Он утыкается носом в мою шею, губами прихватывает чувствительную кожу, оставляет на ней несколько точечных поцелуев, запуская тем самым череду электрических разрядов по моему телу. Я реагирую на него мгновенно, все мое естество откликается на эту простую ласку и на несколько секунд я забываю, где мы находимся, погружаясь в пучину головокружительных ощущений.

Каждое прикосновение отзывается ярким импульсом, кожа буквально полыхает и воздух вокруг становится вязким и тяжелым.

— Володь, бабушка… — я все еще пытаюсь уцепиться за уплывающее в небытие сознание, за последние остатки разума, и сдаюсь, как только меня разворачивают и теплые, чуть суховатые губы, грубо впиваются в мои.

И как-то все доводы рассудка отходят на второй план, растворяются в глубинах сознания. Я хватаюсь за широкие плечи, ногтями вонзаюсь в кожу под рубашкой и целую в ответ с неменьшей жадностью, испытывая совершенно невменяемую потребность в этом поцелуе и чувствуя, как подгибаются ноги в коленях.

Да, пожалуй, именно так сходят с ума.

Приходит, отчасти даже пугающее, понимание, что в человеке тебя устраивает абсолютно всё. Тебя влечет к нему с необъяснимой силой, и одна только мысль о том, что его нет, отдаётся невыразимой, безысходной тоской в груди.

Тяжело дыша, мы отрываемся друг от друга, и я точно знаю, что ему это дается так же сложно, как и мне.

Мир вокруг как будто останавливается, время замедляется, и есть только этот миг наедине. И хочется, чтобы он длился вечно, но там, за стеной, ожидая нашего появления, суетится бабуля.

Заглядываю в шальные, зелёные глаза напротив и вижу в них не на шутку разгоревшийся пожар. Наверное, что-то подобное плещется и на глубине моих глаз.

Как в первый раз, я смущенно опускаю взгляд и прикусываю нижнюю губу. Улыбаюсь, как умалишенная, не меньше.

— Нас бабушка ждет, — озвучиваю очевидное.

Володя пару секунд молчит, пытаясь совладать со сбившимся дыханием, потом вздыхает тяжело и громко и, коротко поцеловав меня в макушку, первый направляется к раковине.

Я, по-прежнему пребывая в неком ступоре, наблюдаю, как он включает воду, выдавливает на ладони мыло, моет руки и опрыскивает водой лицо.

Отмираю, когда он отходит от раковины, открывая мне к ней доступ.

Спустя две минуты мы появляемся на кухне, где уже накрыт стол.

А как же иначе? Бабушка снова постаралась на славу. И мне, конечно же, хочется повозмущаться — ведь ей отдыхать надо, и незачем совершенно было так напрягаться, — но я вовремя давлю в себе этот ненужный порыв, потому что с бабушкой спорить бесполезно.

— Ну и чего вы как неродные? — сетует бабуля, завидев нас, застывших в дверном проеме. — Давайте за стол.

Я невольно вспоминаю прошлый визит Богомолова. Мне в тот день сквозь землю провалиться хотелось. Впрочем, учитывая предстоящий разговор, я и сейчас не против побыть невидимкой, переложив ответственность на Богомолова.

Можно же?

Я даже руку под стол убираю, понимая, безусловно, как это глупо.

— Скажи мне, Владимир, как ты относишься к тому, чтобы тяпнуть моего самогончику, за встречу, так сказать? — заговорщицки подмигнув ему, предлагает бабуля.

— Крайней положительно отношусь, тем более разговор у нас к вам серьезный, — так же шутливо и расслабленно отвечает Володя.

Видимо, это только я тут бессмысленно волнуюсь.

Бабушка подозрительно щурится, приподняв одну бровь, потом кивает понятливо и идет к шкафчику, в котором у нее хранятся запасы.

— Ну, наливай, и Кире налей, — командует бабушка, ставя на стол графинчик и три рюмки.

— А я не буду, — тут же начинаю отнекиваться.

— Будешь, — обрывает меня бабуля, — бледная, как моль, тебе точно надо.

— Ну бааа…

— Не бакай мне, бабуля лучше знает, — по-доброму ворчит бабуля, усаживаясь на свое место за столом.

— Мне чуть-чуть, — соглашаюсь, потому что спорить бесполезно.

Может и права бабушка, мне надо.

— Ну давайте, молодежь, за встречу, — бабуля поднимает свою рюмку и, чокнувшись с нами, быстренько ее опустошает.

Володя следует ее примеру, а я немного медлю. Подношу рюмку, принюхиваюсь и, не почувствовав никакого резкого запаха, жмурюсь и выпиваю содержимое своей рюмки, при этом не дышу даже.

— Ну-с, рассказывайте, — тишину снова прерывает бабуля и смотрит при этом на Богомолова.

Видно, хорошо понимая, что от внучки своей она ничего вменяемого не дождется.

Я же усердно делаю вид, что вообще ничего не слышу, беру тарелку и накладываю в нее картошку, тянусь к салату, вываливаю несколько ложек, старательно показывая, что очень голодна и очень увлечена едой.

— Антонина Павловна, я долго вокруг да около ходить не буду, — словно через толщу воды до меня доносится голос Володи, — вчера я сделал Кире предложение стать моей женой, она согласилась.

Я искоса поглядываю на бабулю, отслеживая эмоции на ее лице. Она пока никак не реагирует, давая возможность Володе продолжить.

— Правильно было бы сначала попросить, так сказать, благословения у вас, — он делает паузу, на секунду поворачивается ко мне, улыбается и продолжает: — но так уж вышло, к тому же после нашего прошлого разговора, мне показалось, что вы будете не против. В общем, прошу у вас руки вашей внучки.

— К… какой еще разговор? — вмешиваюсь я прежде, чем бабушка успевает хоть что-то сказать.

Смотрю на этих двоих и понимаю, что чего-то я не знаю. Имеются какие-то пробелы.

— Серьезный, Кирочка, разговор, — наконец отвечает бабушка.

Я открываю рот, но меня останавливает Володя. Он кладет руку поверх моей, застывшей с зажатой в ней вилкой.

— Я тебе потом расскажу.

Я решаю молча согласиться и кивнуть. Расскажет, конечно. Я ведь не отстану.

— Значит жениться будете, — заключает бабушка, а я немного напрягаюсь, — ну что ж, оно и правильно, чего ж не благословить, благословляю, если оба уверены, — заявляет авторитетно и я облегченно выдыхаю.

Улыбаюсь, глядя на бабулю. Она молча ловит мой взгляд и одаривает меня ответной улыбкой. Я сейчас ей очень благодарна за то, что она просто приняла факт моего предстоящего замужества. Без дополнительных вопросов, без наставлений. Позже мы, конечно, обсудим, но сейчас мне жизненно необходимо это простое, молчаливое согласие с моим выбором.

Ведь, несмотря на все очевидные положительные качества Богомолова, которые бабушка просто не могла про себя не отметить, наши отношения развиваются не просто быстро — стремительно. Казалось бы, еще недавно за этим же столом я старательно убеждала бабушку в том, что отношения у нас исключительно деловые, и вот я уже собираюсь за него замуж.

До сих пор у меня в голове все это не укладывается.

— Ну что Владимир, за такое дело надо тяпнуть, как думаешь?

— Совершенно согласен, мысли читаете, Антонина Павловна.

— А то ж, — усмехается бабуля.

Мне на этот раз не наливают, я ограничиваюсь бабушкиным ягодным морсом.

И так на душе хорошо становится, спокойно.

— Вопросов задавать не буду, вы люди взрослые, сами все решите, только вот, о чем попрошу, я на свадьбе единственной внучки не прочь бы и станцевать, потерпите до конца моей реабилитации?

— Бабуль, ну что ты такое говоришь, ну конечно, мы только решили, до свадьбы еще ого-го-го, — вываливаю торопливо.

— Ого-го-го, значит? — шутливо интересуется Володя, одарив меня озорным взглядом.

Я же бросаю на него убийственный. Почему мне кажется, что если дать ему волю, то уже завтра мы будем стоять в ЗАГСе?

— Ну мы же не торопимся? — уточняю осторожно.

— Я не против и поторопиться, — щурится, явно дразнясь.

Ну что за человек?

— И то верно, решили жениться, надо жениться, чего кота за хвост тянуть, — включается бабушка.

— Вы чего, сговорились все, что ли? — я вздыхаю и начинаю смеяться.

Это же кошмар какой-то.

Остаток вечера проходит в спокойной, теплой, я бы даже сказала, семейной обстановке. К вопросу о свадьбе мы больше не возвращаемся. Внимание переключается на бабушку и предстоящую операцию. Не знаю, волнуется ли она по этому поводу, но вида не показывает. А вот я волнуюсь — всё-таки возраст, но тоже не показываю вида. Незачем. Всё обязательно будет хорошо.