— …Тогда мужи те простёрли руки свои и ввели Лота к себе в дом, и дверь [дома] заперли; а людей, бывших при входе в дом, поразили слепотою, от малого до большого, так что они измучились, искав входа. Сказали мужи те Лоту: кто у тебя есть ещё здесь? зять ли, сыновья ли твои, дочери ли твои, и кто бы ни был у тебя в городе, всех выведи из сего места, ибо мы истребим сие место, потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его. И вышел Лот, и говорил с зятьями своими, которые брали за себя дочерей его, и сказал: встаньте, выйдите из сего места, ибо Господь истребит сей город. Но зятьям его показалось, что он шутит.

***

Когда на третий день изломанное, слабо осознающее куда и зачем его принесли маленькое тельце положили на скамью, приковав руки, то даже видавшие многое палачи дрогнули, когда услышали, едва слышный шёпот.

— …И пролил Господь на Содом и Гоморру дождём серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и [все] произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом. И встал Авраам рано утром [и пошел] на место, где стоял пред лицом Господа, и посмотрел к Содому и Гоморре и на всё пространство окрестности и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи.

— Стойте! Прекратите! — сверху послышался шум и внутрь вошёл человек в красных кардинальских одеждах, который показал перстень легата Папы.

Все в ужасе переглянулись, когда тот стал распоряжаться, аккуратно поместив изуродованное тело ребёнка на широкий плащ двух рыцарей, что его сопровождали и укрыв его другим, они вынесли его из помещения.

— Сейчас вам спустят пять девиц, на них покажите всё своё умение, — приказал он, и следователи с палачами, низко ему поклонились.

Один из палачей, обращаясь к следователю, умоляюще спросил:

— Его же умертвят да? Алдо? Да?

Тот повернул к нему мертвецки белое лицо.

— Очень надеюсь, что так и будет.

Палач от такого ответа, схватился за голову

***

Тысячи людей собрались на площади святого Марка, молча наблюдая, как рыцари выносят на плаще что-то маленькое, пачкающее красным, укрывающую его сверху ткань.

— Все девицы сознались, — громко прокричал кардинал, как все знали, прибывший лично от Папы, — они оклеветали Витале Дандоло по совету родных, чтобы завладеть его имуществом. Повторное заседание суда состоится завтра, ввиду недееспособности обвиняемого, его сторону будут представлять родители. На этом у меня всё! Можете расходиться граждане Венеции!

Народ зашумел, не зная, как правильно реагировать на эти слова, когда внезапно из-под плаща выпала тонкая, сухая рука, с вырванными ногтями и поломанными пальцами, жутко торчащими в разные стороны. Словно по движению огромной руки, над площадью начал стихать шум, поскольку увидевшие шевеление ребёнка, передние ряды стали передавать эту новость задним, а те вслушиваясь в слова, замерли, ожидая, что будет дальше.

Тихий шёпот, едва на грани слышимости раздался из-под всё намокающей ткани плаща.

— Я утоплю этот город в крови.

Слова подхваченные ветром, донеслись до первых рядом, и вздрогнули все, кто их услышал. Задние ряды пытались добиться от передних, что произошло, почему все молчат, но то, что им сказали, ввергло в ужас уже их.

— Витале! Сынок! — тишину над площадью разорвали крики женщины, которая вырвавшись из рук окружавших её родственников бросилась к плащу и увидев, что под ним, ещё громче зарыдала. Её тут же окружили люди с гербами дома Дандоло на одеждах и аккуратно подхватив плащ с ребёнком и её саму, пошли в сторону лодок, на которых они прибыли.

Кардинал, как и рыцари пошли за ними, а народ испуганно переглядываясь, стал расходиться. Прозвучавшие слова, жгли калёным железом сердце каждого, в чётком понимании, что все те жуткие слухи, которыми обычно славился Венецианец вне города, теперь полноводной рекой прольются на их собственные.

***

14 мая 1197 года от Р.Х., Рим

— Альбино! Наконец-то! — Целестин III, едва получив сообщение о том, что экипаж кардинала видели в предместьях Рима, сразу отправил гонца к дому кардинала, чтобы тот незамедлительно прибыл к нему. Но тот не зря был столько времени его доверенным лицом, поскольку сразу же направился во дворец, даже не заезжая к себе.

— Добрый день, ваша святость, — тот с усталым лицом и перепачканной пылью и грязью одеждой, осторожно протиснулся в кабинет Папы, чтобы ничего не испачкать, но тот лишь досадливо попросил его, чтобы не переживал об этом.

— Луиджи, — поприветствовал он второго кардинала, тот тоже склонил голову.

— Ну? — на Альбино скрестились внимательные взгляды.

— Он жив. По крайней мере тогда, когда я уезжал и то, что от него осталось, было ещё живо.

— Рассказывай!

— Всё просто ваша святость, его богатство стало причиной его проблем. Пять великих домов подговорили своих дочерей оклеветать Витале, якобы тот над ними насильно надругался, ну и дальше подкупленный суд, довольно быстро вынес приговор.

— Почему его вообще пытали? — удивился Луиджи, — Энрико не мог с ними договориться полюбовно?

— Главы домов захотели всё, а вы знаете Венецианца, — Альбино развёл руками, — но должен отметить, они сами не ожидали, что дело до такого дойдёт, так что когда я прибыл, дож с моего соизволения, арестовал их дочерей, и те в руках палачей не продержались и десяти минут, выложив всё как на духу. Оказалось, что наследник дома Контарини, обесчестил двух девушек из пяти, одна из которых кстати является его сестрой, ну а дальше, чтобы скрыть этот грех, тот их обеих и подговорил, показать на Витале. К этому присоединились три других дома, жадных до золота, ну а сам Венецианец так и оказался в руках палача. В общем-то и всё.

— А что это за странные просьбы следователей и плачей, чтобы их как можно скорее увезли подальше от Италии? — поинтересовался Папа.

Альбино нахмурился.

— Когда его полуживого вынесли на площадь, он при всех сказал, что утопит город в крови.

Целестин III обменялся взглядами с кардиналами.

— И ещё говорят, когда палачи его пытали, он пообещал им всем, что когда выйдет из подземелий, то найдёт их, лично снимет кожу с каждого, затем распорет живот и прибив кишку к столбу, сядет наблюдать, как они будут приматывать себя к этому столбу.

— Рассказываю подробно, поскольку имеются свидетельские показания одного из охранников дворца дожа, которые все как один, сейчас бегут из города, — пожал плечами кардинал, — лишь одного я успел поймать. Тот и рассказал не только об этом, а что Венецианец, когда его пытали, читал молитвы, а также ту часть Ветхого Завета, касающуюся Содома и Гоморры.

— То есть, если он поправится… — задумчиво произнёс Целестин III.

— То нет никаких сомнений в том, что он выполнит своё обещание, — кивнул головой Альбино, — малыш всегда держал раньше своё слово.

— Хм, наших следователей конечно надо защитить, но вот ослабление венецианцев, ставших непомерно гордыми и заносчивыми, будет всем весьма кстати, — покивал головой Папа, — и считаю просто провидением бога то, что карающим бичом выступит тот, кого они сами и породили.

— Да, на меня уже вышли византийцы с предложением поучаствовать в нападении на город, когда там станет бушевать наш отрок, намекнув, при этом, что даже кое-какие арабы тоже не прочь поквитаться с венецианцами.

— Никакие сарацины нам не нужны! — тут же отрезал Целестин III, — думаю будет правильным, послать к нему хороших лекарей, чтобы он скорее поправился, а также пару тысяч всадников из ордена тамплиеров. Что думаешь Альбино?