Впереди меня бежал Бер, который взял большое бревно, предназначенное для скидывания с лестниц штурмующих, ну или просто ломать деревянные приспособления для лазания. Как только мы приблизились к опасному участку в защите стен города, Бер запрокинул бревно за голову и швырнул его на метров пятнадцать в ощетинившихся кнехтов. Строй противника развалился и гигант, не замечая даже своих союзников, всей своей массой свалился на врага, трое немцев даже упали со стены внутрь города. Я же разряжал обойму пистолета, нас поддержала группа из десяти арбалетчиков, и уже крестоносцы начали пятиться назад.

Вперед вырвались мечники, и намечалась свалка. Подступиться же к сражающимся не получалось. В тот момент, когда строй крестоносцев встретился с отступающими соплеменниками, сразу за которыми шли русские мечники, началась самая натуральная давка, где выигрывали не мечи, а кинжалы или даже физические данные, в чем русичи посредством гиганта Бера имели некоторое преимущество. Влиять на ситуацию было сложно, но я изловчился и выстрелил в четырех противников с алебардами, которые, без возможности опустить руки, бессистемно били сверху, иногда даже попадая и по своим союзникам.

Через минут пять давка закончилась, когда генуэзцы, стоящие в метрах десяти от эпицентра противостояния стали поднимать друг друга, чтобы быть на полтуловища выше и пускали в противника болты. Немного проредив число активных крестоносцев, русичи стали продавливать захватчиков и брать над ними верх. Самый опасный участок стены остался за русскими и их союзниками.

— Ба-бах, — прогремели два пушечных выстрела.

Пользуясь небольшой паузой в сражении, я стал наблюдать не за тем, как добивают кнехтов, взобравшихся на стены Риги, а как выстроенная для атаки конница защитников города, не успев набрать должной скорости из-за малого пространства, все же начала уничтожение беспрерывно идущих на приступ крестоносцев, лишая вражескую пехоту арьергарда. Между тем и конница защитников подставлялась под фланговый удар рыцарской кавалерии, которая уже набирала атакующую динамику, но получила два ядра, которые скосили не менее чем десять рыцарей, чем не только уничтожили профессиональных и мотивированных воинов, но и значительно замедлили до этого нарастающую скорость тяжелой конницы. Время, которое было потрачено рыцарями для перестроения и обхода препятствий в виде убитых лошадей и своих соратников хватило для того, чтобы русская кавалерия начала свой отход. Но уходили русские конные не в город, а ближе к стенам, где продолжал выбивать штурмующих. Скорее всего, Вячко рассчитывал на помощь стрелков на стенах. Но тут была и опасность того же «дружеского огня».

Штурм явно захлебнулся, и крестоносцы потеряли много своих воинов, вот только и у русичей была проблема — вышедшая из города конница, не имеющая возможности вернуться без существенных потерь. Если Вячко поведет всадников к воротам, то там будет только стремящаяся попасть в город толпа людей на конях, но не боевое соединение. Ворота узкие, в условиях боя нереально зайти в город. И этим в любом случае воспользуются рыцари. Вот только и бегать от прямого столкновения с рыцарской конницей — не вариант.

Сопереживая рижскому князю, считая себя все осознавшим полководцем, я посчитал, что конницу под командованием Вячко мы потеряли. Вот только я недооценил полководческий талант рижского князя, который действительно опытный военачальник.

Пока я наблюдал за скачками шести сотен тяжелой конницы защитников, даже не обратив внимание, что в ней нет Филиппа и ряда наших тяжелых всадников, да и легкой кавалерии, возле ворот уже сформировался полк из двух сотен тяжелых и легких конных, частью с луками, которые были в руках, в основном, у булгар.

Вячко же отводил от ворот рыцарскую конницу в сторону, когда начали выходить, возглавляемые Филиппом конные ратники. И когда так сговорились? Военного совета вчера не было, были только разговоры ранее о том, что легкая кавалерия при поддержке двух-трех сотен тяжелой может работать по принципу «ударил-отошел». Такую тактику сейчас и решили применить наши кавалеристы. Этим объясняется и тот факт, что князь никак не спешил на стены города при начале штурма. В это же время прогремел уже четвертый выстрел двух пушек, к которому должна присоединиться и третья — ее уже устанавливали на стене. Пока Клык лично командовал заряжанием пушек ядрами, и они уже выбили не менее двадцати рыцарей из плотного построения крестоносцев.

Прозвучал сигнал и конница Вячко, уходя по дуге, стала разворачиваться, пытаясь зайти в левый фланг рыцарскому построению. Рыцари так же споро начали маневрировать, заходя по дуге, стремясь навязать бой на встречных, в котором у них было больше шансов, точнее у русичей шансов не было.

— Клык, картечь! — истошно проорал я, напрягая голосовые связки.

Разворачивающаяся рыцарская конница подставлялась своим правым боком под пушки и картечь могла сильно навредить крестоносцам. Слово «картечь» главный артиллерист уже выучил, пусть и не понимал, почему именно так называются эти железные шарики, скрепленные воском.

Прозвучал очередной залп, унесший немало вражеских всадников, после чего им во фланг ударила конница, возглавляемая Филиппом. Крестоносцы, несмотря на свой профессионализм, оказались в замешательстве, и часть рыцарей выделилась из строя для отражения атаки русской кавалерии, которая только что вышла из-за стен города. Вячко уже закончил свой маневр и его конный отряд начал разгон в сторону противника. Полетели стрелы, выпускаемые булгарами с седла.

Но даже такой маневр и взятие в клещи профессиональной конницы не сломал крестоносное войско. Вражеские всадники, быстро группируясь в отдельные несколько отрядов, начали движение в направлении своих обидчиков. Не дожидаясь, когда рыцари наберут скорость для атаки, конный полк Филиппа начал спешное отступление. В это время началась отчаянная сшибка на встречных рыцарей и русской конной ратью, возглавляемой князем Вячко. Это был отчаянный бой. Рижан, несмотря на поредевшие ряды конных рыцарей, было меньше, да и они по большей части уступали в мастерстве крестоносцам, но о сдаче никто не думал. В это же время прогремел строенный залп орудий и три ядра устремились прямо на рыцарей, еще не успевших войти в бой, отвлеченных на преследование отряда Филиппа. Это был лучший выстрел Клыка, за который ему обязаны будут жизни ни один десяток ратников.

Я заметил, как выстраивается в боевые порядки пехота противника, отошедшая от стен и произведшая перегруппировку. Намечался новый штурм. Кнехты выжидали итога противостояния конницы.

Филипп вновь повел в атаку свой полк. На этот раз, увлеченные схваткой, рыцари не стали выделять отряд для отражения атаки в свой фланг и другу удалось приблизиться к крестоносцам, и уже обагрить свою рогатину вражеской кровью.

— Княжий рог! Княжий рог! — долетали повсеместно слова ратников.

Действительно, послышался звук, предвещающий атаку, а вскоре показалась лавина атакующих русских ратников, которая резко изменила ход сражения и продемонстрировала силу Руси, ее единство, дух, превосходство православия над латинянами — именно так скажут бирючи, которые будут оглашать информацию в городах Руси. Я постараюсь, чтобы именно такие реляции донесли до населения Северо-Восточной Руси, чтобы к великому князю владимирскому Ярославу Всеволодовичу приклеилось прозвище «князь-освободитель», и «защитник веры», чтобы в идеологическом отношении возвысить его над другими. Но об этом я вспомню потом, через часы, может и дни. Сейчас же неимоверная усталость от боя, от переживания сваливала с ног даже мой организм. А солоноватый привкус на губах говорил об обкусанных в нервозности губах. Напиться бы сейчас…

Интермедия 4. Грязная политика

Насколько Ипатий был готов на все для благополучия пусть не страны, но целого мира, под названием «Русь», но то, чем он занимался последние два месяца, были гадкими и для него. Убивать будущих гробовщиков Руси, пока они еще не натворили бед для его Родины, коробило и вызывало отвращение к себе. Но тот, кто был воином в прошлой своей жизни, когда большинство людей являлись только потребители, кто в этом времени, мире не мог усидеть и двух месяцев на месте, такой человек и способен исполнить деликатные миссии, о которых никто и никогда не должен знать.