— Пойдемте, — приглашаю его в дом.

Он с любопытством осматривается и, похоже, удивляется, хоть и старается не показывать виду.

— Не то что вы ожидали, да? — улыбаюсь.

— Признаться, я ожидал увидеть домик поменьше, — отвечает честно.

— Это дедушка в свое время постарался, — объясняю, — не ваш дворец, конечно, но места хватает, давайте мне пакеты, вон там за дверью ванная, можете помыть руки.

Он кивает, а я забираю пакеты из его рук, и вздрагиваю от легкого соприкосновения наших пальцев.

Он это замечает, безусловно, а потому я спешу ретироваться прежде, чем у меня снова вспыхнут щеки. Я еще не до конца смирилась с присутствием Богомолова в нашей с бабушкой обители.

Захожу в кухню, ставлю на стул пакеты и выдыхаю.

— Интересный мужчина, этот Владимир, правда взрослый, — замечает бабуля, завидев меня и продолжая накрывать на стол.

— Ты это к чему? — меня ее слова напрягают.

Она в ответ только загадочно усмехается.

— Он просто мой начальник, и все, — сама не понимаю, зачем начинаю оправдываться.

Бабулечка вздыхает и ставит на стол большое блюдо с горячим.

— Сколько ты на него работаешь, Кир? — задает вопрос, не глядя на меня.

— Месяц почти, а что? — я вся подбираюсь, будто собираясь защищаться.

Ба качает головой, улыбается и принимается разбирать привезенные нами пакеты.

— Да ничего, Кирусь, просто интересно выходит, Павлика своего ты за несколько лет так и не привезла, а начальника спустя месяц знакомиться пригласила.

— Никого я не приглашала, — восклицаю слишком громко и тут же понижаю голос: — это все случайно вышло, блин, бабуль, ну он правда просто мой начальник!

— Ты сама-то в это веришь? — она поворачивается ко мне лицом, улыбается.

Я собираюсь ответить, но со стороны раздается скрип двери, следом я слышу шаги, а потому оставляю бабушкин вопрос без ответа.

Через несколько секунд в дверях появляется Владимир Степанович. Бросаю на него смущенный взгляд. Хорошо, что он ничего не слышал.

Я еще не успеваю прийти в себя после странного диалога, а бабушка уже берет все в свои руки.

— Вы проходите, Владимир, садитесь, уже почти все готово, — вежливо, без лишней суеты, обращается к нему бабушка.

— Благодарю.

Они перекидываются еще несколькими ничего не значащими фразами, а я молча иду к раковине.

— Ты сейчас себе кожу сотрешь, — неожиданно произносит бабушка, когда я во второй раз намыливаю руки.

Я вздыхаю, смываю с рук пену и выключаю воду.

— Садись давай за стол, голодные небось оба, — командует мой генерал.

Я опускаюсь на стул рядом с Богомоловом.

Бабушка, тем временем, продолжает:

— А за коньяк отдельное спасибо, — прокручивает в руках коробку.

— Очень рекомендую попробовать, — доброжелательно отзывается Владимир Степанович.

— Непременно, но не сегодня, — улыбается бабушка, — если вы, Владимир, не против, я бы вас угостила отменным напитком собственного деревенского производства, — она заговорщицки подмигивает и тянется к верхнему шкафчику, в котором хранит свое добро.

— Я бы с удовольствием Антонина Павловна, но боюсь не получится, мне еще ехать, а за рулем нужно быть трезвым.

— Ехать? — бабушка как будто удивляется. — Там с минуты на минуту ливанет, — она кивает на окно.

Словно в подтверждение ее словам раздается пугающий грохот и небо, как по команде, разражается сильнейшим ливнем.

У меня на секунду проскальзывает мысль о том, что бабулечка моя ведьма, не иначе.

— Ну вот, что я говорила, — поставив на стол два графинчика, бабушка упирает руки бока.

— Так я ведь на машине, — справедливо замечает Богомолов, — не промокну.

— На машине, в такую погоду да в темень ехать, — она снова качает головой, — дорога-то не близкая, и скользко. Или вас дома ждут?

— Да нет, особо не ждут, — он пожимает плечами, а я напрягаюсь, ведь он практически капитулирует.

Ну, бабуля!

— Ну и оставайтесь, чего ерундой маяться, хлопнем с вами самогончику, а то Кира у меня крепкие напитки не пьет…

— Ба!

— Что? Для тебя у меня вон наливочка, на смородине.

Боже, можно мне провалиться на этом месте. Пожалуйста!

— Решено, оставайтесь.

Я с трудом сдерживаю рвущийся наружу стон отчаяния. Ну что за день? Что ни событие, то катастрофа.

Если несколько часов назад, покидая кабинет Богомолова, я думала, что ничего хуже уже случится не может, то сейчас понимаю, насколько сильно ошибалась.

— Пожалуй, вы правы, Антонина Павловна, — я его убью.

— Вот и договорились.

— Только в таком случае, если вы не возражаете, я возьму из машины вещи, переоденусь.

— Конечно-конечно, я пока закончу тут с приготовлениями, Кир, спальню тогда сразу покажи, — бросает мне и принимается дальше сервировать стол.

Поверить не могу. Просто не могу в это поверить.

Жду на крыльце под навесом, пока Владимир Степанович достает из багажника сумку с вещами.

— Вы ко всем непредвиденным обстоятельствам бываете готовы? — киваю на его сумку.

— Почти, — отвечает, смахивая с лица и волос капли.

Возвращаемся в дом, веду Богомолова в гостевую. Она практически всегда пустует, так как гостей бабушка особо не жалует и уж точно ночевать не оставляет.

Для Владимира Степановича, правда, сделала исключение.

Прохожу внутрь, включаю свет и только теперь замечаю, что за те считанные минуты, что Богомолов находился под открытым небом, его рубашка успела промокнуть насквозь.

— Вы же мокрый весь, переодевайтесь, простынете! — уж не знаю, что на меня находит.

— Кир, это всего лишь вода, — отвечает с улыбкой, но принимается расстегивать пуговицы.

Я как-то не сразу осознаю, что все это время продолжаю на него пялиться, и опомниться мне удается только, когда он стягивает с себя рубашку.

Он замечает мой прикованный к его обнаженному торсу взгляд прежде, чем я успеваю отвернуться.

— Давайте сюда, я повешу сушиться, — стараюсь придать своему виду уверенности, а у самой, тем временем, ноги ватными становятся и взгляд никак не хочет от оголенного мужского торса отрываться.

Богомолов сам по себе привлекателен донельзя, а с обнаженным…

Господи, и о чем я думаю?

А вот его совсем ничего не смущает, улыбнувшись, он протягивает мне рубашку, натягивает на себя белую футболку и принимается за брюки.

— Я повешу, а вы… — сгребаю его вещи, — ну в общем, дорогу на кухню найдете.

Я вылетаю из спальни с завидной скоростью.

Боже, дай мне пережить этот вечер.

Сидя за столом, я упорно ковыряю вилкой в своей тарелке, но никак не могу заставить себя поесть. Кусок в горло не лезет, несмотря на витающий в кухне, сногсшибательный аромат.

Бабуля постаралась на славу, подтверждением ее исключительным кулинарным способностям является уплетающий ужин за обе щеки Богомолов. Кого-кого, а его точно нельзя заподозрить в отсутствии аппетита на фоне нервного напряжения. Чего, безусловно, не скажешь обо мне.

С момента, как мы оба вернулись на кухню и сели за стол, я не то что ни слова не произнесла, я дышу периодически забываю.

Все никак не смирюсь с его присутствием в нашем с бабушкой доме и решением остаться с ночевкой.

— Антонина Павловна, мясо отменное, — с энтузиазмом замечает Богомолов, бабушка в ответ кивает, — очень вкусно.

— Ешьте на здоровье, и ты, Кира, ешь, — бабушка устремляет свой многозначительный взор на мою тарелку.

— Ем я, ем, — бурчу в ответ, и в подтверждение своим слова отправляю кусок мяса в рот.

Кусок по-прежнему не лезет в горло, но я с поразительным упорством его проталкиваю и тянусь к стакану с томатным соком. Домашним, кстати, бабушкиного производства.

Бабушка и Владимир Степанович, тем временем, продолжают вести непринужденную беседу обо всем и ни о чем. Я в свою очередь ловлю каждое прозвучавшее в воздухе слово, просто, чтобы вовремя вмешаться, если разговор зайдет куда-то не туда.