Очередной приказ, сопровождаемый остервенелыми толчками — и я повинуюсь, отпускаю себя, и комнату наполняют мои бесстыдные стоны. И это так громко, так порочно и пошло до невозможности.

Напряжение, скопившееся в теле, стекается в одну точку, концентрируется в ней и я больше собой не управляю, не думаю, о том, как сейчас выгляжу со стороны, потому что меня сметает первобытное желание. Удовольствие оглушительной волной растекается по обмякшему от пережитых оргазмов телу, глаза невольно распахиваются, но я ничего перед собой не вижу. Мой собственный крик доносится до слуха и во мне взрывается что-то, по мощности сравнимое с атомной бомбой. Меня трясет от перекатывающихся по телу сладких судорог, я ртом глотаю воздух, едва цепляясь за остатки сознания.

Рядом с ухом раздается глухой стон, больше напоминающий рычание. Последний толчок — и я обессиленно падаю на матрац, чувствуя, как теплая жидкость растекается по спине и ягодицам.

Несколько секунд я пытаюсь прийти в себя, лежу не шевелясь и не издавая ни звука.

Рядом прогибается матрац.

— Малыш, — чувствую легкие поглаживания вдоль спины.

Я никак не реагирую, потому что последние отголоски наслаждения затихают и приходит понимание.

Откат, который непременно должен был на меня обрушиться.

Я понимала, что делаю, и нет, я совсем не жалею, и да — непременно повторила бы, будь у меня возможность откатить время назад, но это вовсе не значит, что мне не стыдно.

Мамочки…

Я действительно с ним переспала.

На самом деле! Не во сне!

Я переспала с ним в реальной жизни.

И кончила, бесстыже кончила целых три раза.

— Кира, посмотри на меня.

Я отчаянно мотаю головой, продолжая прятать лицо, уткнувшись им в матрац. Но несмотря на накрывшее меня смущение, губы невольно растягиваются в глупой улыбке.

Нет, не жалею я.

— Посмотри на меня, — настойчиво.

Я делаю глубокий вдох и все-таки решаюсь поднять голову и взглянуть на Богомолова.

Он лежит совсем рядом, смотрит на меня, улыбается. Выглядит просто неприлично довольным. Интересно, я тоже?

— Иди ко мне, — просит хрипло.

Пододвигаюсь к нему, он тут же загребает меня в свои объятия и я вообще не понимаю, как вдруг оказываюсь верхом на Богомолове.

— Ложись, — надавливает на мою спину, заставляя меня лечь сверху и я, конечно, подчиняюсь.

Мне вопреки голосу совести, нравится его близость. Утыкаюсь носом в его шею, закрываю глаза и вдыхаю аромат его парфюма. И так хорошо мне становится, так спокойно рядом с ним. Неожиданно для себя я мысленно возвращаюсь в ту ночь, когда он забрал меня из полиции. Просто приехал, не задавая вопросов и забрал. А потом обнимал вот точно так же в своей машине, прижимал к себе, давая понять, что рядом с ним я в полной безопасности.

И меня тогда так напугали накатившие чувства, такими неправильными они показались, что как только у меня появилась возможность, я трусливо сбежала.

Сбежала, потому что просто не могла позволить себе в него влюбиться, запрещала себе даже думать.

И что в итоге?

— Все хорошо? — он гладит меня по спине, водит пальцами по позвонкам.

— Не знаю, — признаюсь честно, продолжая вдыхать его запах.

У меня голова кружится от этой близости. Никогда и ни с кем я ничего подобного не ощущала.

И по всем правилам я не имела права в него влюбляться, но я так устала этому сопротивляться.

Не могу я больше. И пусть меня осудят.

— Жалеешь? — его голос теперь звучит иначе, как будто с надрывом.

Словно этот короткий вопрос ему с огромным трудом дался.

И я вдруг понимаю, что не я одна тут испытываю это неподдельное волнение.

Усилием воли заставляю себя приподняться, ладонями упираясь в его плечи, заглядываю ему в глаза. И этот взгляд меня буквально размазывает.

Я так привыкла к уверенному и насмешливому взору, вечной, несползающей с лица улыбке, что просто теряюсь, когда вместо привычных эмоций вижу сомнение в его глазах. Он серьезный такой, брови сведены к переносице. Я впервые вижу его уязвимость. Уязвимость взрослого, самодостаточного мужчины.

Это для него правда так важно?

— Нет, — я сама удивляюсь, как уверенно звучит мой голос, — нет, не жалею.

— Нет? — лукавая улыбка касается его губ.

Ну вот, мой Богомолов вернулся.

Мой…

Усмехаюсь своим мыслям.

Смотрю на него и качаю головой.

— Поцелуй меня, — просит хрипло.

Его взгляд на меня действует гипнотически. Облизываю губы и наклоняюсь к его лицу, осторожно прижимаюсь к его губам. Он, конечно, сразу перехватывает инициативу. Ладонью фиксирует мой затылок и углубляет поцелуй.

Поглощенная близостью, я не сразу замечаю, что его руки опустились на мои бедра, и лишь когда ощущаю красноречивое давление, понимаю, что за ним последует.

— Малыш, приподнимись чуть-чуть.

Я округляю глаза, неверяще таращусь на довольного собой Богомолова.

Серьезно? Еще раз?

Мои вопросы так и остаются неозвученными, потому что в следующий момент меня одним резким движением насаживаю на твердый, невыносимо горячий член. И я только издаю жалобный стон и откидавась назад.

— Охрененно смотришься, малыш.

Он сжимает ладони на моих бедрах, до боли впиваясь пальцами в кожу, скользит взглядом по моему телу, и столько восхищения читается в его глазах, что я окончательно теряю остатки стыда. Ладонями сжимаю грудь, касаясь сосков, и вздрагиваю от разряда электричества, прокатившегося по телу.

— Двигайся, — приказывает, слегка толкнувшись вперед.

Опускаю руки ему на грудь, собираясь приподняться и вдруг чувствую какой-то странный запах.

В считанные секунды до меня доходит, где находится источник.

— Там еда на плите подгорает.

Вопреки моим ожиданиям, хватка на бедрах только усиливается.

— Похер, двигайся, мы быстренько.

— Но еда же сгорит.

— Закажем, двигайся.

Он снова жестко толкается вперед и я сдаюсь. Потому что да, похер, и мы быстро.

— Ай, — я взвизгиваю от неожиданности, когда дверца душевой кабинки внезапно распахивается.

Во все глаза смотрю на забравшегося кабинку Богомолова. Прикрываться и строить из себя недотрогу поздновато, но как-то я не ожидала, что душ мы будем принимать вместе.

— А ужин? — задаю идиотский вопрос.

Это нервное.

Я еще не переварила все произошедшее и не оценила до конца степень своего падения.

— Отправился в мусорное ведро.

— Жалко, — выдыхаю.

Опускаю взгляд и тут же об этом жалею. Кровь мгновенно приливает к лицу, щеки начинают полыхать.

— Ничего, я заказал нам еду, голодными не останемся, иди ко мне.

Он разворачивает меня спиной к себе, прижимается сзади, губами приникает к шее и я сдаюсь. Снова.

Наверное, я просто дико устала сопротивляться себе и отрицать очевидное. Закрываю глаза, откидываю голову назад, затылком утыкаюсь в его грудь и не хочу, чтобы этот момент наедине заканчивался. Не хочу возвращаться в реальность, туда, где придется смотреть в глаза окружающим, ловить взгляды: от заинтересованных до открыто осуждающих, враждебных.

Не хочу думать о том, как буду объясняться с Сашей, как буду оправдывать свою связь с ее отцом.

Ведь это уже не просто сны, не просто навязчивые мысли.

В какой-то момент на меня накатывает чувство тотальной безысходности, потому что сейчас я очень хорошо понимаю, что не откажусь от него, не смогу просто. Теперь уже не смогу. И мне так страшно становится от этого осознания, что я не выдерживаю, извлочившись в его руках, разворачиваюсь, закидываю руки ему на шею и заглядываю вглаза.

Он улыбается, всматривается в мое лицо и, конечно, читает меня как открытую книгу.

— Давай, малыш, выкладывай.

Несколько секунд я медлю, кусая губы и подбирая слова.

— Что теперь будет? — ничего лучше мне придумать не удается.