Важным было и то, что я отправлял больше тысячи пленных датчан на свои земли. Все распоряжения Макарию и просьбы Божане были уже написаны, и я предполагал, что эти люди дадут отличный импульс в поместье. Так же можно именно ими закрыть многие вакансии, которые уже для зажиточных поселян стали неинтересны. Так, некому смотреть за селитряницами, нет чистильщиков на свинокомплексе, не хватает работников и на стрижке овец, да и на валке леса всегда нужны люди. Так что тысяча двести в большинстве молодых, сильных мужчин в хозяйстве пригодятся. А Божану я попросил поговорить с отцом Иоанном, чтобы тот «обработал» как можно больше данов, так как ставить католические храмы, я не собирался.

— Как на Ригу пойдем? — начал я совещание в шатре.

Были, Любомир, Филипп, Алексей и еще семь сотников, которые с начала похода были привлечены к руководству в разных направлениях — обоз, конница легкая и тяжелая, тяжелая пехота. Единственным исключением стало приглашение псковского сотника, который с десятком присоединился к нам — Осляды. Он показал себя смелым и умелым и воином и руководителем, если не считать выходки псковичей во время сражения, но удержать, по сути татей, в той ситуации было невозможно. Так что сейчая Осляда уже с сотней, но наших ратных.

Думал пригласить и Нечая — контролера со стороны великого князя и мои главные «уши», в которые я пытаюсь «влить» некоторые мои мысли, только он собрался уезжать к великому князю, который, по словам того же Нечая, должен быть или в Переявлавле-Залесском, либо даже на пути к Пскову.

— Думаю, что треба разделить воинство, — начал говорить командир обозных сотен Хотин.

Он был некогда категорически против своей службы в обозе, считая, что это место для убогих и негодных людей. Однако, после того, как обозная служба разрослась и стала уже как инженерно-техническая и не убогих, а по большей степени грамотных людей, согласился. Ну и отдельная изба для семьи и плата как старшему сотнику жалования, где серебром, где готовой продукцией, так же повлияли на решение имеющего организаторские способности мужчины.

— Пошто треба делиться? — спросил я, так же стараясь подвести присутствующих под решение идти двумя путями к Риге, вот только кроме собственных аргументов, было интересно услышать и другие.

— Пушки, да зброя данов, снедь — зело много и быстро идти не получится, — кратко ответил Хотин.

— Аще кто мыслит? — спросил я сидящих.

— У нас десяток да аще два когга, воев увезти можно тыщу, да пушки все с припасом огненным. До Риги идти седмицу, али меньше, так и обоз быстрее пойдет, если мы пеших ратных на кораблях повезем, — высказался Алексей.

Он еще до конца не проникся самой идеей совещаний, как мозгового штурма. Филипп же понял для чего нужно проводить такие говорильни, поэтому и выискивал свои доводы к решению, которое уже было принято. Нужно было, прежде всего, делать людей сопричастными к событиям и их последствиям, а так же уже принятое решение после его обсуждения с другими людьми может либо скорректироваться, либо вовсе перемениться. Да и предусмотрел друг, как и я, что войско придется разделить.

Вот только со мной в море Филипп наотрез отказался идти, прикрываясь тем, что смог определить в войске, как и в воинской школе наличие нескольких непонятных личностей. Причем, когда мы вышли в поход, а Филипп остался в поместье, он смог понять, что крамольники вышли со мной. Вот и отсеивает подозрительных личностей и хочет на чистую воду их вывести. Интересно, что арьергард замечал непонятные конные следы в версте-двух на марше, как и разъезды пару раз утверждали, что видели нескольких наших ратников в лесу, где позже появлялись конные и быстро удирали. По первой думали, что это кто-то из татей плетется за войском, выжидая, что кто-нибудь отстанет, или после ночевки можно будет чем-нибудь разжиться. Такое бывало в походе. А Филипп смог соединить в единую систему как ситуацию в походе, так и некоторые странности, происходившие в школе, когда так же неизвестные подходили к границам поместья и рыскали рядом с полигоном и тренировочными полями.

Вот и думай — кому и что нужно от воинской школы? Или же дело во мне. А разделение на две части войска резко сократит число потенциальных шпионов. Выявить же трех ратников, что были в лесу, не получилось, но Филипп кого-то подозревает. И очень важно выявить шпионов и понять, что они уже смогли своим хозяевам донести, в том числе и промышленные секреты. Да и хозяев бы узнать.

И вот мы уже погрузились на корабли, разделив команды хоть немного знавших морское дело на все корабли, взяв так же и часть шкиперов из датчан, обещав отпустить сразу по прибытию в Ригу. И даже заплатить любому судну, которое будет идти в сторону Дании из рижского залива, чтобы взяли пассажиров. Войны то с русичами вроде как нет, пока сведения не дойдут до старшего короля, а это еще неделя точно. Так что и корабли датские могут стоять для торга в Риге. Как не кочевряжились, даны и другие немцы после взятия «их города», но по одному, два торговца, да приплывают для приобретения русских товаров. Моя небольшая фактория при покровительстве Вячко и возглавляемая Жадобой, исправно работает и приносит прибыль. А бывший ушкуйник уже может называться арабским словом «адмирал», так как под его началом десять кораблей. Вот только три из них на приколе из-за нехватки команд и опытных шкиперов.

На борт своего флагмана я взял и Ермолая, который отчаянно сражался за свою жизнь. И это было удивительно, так как в последнее время, после изнасилования и убийства жены, друг сошел с катушек и искал смерти, как и в последнем бою. Дважды Ермолай приходил в себя, но только на пару минут. Я же обрабатывал его раны, поил укрепляющей настойкой из витаминов, ну и колол антибиотики — как мог, так и лечил, коря себя, что не удосужился в прошлой жизни получить хоть какое медицинское образование. И радовался тому, что своим лечением не убил друга. Хотя, его уже все списали после сражения.

Плыть на корабле было не комфортно, и немного брезгливо. Дело в том, что скорее можно было пересчитать тех, кто не заболел «морской болезнью», чем тех, чьи желудки не выворачивались наизнанку. Команды не успевали поливать палубу водой, которую черпали за бортом. Находиться же в трюме становилось для ратников настоящей пыткой. И только надежда, что такая повальная эпидемия когда-нибудь, да пройдет, немного подбадривала.

В начале второго дня, как только рассвело балтийское море, покрылось плотным туманом, и наш корабль, по моему субъективному мнению немного вырвался вперед. Так, при небольшом попутном ветре, двигались вперед, пока не начал рассеиваться туман.

Я сразу же принялся смотреть в бинокль, чтобы рассмотреть другие корабли, но потратив полчаса на этот процесс, разочаровался и решил перекусить.

— Ладья! Впереди ладья! — Резко закричал из гнезда вперед смотрящий.

Я поперхнулся и закашлял.

— То не наши? — спросил я и только после этого решил посмотреть в бинокль.

Ладья оказалась действительно ладьей, вот только не одной — их было три и скорее всего новгородские.

Джучи сидел в своей юрте и без особого удовольствия пил забродившее кобылье молоко. Он только что приехал из очень удачной охоты, где удалось добыть много мяса и сейчас казаны по всем ближайшим кочевьям поднимали в воздух манящие ароматы тушеного мяса. А еще, в отличие от многих монголов, Джучи любил лапшу и даже хлеб.

Старший сын великого хана размышлял о взаимоотношениях с тем человеком, которого всю жизнь считал отцом. Он не был согласен великим ханом и пытался подавить в себе обиду. Уже много лет он покоряет народы и сделал не меньше для этого, чем другие сыновья и даже сам Чингисхан. Вот только Джучи выбрал методы достижения цели такие, что вызывают раздражение у воинственных монголов и его братьев. Может только еще брат Тулуй его понимает, но он даже говорить против отца не станет, не то, что действовать. Ну не видел Джучи смысла в убийстве кипчаков, хорезмийцев. Все народы, которые идут под волю монголов могут это делать и через мир, а не войну, а Чингисхан давал приказ именно воевать их.