И вместо того, чтобы разорвать этот порочный круг, я словно заколдованная встаю на носочки, обхватываю руками его шею и сама углубляю поцелуй. Я же не собиралась больше, я же правда хотела…

Боже, да его я хотела! Его. И поцелуя этого хотела еще тогда, на чертовой кухне.

— Вот теперь точно доброе, — он улыбается, глядя на меня с высоты своего роста, а я ощущаю уже знакомый жар на щеках.

— Вы… зачем вы? — идиотка, нет, серьезно, это все, на что я способна.

— Вы? Кир, ты серьезно будешь продолжать мне выкать?

Я только молча поджимаю губы. У меня в голове все смешалось в бесформенную массу и ни одной ясной мысли нет.

— Потому что захотел, Кир, и потому что хочу.

Он снова тянется к моим губам и я, конечно, позволяю. Ничего не могу с собой поделать, закрываю глаза и растворяюсь в еще одном жадном поцелуе.

— Кхкхм.

Вздрагиваю, когда за моей спиной раздается осторожный кашель. Собираюсь уже отпрянуть от Богомолова, но он, предвидя мои намерения, только сильнее прижимает меня к себе, не позволяя даже на сантиметр сдвинуться.

Честно говоря, я не знаю, можно ли оказаться в более глупой ситуации. Только вчера я убеждала бабушку в ошибочности ее суждений и предварительно сделанных выводов, а уже с утра даю ей повод убедиться в сделанных выводах.

Да что там, это не повод, а самое прямое доказательство ее правоты.

Бабулю и без этого казуса мои оправдания не убедили, а теперь и вовсе не стоит пытаться переубедить.

На несколько секунд во дворе повисает давящая тишина, все это время Владимир Степанович даже не думает выпускать меня из своих объятий, продолжая прижимать к себе прямо на глазах у моей бабушки. И совсем его ничего не смущает.

— Молодые люди, — гробовое молчание прерывает бабуля, а я только бессознательно вжимаю голову в плечи и жмурюсь от волной накатившего стыда, — не хочу отвлекать вас, но вы мне скажите, на завтрак вам что приготовить?

Божеее…

Ну какой завтрак?

Я, будучи не в состоянии проронить ни слова, даже не пытаюсь смотреть на бабушку. Не готова я сейчас с ее взглядом встречаться, а потому, не придумав ничего лучше, просто трусливо прячу лицо на груди у Богомолова. Ну а что? Какие еще варианты?

— Антонина Павловна, на ваше усмотрение, — отвечает за обоих Владимир Степанович.

И в отличие от меня, судя по бодрости в голосе, его сложившаяся ситуация ничуть не напрягает.

— Ладно, обнимайтесь, — разрешает бабушка, а у меня уши нещадно горят.

Я, даже не видя ее, очень красочно представляю себе небрежный взмах рукой.

— Ну и чего ты испугалась? — спрашивает Богомолов, чуть отстранив меня от свой груди. — Кир?

— Бабушка же теперь точно будет думать, что мы с вами… что у нас с вами отношения, — я с трудом заставляю себя сказать это все вслух.

— Ну и замечательно, — он улыбается и от уголков глаз его тянется паутинка тонких морщинок.

Я на мгновение перестаю дышать. Что значит замечательно?

— Кир, ну не думала же ты всерьез, что я испугаюсь реакции твоей бабушки и буду делать вид, будто вчера ничего не произошло?

В ответ я только беспомощно вздыхаю. Я вообще ничего не думала, если честно. Хотелось подольше побыть в скорлупе, и как-то я совсем не допускала даже мысли о том, что может возникнуть ситуация, подобная той, что произошла минутой ранее.

— Расслабься, малыш, ничего страшного не случилось, — он подмигивает весело, продолжая улыбаться своей этой безумно привлекательной улыбкой.

Он сейчас вообще весь очень привлекательно выглядит.

— Вам не холодно? — у меня этот вопрос как-то сам с губ срывается.

Вряд ли можно придумать что-то глупее в сложившейся ситуации. Но он в одной футболке, а на дворе зима скоро.

— Тебе, Кира, правда, заканчивай выкать, это как минимум странно, — он меня снова поправляет, а я даже мысленно не могу обратиться к нему на “Ты”.

Идиотство какое-то.

— И нет, мне не холодно, или ты меня согреть хочешь? Тогда, конечно, холодно.

Я ничего не отвечаю на его шутку, но губы сами растягиваются в улыбке. Ну вот как он это делает? Нельзя же быть таким… идеальным.

И что мне теперь делать? Как себя вести? Ну о чем я думала, когда позволила себя вчера поцеловать? Когда ответила?

— Давай-ка, зайка, ты выдохнешь, а я закончу начатое, — он кивком указывает на оставшуюся стопку дров, — иди в дом, замерзнешь, потом мы с тобой поговорим, хорошо?

Киваю в ответ, потому что меня уже начинает потряхивать. То ли от выплеснувшегося в кровь адреналина, то ли от холода. Сложно сказать.

Однако сейчас я рада, что мне дают время подумать, и я Богомолову за это понимание бесконечно благодарна. Как только он размыкает объятия, я уношу ноги, от греха подальше.

Иду в дом не оборачиваясь, перепрыгиваю через ступеньку и забегаю колотящимся сердцем в дом. И только оказавшись внутри осознаю, что разговор с бабушкой дастся мне ничуть не легче, чем с Богомоловым.

Вздыхаю, готовая просто провалиться под землю от безысходности, и иду на кухню, где бабуля уже во всю орудует миксером.

Вхожу, топчусь у порога.

Бабушка мое появление замечает сразу, еще немного повозившись с миксером, отключает его, снимает насадку и отправляет ее в мойку.

— Ну и чего ты там стоишь, как неродная, — ворчит, но по-доброму, в свойственной ей манере, — садись давай.

— Ба, это не то, что ты подумала, — произношу осторожно, когда бабушка ставит на плитку сковороду.

— А что я подумала? — усмехается бабушка, продолжая делать вид, будто фарш — единственное, что ее сейчас интересует.

— Между мной и Владимиром Степановичем ничего нет, — очень хочется сказать, что голос мой звучит твердо и уверенно, но этот вовсе не так.

Он дрожит и срывается, а лицо мое становится пунцовым, я прямо чувствую, как оно меняет окрас.

— Совсем ничего? — иронизирует бабуля, помешивая лопаткой только что вываленный на сковородку фарш.

— Бабуль, — вздыхаю, роняя голову на руки.

Лбом упираюсь в тыльную сторону ладони и устало закрываю глаза. Слышу, как бабушка возится у плиты, как шипит сковородка. Воздух вокруг наполняется приятным ароматом жареной смеси мяса с луком.

Несколько минут я так и сижу, не поднимая головы, будто проблема решится сама, если я и дальше буду прятать свое красное от стыда лицо.

Где-то рядом скрипит отодвигаемый стул.

— Кирюш, — бабушка зовет меня мягко.

Я отрываю голову от ладоней, смотрю на севшую напротив бабулю.

— Он правда мой начальник, — продолжаю оправдываться, — мы…

— Перестань, — перебивает меня бабуля, — чего ты, как заведенная, я разве хоть слово тебе сказала?

— Но…

— Кир, ты у меня девочка взрослая и самостоятельная, давай не будем врать ни мне, ни себе, — все так же мягко продолжает бабуля, — я же не слепая, и жизнь прожила не зря, ты думаешь, я не заметила вчера, как ты на него смотришь?

— Да никак я на него не смотрю! — восклицаю возмущенно, и сразу же, наткнувшись на бабушкин внимательный взгляд, теряю весь пыл.

— Что, так заметно, да? — спрашиваю обреченно.

Если бабушка заметила, то ведь, кто угодно заметит. Хотя… Я же вроде вчера на роль фиктивной невесты согласилась, мне теперь положено даже.

Бабушка вздыхает, встает, подходит к плите и снова принимается за фарш.

— Заметно, Кир, я тебя слишком хорошо знаю, — говорит, стоя ко мне спиной.

— И что, даже не станешь меня отчитывать? — улыбаюсь, пытаясь перевести все в шутку.

— Нет, Кир, не стану, — бабуля остается серьезной, — он, конечно, взрослый, но может оно и к лучшему, мне за тебя по крайней мере спокойнее будет теперь.

— Знаешь, лучше бы отчитала, — бурчу себе под нос.

— И что бы это дало? Отказалась бы от него? — кивает в сторону двери.

— Я на него и не соглашалась.

— А то что я во дворе видела, это мои галлюцинации, наверное?