Я и этот вопрос из себя с трудом выдавливаю.

— А что будет? Примем душ, поужинаем и ляжем спать.

Богомолов не был бы собой, если бы не воспользовался возможностью подурачиться. Забава у него такая.

— Ну тебя.

Я только вид делаю, что отстраниться хочу, ничего подобного я, естественно, делать не планирую, но моих неловких движений достаточно, чтобы его объятия стали крепче.

— Ну что будет, Кир, — он вздыхает, делается серьезным.

Пальцами цепляет мой подбородок, смотрит на меня внимательно.

— Будем травить твоих тараканов, — усмехается, губами осторожно касается моих.

— Я же серьезно.

— Я тоже не шучу.

— А Саша? — задаю наиболее волнующий меня вопрос.

— А что Саша? С Сашей все хорошо, — он подмигивает, а мне хочется его стукнуть.

Я же важные вещи обсудить пытаюсь.

Вздыхаю, хочу отвести взгляд, но мне не позволяют.

— Кир, прекрати себя накручивать, последнее, о чем тебе стоит волноваться, это реакция Саньки, все нормально будет, я с ней завтра поговорю.

— Не надо! — у меня как-то само вырывается.

— Нет? — он удивленно выгибает бровь.

— Нет, — я мотаю головой, — я сама, то есть, давай пока не будем, я еще сама не переварила.

Понимаю, насколько глупо звучат мои слова, но мне правда нужно несколько дней. Просто чтобы морально подготовиться к возможной негативной реакции со стороны Сашки.

Я Богомолову, конечно, верю, и в том, что свою дочь он знает лучше, чем кто-либо, вовсе не сомневаюсь, но непредвиденных им последствий все же опасаюсь.

Мне совсем не хочется ссориться, и вдвойне не хочется ссориться с Сашкой. Я вообще не планировала оказываться в такой ситуации. Но и изменить я ничего не могу, откатить назад не получится, и сделать вид, что ничего не было — тоже.

Да и не хочу я ничего откатывать.

— Ну нет, так нет, — он обнимает меня крепче, целует в макушку, — значит, повременим.

Вот так просто, он даже вопросов не задает, сразу соглашается, а я, пряча лицо у него на груди, глупо улыбаюсь.

— Давай мыться, малыш, эта кабинка не самое удобное место для серьезных бесед.

Я киваю, у меня, если честно, совершенно не осталось сил. Ни физических, ни моральных. И завтра я непременно начну себя грызть, но сегодня мне просто хочется побыть еще немного в этом вакууме.

Мне ничего не приходится делать, процессом купания руководит Богомолов, а я просто позволяю ему делать все, что он считает нужным. Эдакая марионетка в опытных руках кукольника.

На водные процедуры у нас уходит не меньше пятнадцати минут, уже после того, как мы заканчиваем и выбираемся из тесноватой для двоих кабинки, я осознаю один простой и в то же время поражающий меня факт: я не стесняюсь и на протяжении всего времени, что мы находились в душе, не смущалась своей наготы.

Сама того не желая, мысленно возвращаюсь к своему прошлому и, в общем-то, единственному опыту. Вспоминаю, как даже спустя пару лет отношений так или иначе комплексовала, а Паша, чтоб ему икалось после всего вываленного на меня дерьма, только подогревал во мне сомнения относительно внешнего вида.

— О чем задумалась? — голос Богомолова и внезапное прикосновение полотенца к плечам вырывают меня из размышлений о былом.

Качаю головой, отбрасывая дурные воспоминания.

— Да так, ни о чем.

Поворачиваюсь к нему, встаю на носочки, обнимаю и прижимаюсь к губам. Просто потому что хочется. Просто потому что он вот такой, и шансов у меня не было с первой нашей встречи.

Сегодня можно.

— Это за что? — он хмыкает, улыбаясь.

— Захотелось, нельзя?

— Можно, малыш, я же говорил, тебе вообще все можно.

— Не смотри на меня так, — бормочу себе под нос, заливаясь краской.

Еще каких-то двадцать минут назад я думала, что поборола свою реакцию, но этот пронзительный взгляд меня добивает.

И я наверное еще не скоро привыкну к тому, что на меня могут смотреть с таким неприкрытым обожанием.

— Так, это как?

Он, конечно, все прекрасно понимает, но не упускает возможности меня подразнить. Никогда не упускал.

— Ты же понял, о чем я, — опускаю взгляд на свою практически пустую тарелку.

— Не имею ни малейшего представления, — продолжает забавляться.

Я предпочитаю его слова не комментировать и упрямо давлю в себе идиотскую улыбку, что не сползала с моего лица на протяжении последнего часа.

— Так как я на тебя смотрю?

— Так, будто я какая-то ценность невообразимая, — выпаливаю на одном дыхании.

В ответ получают сияющую улыбку.

— А кто сказал, что это не так?

Он своими словами не просто в краску меня вгоняет, нет, он меня размазывает просто. И я в какой-то момент вдруг понимаю, что не дышу даже, а вилка благополучно вывалилась из рук и с грохотом рухнула на тарелку.

— Иди сюда, — берет меня за руку, заставляет встать и подойти.

А потом и вовсе сажает к себе на колени. Я не против, не сопротивляюсь совсем. Мне до дрожи нравится эта близость, нравится его касаться и чувствовать его прикосновения. И сейчас я решительно не понимаю, как могла так долго и совершенно добровольно от этого отказываться. Лишать себя этих ощущений.

Он проводит носом по моей шее, с шумом втягивает воздух, губами едва касается кожи и я снова плавлюсь в его руках.

— Ты и есть, невообразимая ценность, — шепчет, опаляя дыханием висок, спускается к уху и прикусывает мочку, — помешался на тебе с первой минуты, как мальчишка.

Поворачиваюсь к нему лицом, заглядываю в глаза и нервно прикусываю губу.

— Не веришь? — усмехается.

Я не знаю, что ответить, в самом деле не знаю. Мне и сейчас все кажется нереальным и страшно от того, что вот-вот проснусь и все окажется просто сном, как десятки раз до этого.

— Зря. Кир, я не мальчик давно, и если бы не я не был серьезно настроен, никогда бы к тебе не полез. Я не совсем конченный мудак.

— Ты вообще не мудак, — говорю зачем-то.

— Я рад, что ты так считаешь, — улыбается краешком губ, — но я хочу, чтобы ты понимала, малыш, это не минутная блажь, и от меня ты уже не избавишься. Вот такой я немного тиран.

Мне снова хочется по-идиотски улыбаться. Я понимаю, конечно, что никакой он не тиран.

— Устраивает тебя такой расклад?

Киваю едва заметно и, зажмурившись, носом утыкаюсь в его шею.

— Раз уж у нас с тобой вечер откровений, давай-ка обсудим еще один важный момент, малыш.

После этих его слов я непроизвольно напрягаюсь.

— По поводу твоей бабушки и операции, мы с ней поговорили, я предложил оплатить операцию, она обещала подумать, Кир, и я не сомневаюсь, что Антонина Павловна согласится, во всяком случае, я очень на это надеюсь.

Сказанное все-таки заставляет меня вынырнуть из счастливого забвения и посмотреть Богомолову в глаза.

В каком это смысле он разговаривал с бабушкой? И как так вышло, что я об этом разговоре ничего не знаю? Я ведь постоянно была рядом и слышала все, о чем они говорили.

— Но… — мне не сразу удается подобрать слова, — я же говорила, что не нужно и я сама…

Он тяжело вздыхает, чем прерывают мою бессвязную речь.

— Кир, давай посмотрим на ситуацию трезво, как ты себе представляла мои дальнейшие действия? Я по-твоему что должен делать? Позволить тебе копить на операцию, которую я с легкостью могу оплатить?

— Почему нет? — бурчу себе под нос.

Что-то в его тоне заставляет меня почувствовать себя нашкодившим котенком.

— Потому что, малыш, я мужчина, твой мужчина, и как-то так сложилось, что мужчины решают проблемы. Я ее могу решить, да это даже не проблема вовсе.

Он произносит все это как нечто само собой разумеющееся, а я себя ребенком несмышленым ощущаю. Ну не привыкла я к тому, чтобы за меня кто-то мои проблемы решал.

— Так это работает, Кир.

У меня ком посреди горла встает и слезы на глаза невольно наворачиваются. Не в состоянии говорить, я молча обхватываю ладонями его лицо и прижимаюсь к губам.