник караула. — Куда вы спешить, подозрительный богатырь?

— Сдерживай эмоции! — шепнул Иван Илье. — Контролируй силу! Не поддавайся ее темной стороне!^{80}

— Не поддамся, — пообещал Илья и ответил:

— Ах вы грязь подзаборная, подхвостье песье! Мы — богатыри русские, спешим на праздник княжецкий!

Караул посовещался, и начальник его заявил:

— Ладна. Разрешай вам проехать — только не всем, а трем. Тот, черномазый, с кладенцом высокой убойной сила, пусть обратна едет.

— Расист! — завопил Иван, которому попали по больному месту. — Бей их, мужики! Нас четверо, пока еще мы вместе! И скоро все получим по невесте! Девиз наш — постоим за Русь! Вперед, друзья, не трусь!

И богатыри накинулись на неосторожных половцев. В разгар боя Алеша крикнул Ивану:

— Беги к дворцу! Успей отдать сережки!

— Сейчас, я только пособлю вам трошки, — ответил Иван.

— Беги, дурак, в твоих руках — Россия!

— Ну так и быть, — согласился Иван, — меня вы упросили.

И Гнедок резвым галопом помчался к дворцу. А там уже начался антракт. Бояны и вечно недоедающие летописцы жадно накинулись на халявное угощение, привычно поругивая официантов, старающихся подсунуть им подсохшую икру и недобродившую медовуху. Владимир, уже заметивший отсутствие на Василисе сережек, нервно грыз ногти, временами поглядывая на подаренный татарами портрет ханской дочери. Портрет был хорош, а невеста, несмотря на явное малолетство, князю нравилась. Может, и правда… развестись с Василисой? Тем более что сбывались худшие опасения Владимира — насчет Василисы и Кащея. Но где-то в глубине души Владимир боялся такого решения. Он понимал, что это будет предательство Руси, что народ ему этого не простит. Владимир принялся за очередной ноготь, посматривая то на портрет юной прелестницы, то на дрожащих от страха советников очередного созыва.

…Иван-дурак ворвался в дворцовый сад как ураган, как свирепое торнадо — из тех, что частенько мнут овсы в муромской губернии. Соскочил с Гнедка и побежал, лавируя между пальмами.

— Террориста! — завопили окружающие дворец стражники. — Ай-ай!

Стражники как один были татарами. «Плохо дело», — подумал Иван, доставая кладенец. «Хреново», — сообразили стражники и разбежались.

Но Ивана ждала еще одна преграда. Все двери, ведущие во дворец, оказались закрыты. Лишь после перерыва, во время великого народного гулянья, их должны были открыть. Иван затравленно огляделся.

— Ивана! — тихонько позвал кто-то.

— Эй, кто здесь? — испугался Иван.

— Моя здесь. Я — Ахмет, боян татарский…^{81} — Из кустов киви вылез маленький татарин в разукрашенной дорогими каменьями одежде. — Моя твой друг, Ивана! Моя дураку поможет!

Сказав это, татарский боян трижды подпрыгнул на месте, заставив дурака вспомнить персидского принца.

— Потайную дверь открываешь? — поинтересовался дурак.

— Нет, нет, мой радуется так… Ивана, иди за мной.

Дурак недоверчиво последовал за татарином. И тот привел его к маленькой потайной двери, спрятанной за бурно разросшимся баньяном.

— Откуда мне знать, — продолжал осторожничать Иван, — может, там — ловушка хитрая или стражники с булавами?

— Нет, нет, Ивана, это не ловушка. Я хороший татарин, дружественный. Должен тебе один хороший попасться, чтобы не обвиняли тебя в шовинизме. Верь мне, Ивана!

— Ага, — сообразил Иван, — значит, ты — хороший и спасаешь честь татарского народа своим достойным поведением… Спасибо, Ахмет!

— Моя твой друг! — радостно крикнул вслед Ивану татарин. — Моя о тебе будет песня петь!

…Тайными ходами пробирался Иван по дворцу Владимира, натыкаясь то на будуарчик укромный, то на сокровищницу княжецкую, то на скелет, к стене зачем-то прикованный. Наконец кончился ход тайной дверкой. Высунулся Иван в нее — и обомлел. То же трапезная княжецкая! А дверка под самым потолком была устроена, прям над столом пиршественным. Высоко, однако. Страшно прыгать, да и шума не оберешься. А в трапезной народ перепуганный, от страха жующий и пьющий немерено. Владимир сидит мрачнее тучи и на портрет девочки в узорчатых шароварах смотрит задумчиво. А из двери Василиса выходит, ни жива ни мертва, без сережек самоцветных в ушках розовых…

Вздохнул Иван полной грудью и вспомнил Ивана-отца. Вспомнил наказ его — постой за Русь-матушку, вспомнил советы — умей использовать силу. Вспомнил Иван и как в детстве камнями кидался — за десять шагов воробью в глаз попадал… Только велика разница — десять шагов и сто, булыжник увесистый или сережка махонькая.

Но что делать-то — последний шанс у Ивана остался. «Нет! — подумал Иван. — Нет разницы! Разница в моем уме! Вышвырнуть разницу! Нет мне больше от нее пользы!»

И не колеблясь боле выхватил Иван из-за пазухи сережки поддельные, на Василисины как две капли воды похожие, и швырнул их через всю трапезную. Блеснули они в свечном свете да и воткнулись в розовые ушки Василисины.

— Ах! — воскликнула Василиса, соображая, что же произошло. — Ах!

Владимир обернулся, подозрительно посмотрел на нее и широко раскрыл рот. Сережки! Самоцветные сережки с синим камушком болтались в ушках ее.

— Ах! — с новыми силами повторила Василиса. — Ты что это разглядываешь, муженек?

— Сережки твои рассматриваю… — упавшим голосом сказал Владимир. — На месте… Соврал Гапончик…

— Что за портрет в руках у тебя?! — завопила Василиса. — Срамота! Неделя уж, как в мою опочивальню не заглядывал, а на ханскую дочку засмотрелся!

Иван-дурак, наслаждаясь происходящим, подальше высунулся из дверки и не удержал равновесия. С протяжным воплем дурак упал на стол, прямо в жбан с красной икрой.

— Покушение! — радостно завопил Владимир, стремясь уйти от деликатной темы. — Стража!

Из всех углов повыпрыгивали стражнички — половцы, печенеги, кавказцы да татары. Было среди них и несколько русских коллаборационистов.

«Продал Владимир Русь, — грустно подумал Иван. — На пару дней отлучились — а он уже Русь продал…» Но доставать кладенец дурак не спешил. Он гордо выпрямился и сказал:

— Погибаю за землю Русскую, за дело правое…

— Иванушка! — завопил вдруг сидящий за столом Емеля. В богатых одеждах он был почти неузнаваем. — Иванушка! Стража, брысь! То побратим мой!

— Иван-дурак, что ли? — изумился князь, пытаясь разглядеть лицо Ивана сквозь толстый слой икры. — Облизнись!

Иван выполнил приказание.

— Точно. Он, шутник… Ты откуда взялся? И что здесь делаешь?

Оценив ситуацию, Иван ответил сразу на второй вопрос: