— Кир, я всегда контролирую, не переживай.

— Спасибо, — улыбаюсь, — хорошей смены, дядь Вань.

Прощаюсь с добродушным сторожем и иду вслед за Сашей, она все еще говорит с отцом. Пересекаем проходную и, едва шагнув за пределы территории приюта, я привычно чертыхаюсь, кутаясь в свою куртку. Ветер насквозь пронизывает.

Делаю несколько шагов по скользкой плитке и в который раз мысленно ругаю себя за покупку такой неудачной обуви. В этих сапогах разве что только на каток идти. По крайней мере, на аренде коньков точно можно сэкономить.

Чувствую себя коровой на льду — неуклюжей и жалкой. Ненавижу зиму и особенно ненавижу скользкую плитку. Каждый шаг — испытание.

Только мне удается поймать равновесие, как Сашка вдруг громко вскрикивает:

— Пап!

От неожиданности я резко вздрагиваю, ноги тут же разъезжаются в разные стороны. Сумка с учебниками упрямым балластом тянет меня вперед и я бесконечно жалею о том, что успела забежать в университетскую библиотеку перед работой.

Падение уже кажется неизбежным, смирившись с судьбой, я зажмуриваюсь, готовясь встретиться с твёрдым холодным полом, но чьи-то сильные руки услужливо подхватывают меня в последний момент. Вместо жесткой плитки я утыкаюсь лицом в чужую грудь. Сразу чувствую приятный аромат мужского парфюма — свежий, с легкими древесными нотками.

— Извините, — бормочу, смущённо опуская взгляд и пытаясь отстраниться.

Мне, правда, не позволяют, и хватка на моих плечах становится только сильнее.

— Вы в порядке? Стоите? — рядом с ухом звучит глубокий, спокойный голос.

Я киваю, чувствуя, как горят щеки. Усилием воли заставляю себя взглянуть на спасителя. Он держит меня за плечи, помогая восстановить равновесие. И тут меня накрывает новая волна стыда.

Передо мной стоит высокий статный мужчина, на вид ему около сорока, может немного меньше. Я зачем-то его рассматриваю. У него темные густые волосы, немного вьющиеся и аккуратно уложенные. Скулы хорошо очерченные, чуть заостренные. Глаза — зеленые, внимательные, и взгляд пробирает до самых костей. На мужчине черное пальто из-под которого выглядывает воротник светлой рубашки.

Он цепко оглядывает мое лицо и я невольно сглатываю скопившуюся во рту слюну под его давящим взглядом.

— А ты говорил, я одна такая неуклюжая, — звучит голос Саши. — Знакомься, пап, это Кира, похоже она моя кармическая сестра.

Папа?

— Здравствуйте, — выдавливаю я, не зная, что еще сказать и чувствуя себя еще более неловко.

— Ты ее не отпускай, а то вдруг она снова попытается навернуться, тут еще ступеньки, — Сашку, по-видимому, мои акробатические способности повеселили.

— Не отпущу, — тихо обещает ее отец, все так же глядя на меня в упор.

В воздухе повисает неловкое молчание, правда, неловко, кажется, только мне.

Папа.

Вот этот холеный мужик с обложки журналов о богатых, в которого я практически влетела — это Сашкин папа? Он ее во сколько сделал, в восемнадцать?

— Извините, еще раз, — отмерев, начинаю суетиться в попытке отстраниться, однако моя шикарная обувь, на которой я очень опрометчиво решила сэкономить, с моим решением не согласна.

Стоит мне только двинуться, как подошва снова начинает скользить по плитке, и вместо того, чтобы сделать шаг назад, я еще сильнее прижимаюсь к Сашкиному отцу.

Мои щеки мгновенно и весьма ощутимо вспыхивают от стыда.

До ужаса хочется провалиться под землю. Поднимаю голову, смотрю на мужчину и, наверное, краснею еще сильнее, лицо просто горит огнем. Хорошо, что уже стемнело и улицу освещают только фонари.

— Она еще хуже меня, — хихикнув, заключает Сашка, — Кир, а это мой папа, Владимир Степанович.

— Очень приятно, — выдавливаю из себя.

— А мне-то как приятно, — расплывается в улыбке мужчина.

Его, кажется, эта нелепая ситуация даже веселит.

— Пап, подвезем Киру домой, а то уже темновато?

— Не… не надо, — спохватываюсь, как только до меня доходит смысл Санькиной просьбы к отцу, — я на автобусе, тут остановка недалеко, — бормочу уже тише, и не понятно к кому обращаюсь: к Саше или к ее отцу.

— Подвезем, конечно, — с той же улыбкой на лице произносит отец Сашки, полностью игнорируя мой короткий монолог, — вы все-таки держитесь, Кир, упадете еще, отобьете себе что-нибудь, — я готова поклясться, что в его словах проскальзывает едва различимый стеб. Добрый, но все же стеб.

Делаю глубокий вдох и киваю. А что я еще могу? Только кивать и могу, почти не шевелясь, потому что если двинусь, снова начну свое акробатическое представление, а оно здесь никому даже бесплатно не упало.

Владимиру Степановичу как-то удается отцепить неуклюжую меня, да так, что я умудряюсь сохранить равновесие. Он поворачивается, поддерживая меня, потом выставляет свой локоть, чтобы я могла за него ухватиться.

Цепляюсь чуть выше и буквально впиваюсь пальцами в его плечо. Не знаю, что на меня находит, наверное, просто настолько не хочу глупо навернуться и в самом деле отбить себе что-нибудь, а потому готова цепляться за любую возможность этого избежать.

К счастью, здесь всего четыре ступеньки. Краем глаза замечаю, что Сашка уже спустилась и даже дошла до большого черного внедорожника.

Когда скользкая поверхность наконец остается позади и мои ноги ступают на шершавый, лишь слегка подмерзший асфальт, я выдыхаю с таким облегчением, что оно вырывается из меня глухим свистом.

— Спасибо, — благодарю смущенно и, потупив взгляд, отпускаю мужское плечо.

— Не за что, мне даже приятно было.

Я на его слова ничего не отвечаю, бросаю взгляд на Сашку, зависшую в своем мобильнике и не обращающую ни на меня, ни на отца совершенно никакого внимания.

— Садитесь назад, Кир, — мужчина отходит от меня на пару шагов, в этот же момент раздается щелчок и машина приветственно моргает фарами.

— Я…

Хочу снова вставить свои пять копеек о том, что меня подвозить вовсе не нужно и доберусь я на автобусе, но в этот момент Сашка отрывается от телефона и в свойственной ей звонкой манере обращается одновременно ко мне и к отцу.

— Вас пока дождешься, Кир, давай, залезай, не лето, — командует торопливо, сама открывает дверь спереди и забирается на пассажирское рядом с водительским.

Возражать уже просто бессмысленно и даже чуточку глупо, подхожу к машине, открываю дверь и забираюсь на заднее сиденье большого внедорожника Сашкиного отца.

Сижу тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. Сашка что-то щебечет, ее папа периодически поддакивает.

В какой-то момент я ловлю себя на том, что рассматриваю Владимира Степановича. Просто самое обыкновенное женское любопытство берет верх даже над бесконечным чувством неловкости.

Интересно, сколько ему на самом деле лет? Выглядит не больше, чем на сорок. Вспоминаю Санькин короткий рассказ, по ее словам отец воспитывал ее один. Судя по всему, удалось ему это на отлично.

— Кир, ты там уснула, что ли? — от неожиданности вздрагиваю.

— Да нет, просто задумалась.

— Угу, может хотя бы адрес назовешь, — хихикает Сашка, а ко мне возвращается желание провалиться под землю.

Блин!

Мне не нужно видеть выражение лица отца Саши, я нутром чую, что он едва смех сдерживает, пусть и не знаю, как и чем объяснить эту уверенность.

Называю адрес и думаю только о том, что хочу как можно скорее добраться до дома.

— Оу, — выдает Сашка и я мгновенно напрягаюсь, потому что это ее “оу” мне совсем не нравится и навевает какое-то нехорошее предчувствие.

— Так это целый круг делать, — тянет задумчиво, а я пока не очень понимаю, к чему она клонит, — напишу Ляльке, что я задерживаюсь.

— Необязательно, — отзывается Сашкин отец и я инстинктивно перевожу взгляд на него, — я сначала завезу тебя, а потом отвезу Киру.

Что? В смысле отвезет? Это мне с ним наедине остаться придется, что ли? Ну уже нет, так мы точно не договаривались.