Родители Павлика меня с самого начала восприняли очень холодно. Я для них деревенщина.

Мне их мнение было до одного места, пока у нас с Пашей все было нормально.

Надо было слушать бабушку, когда она отговаривала меня переезжать в его квартиру.

“Зачем такой мужик нужен, если в нем опоры нет?” — будто наяву звучат слова бабушки.

А может и правда. Зачем все это?

Из душа направляюсь прямиком в спальню, по пути только сумку из прихожей захватываю. На душе по-прежнему тошно, осадок после разговора с Пашей никуда не делся.

Включаю ночник, сажусь на кровать, сжимаю кулаки и смотрю на стену, мысленно роясь в воспоминаниях. А ведь сначала все было хорошо, во всяком случае так казалось.

Не было этих намеков, постепенно переросших в упреки и прямые обвинения, не было ссор на пустом месте и прочей ерунды, ставшей в какой-то момент неизменным спутником нашей совместной жизни.

Может, я просто не замечала, пока жили раздельно?

Пока никто ни от кого не зависел. А теперь, выходит, что я оказалась в зависимом положении.

И как назло, все в один момент навалилось.

Не знаю зачем, но поддаюсь какому-то секундному порыву и тянусь к брошенной на кресло сумке, из бокового кармашка достаю визитку.

“Богомолов Владимир Степанович” — всматриваюсь в надпись и провожу по ней подушечками пальцев.

Внутри нарастает какое-то странное ощущение, а в памяти всплывает пристальный, слегка насмешливый взгляд.

Улыбнувшись собственным мыслям, смотрю на номер.

Интересно, а что если действительно позвонить?

Тут же, тряхнув головой, отгоняю эту нелепую мысль. Глупость какая!

От греха подальше убираю визитку обратно в сумку, мысленно дав себе подзатыльник и пообещав больше ни о чем подобном не думать.

Визитку я убираю как раз вовремя, потому на пороге спальни появляется Паша.

Вздрагиваю от неожиданного стука и поворачиваюсь к двери.

— Если ты пришел продолжить выяснять отношения, то у меня на это нет настроения, Паш, я устала, правда, — говорю, едва шевеля губами.

Он проходит внутрь, садится рядом, вздыхает.

— Ну прости, я не хотел тебя обидеть, просто вышел из себя, когда увидел, как ты из машины выходишь, — вроде извиняется, а искренности в его голосе я не слышу, ощущение, будто для галочки это делает.

Или это я уже к мелочам придираюсь?

— Это не повод обвинять меня с порога.

Он вздыхает.

— Блин, Кир, ну ты себя на мое место поставь, ты бы как отреагировала. Я приезжаю, тебя нет, холодильник пустой, на дворе уже девять часов и тут я выглядываю в окно, а ты из тачки крутой выходишь, — вот теперь я четко улавливаю нотки обвинения в его голосе.

— Я была на работе, ты прекрасно знаешь, что иногда мне приходится задерживаться в приюте, там график ненормированный, — стараюсь говорить спокойно.

— Да это не работа, а черт знает что, не понимаю, зачем там время тратить, если тебе не платят почти, — снова заводит свою любимую шарманку, — я, вообще-то, тоже работаю, но не прихожу домой в девятом часу.

— Ты работаешь из дома, — вздыхаю, — ты сейчас серьезно сравниваешь разные вещи?

— Да сравниваю, потому что нет никакой реальной необходимости работать в этой богадельне.

— Нет необходимости? — уточняю. — Паш, я же сказала, я не хочу выяснять отношения, и потом, мы кажется на берегу решили, что в финансовые дела друг друга не вмешиваемся без необходимости, это твоя была идея. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы моя девушка чаще бывала дома, — отвечает раздраженно, — вместо того, чтобы обниматься со всякими блохастыми тварями.

“Сам ты блохастый”

— Ну извини, не все могут позволить себе работу на дому, — пожимаю плечами.

— Так может стоило больше времени уделять учебе?

— То есть я еще и недостаточно образованная? — вспыхиваю от такой бестактности.

Он ведь прекрасно знает, какая у меня была ситуация и почему мне пришлось сначала отложить учебу, а потом выбрать заочную форму обучения.

И будучи осведомленным еще смеет меня поучать?

— Я этого не говорил, — цедит недовольно.

— Именно это ты и сказал, — невольно повышаю голос, просто от обиды, — все, Паш, я хочу спать, давай на этом закончим, пока еще больше гадостей друг другу не наговорили.

Встаю с кровати и принимаюсь готовить ее ко сну.

— Встань, пожалуйста, — прошу, взявшись за покрывало.

— Кир, — встает.

Я на него больше не смотрю, молча убираю покрывало, складываю, кладу его на спинку кресла и, переодевшись в пижаму, забираюсь в постель.

— Блин, Кир.

Ничего не отвечаю, просто отворачиваюсь и, укутавшись в одеяло, закрываю глаза.

Хватит упреков для одного дня.

Он еще некоторое время стоит, потом, выругавшись, выходит из спальни, а я давлю в себе порыв разреветься.

Неприятно и мерзко. И ведь это даже не его слова, наверняка транслирует мысли родителей. Они все никак не могут смириться с тем, что их сын связался с деревенщиной, уверенные в том, что я ни на что не способна и сижу у него на шее.

Где успешный программист с хорошим образованием и где я. Паша просил меня просто не обращать внимания, я и не обращала… Раньше.

На меня накатывает смертельная усталость и я практически проваливаюсь в сон, как вдруг со стороны прихожей раздается какой-то шорох, бряцание ключей, а следом громкий хлопок дверью.

Почему-то даже не удивляюсь, только усмехаюсь про себя.

Ушел значит.

Глава 7

— Кир, ну ты меня убиваешь своим настроением, — Маргарита Сергеевна, моя — теперь уже бывшая — начальница садится на край стола и смотрит на меня сверху.

Я натянуто ей улыбаюсь. Ну а чему мне, собственно, радоваться?

Последние день законно отрабатываю и все — нет у меня больше стабильной, неплохо оплачиваемой, а главное — безопасной работы.

Почти два года назад мне несказанно повезло, когда Маргарита Сергеевна Ольховская приняла меня на работу в качестве личного ассистента.

Я даже удивилась, если честно. Она уже тогда была довольно известным в своих кругах специалистом.

Я пришла на замену внезапно решившей уволиться помощнице. Пришла на собеседование, в общем-то, ни на что не рассчитывая, можно сказать, ткнула пальцем в первое попавшееся объявление.

Маргарита Сергеевна тогда долго меня рассматривала, пристально так, оценивая. Я под давлением ее взгляда и краснела, и бледнела, и вообще — практически лишилась чувств.

Однако, несмотря на совершенно провальное собеседование, Ольховская, почему-то, решила остановить свой выбор на мне.

Сначала мне это шуткой показалось, каким-то банальным розыгрышем.

Уж не знаю, что она там во мне увидела своим профессиональным взором практикующего психолога, но почти два года мы отработали душа в душу.

— Я понимаю, что тебя подставила, зайка, — она виновато улыбается и кладет руку на свой, пока еще совсем незаметный живот, в котором уже зародилась новая жизнь, а может и не одна, — мне и самой не нравится оставлять практику, но мы с мужем слишком долго этого ждали, чтобы рисковать.

Она вздыхает, а мне становится стыдно за свой эгоизм. В конце концов, она же не оставила меня без денег, молча выставив на улицу. Нет. Мне причиталось вполне неплохое выходное пособие и отличные рекомендации.

— Нет, что вы, Маргарита Сергеевна, вы меня извините, — взяв себя в руки, говорю искренне.

Я правда очень за нее рада. Не один день ведь вместе проработали и я знала, как сильно она хотела этого малыша. Сама по себе беременность Ольховской не стала поводом для прекращения практики, поводом для этого стал риск выкидыша. На ее месте любая бы сделала вполне очевидный выбор.

— Я еще позвоню, поспрашиваю среди знакомых, может быть у кого-то найдется для тебя место, но шансы невелики.