Моя фраза становится последней каплей, не выдержав, Владимир Степанович начинает начинает ржать, хоть и старается из всех сил успокоиться, даже лицо ладонью прикрывает. Я все это время продолжаю сидеть под столом.

И все бы ничего, не первый раз я позорюсь перед Богомоловым, но в коридоре начинают звучать голоса и у меня душа в пятки уходит.

Понимая, что светить дырой на заднице перед старшими лицами компании вариант не из лучших, я не придумываю ничего лучше, как забраться поглубже.

— Ты что делаешь? — сквозь смех, спрашивает Богомолов.

— Ничего, я посижу тут до окончания.

— Кира.

— Все, я не вылезу, пока все не уйдут.

Более идиотскую ситуацию сложно даже представить. Господи, и когда я успела перед тобой так провиниться? Я же хорошо себя вела, правда ведь, хорошо.

И почему все дурацкие ситуации, в которые я влипаю, так или иначе связаны с Богомоловым? Мне как будто не суждено и недели прожить, не опозорившись.

Теперь эти чертовы штаны.

Ну не в кино же я, в конце концов.

Как только в конференц-зал повалил народ, я мгновенно притихла, забравшись настолько глубоко под стол, насколько это вообще было возможно. Идея, конечно, так себе, но придумать что-то лучше я бы просто не успела. Не светить же трусами перед толпой взрослых мужиков.

К счастью, мое нахождение в зале никто не обнаружил, Владимир Степанович, к слову, быстро взял себя в руки и теперь, как ни в чем не бывало, проводил совещание, словно я не сижу под его столом.

А у вот у меня затекли ноги и спина обязательно будет болеть. Каблуки и корточки — вещи совершенно несовместимые.

Богомолов, тем временем, продолжал вещать на собравшуюся аудиторию из глав отделов и их замов.

— Что у нас со школой?

Мне приходится приложить немалые, да что там, титанические усилия, чтобы несмотря на свое щекотливое положение сосредоточиться на рабочих моментах.

— Да активисты эти, задолбали в конец. В последний раз перегородили дорогу, техника не смогла проехать.

— Ты мне серьезно хочешь сказать, что целый мой юротдел не может решить вопрос с кучкой бездельников? — я впервые, наверное, слышу действительно пугающие нотки в голосе шефа.

Холодные такие, нет, я бы сказала ледяные.

— Так мы пытаемся с ними по закону, не в бетон же их закатывать, — голос нашего главного юриста срывается на последних словах.

Видимо, у мужика нервы сдают. Впрочем, оно неудивительно. Этот благотворительный проект, который компания решила возложить на свои плечи, уже изрядно попил крови всем, кто хоть немного к нему причастен. Планировалось капитально отремонтировать здание сельской школы, что-то снести, что-то достроить. Идея отличная, казалось бы, что могло пойти не так.

Как оказалось, могло. Группа из местных активистов решила во что бы то ни стало воспрепятствовать реализации проекта. Уверенные в том, что мы просто хотим снести здание и оттяпать кусок земли, плотно укоренилась в их сознании. Чем именно было вызвано подобное предположение, сказать сложно.

— В бетон не самая плохая идея, — звучит голос начбеза.

По залу прокатывается волна смешков, даже я едва сдерживаюсь, вовремя вспомнив о том, что сижу под столом Богомолова и взглядом упираюсь ему в пах.

— Пошути мне тут.

— Ну может и правда, того, припугнуть их? Достали, — это снова глава юротдела.

Следующие полчаса я, стиснув зубы, терплю прелести нахождения под столом начальства в разгар совещания. Смысл обсуждаемого проходит мимо моих ушей. Если в самом начале я еще пыталась вникать в суть происходящего, то спустя полчаса мучений, когда ногу сводит судорога, единственное, что действительно меня волнует — возможность вылезти из-под стола и вытянуть ноги. Кажется, еще немного, и я вообще буду неспособна разогнуться.

К счастью, то ли по воле случая, то ли потому что Владимир Степанович вспомнил о моем пикантном положении, совещание подходит к своему логическому завершению раньше, чем я ожидаю. Я едва ли не выдыхаю от облегчения, но вовремя вспоминаю о том, что зал по-прежнему полон.

Скрип отодвигаемых стульев начинает раздражать. Хочется поторопить всех присутствующих, чтобы поскорее освободили помещение.

В какой-то момент на меня даже накатывает нечто, отдаленно напоминающее истерику. Мысленно напоминая себе о том, что нужно потерпеть совсем чуть-чуть, я подавляю в себе желание расплакаться. И не знаю, что на меня давит сильнее: нещадно ноющая боль в теле или просто усталость ото всех эмоциональных качелей, что я себе обеспечила собственноручно.

— Кир, — голос Богомолова приводит меня в себя, — вылезай давай, чудо мое.

Он наклоняется, заглядывает под стол. Улыбка сползает с его лица стоит ему только заглянуть в мои глаза.

Вмиг сделавшись серьезным, он протягивает мне ладонь и я вкладываю в нее свою. Весь мой боевой дух, заставивший меня помалкивать под столом, не привлекая к себе внимание, испаряется сразу, как только я выбираюсь из своего укрытия.

Вылезаю и тотчас оказываюсь в руках Богомолова. Не желая думать о последствиях, утыкаюсь ему в грудь и позволяю себе выдохнуть.

— Ну все-все, Кир, иди сюда.

Я не сопротивляюсь, когда он утягивает меня за собой на кресло. Словно пятилетняя девчонка позволяю усадить себя на колени. На Владимира Степановича не смотрю до тех пор, пока он сам не заставляет меня поднять голову.

— Прости, я старался закончить быстрее, Кир, — от его взгляда у меня все внутри переворачивается.

Сглотнув противный ком, вставший посреди горла, качаю головой.

— Я сама виновата, никто не заставлял меня лезть под стол, мне надо…

— Посиди, ничего тебе сейчас не надо.

— Но…

— Кир, заканчивай от меня бегать, — он утыкается носом мне в висок, вздыхает шумно, губами касается уха.

Я моментально вздрагиваю, напрягаюсь, чувствуя, как мое тело откликается на такое простое, казалось бы, касание. Прикрываю глаза, лишь на секунду, позволяя себе раствориться в моменте и понимаю, что не хочу уходить, не хочу сопротивляться. Мне стыдно за собственную слабость, но я ничего не могу с собой поделать.

— Я не могу… — произношу совсем не то, что хочу, — так нельзя, я работаю на вас, и Саша… Она не поймет.

Трясущимися руками я упираюсь в его плечи. Нужно просто заставить себя встать.

— Можно, Кир, — он удерживает меня на месте, пресекая даже саму мысль о попытке выбраться из его рук, — я же тебе нравлюсь, — шепчет, скользя губами по виску.

А я не верю в то, что мы делаем. Разгар рабочего дня, дверь открыта и в любой момент кто-нибудь может войти и застать нас в этом интересном положении.

— Посмотри на меня, малыш.

Словно под воздействием гипноза я выполняю его просьбу.

— Я тебе нравлюсь, Кир, прекращай бороться с собой, — я молчу, а он продолжает: — на работе ничего не изменится, я не собираюсь затаскивать тебя в свой кабинет, при каждой подвернувшейся возможности, хотя не буду отрицать, эта идея мне нравится. Не нужно меня избегать, все равно бегать от меня вечно у тебя не получится. Давай поужинаем вечером и поговорим обо всем, что тебя беспокоит, хорошо? К тому же ты все равно уже согласилась быть моей невестой.

— Я согласилась не на это.

— Разве?

— Я согласилась ею притвориться, потому что вам требуется расположение какой-то большой шишки.

— Тебе.

— Что?

— Тебе, Кир, не надо мне выкать, когда мы с тобой наедине, привыкай, малыш. Ладно, давай разберемся с твоими штанишками, остальное вечером.

— Вот обязательно было это говорить?

Согласившись на ужин, я вовсе не предполагала, что ужинать мы будем у меня дома. И уж точно я даже близко не представляла полуобнаженного Богомолова у себя на кухне, ловко орудующего у плиты.