— Фридрих обещал отправиться в поход, я уже два года собираю налог на богоугодное дело, даже монастыри призвал отдавать двадцатую долю, а ты теряешь все свое войско и казну. Теперь и датчане не отправят свои отряды в христианскую армию. Только Андраш Венгерский и остается. Кто тебя разбил, их нанять можно? — папа вновь стал задумчивым.

Генрих фон Зальца опешил от такого заявления. Он был блестящим дипломатом, умудряясь лавировать между постоянно враждующими учителем и учеником — папой римским и императором. Он умел договариваться и с магометанами. Говорить с схизматиками? Это как раз не укладывалось в голове магистра тевтонцев. Но такой подход был продиктован событиями и его нужно принимать, как новую реальность. Если и организовывать поход, то нужно быстро вооружать и обучать новых воинов, купить оружие, наверняка, можно будет и русичей, которые его столько набрали, что и пятнадцать тысяч вооружат. А для торговли с ними нужен договор.

— Не думаю, что можно договориться о наемниках. Но договариваться необходимо, — сказал великий магистр и отвернул свой взгляд.

Вот так он, год назад, с куда большей уверенностью говорит о том, что легко справиться с русичами и приобретет для армии еще и вооружения и других ресурсов. Оружие русичей мало уступало европейскому, а из луки, пусть и сложные в использовании, были лучше тех, которыми пользовались германцы.

— Да, нужно, вот только мы не можем забыть и простить. После победы… Ты слышишь, фон Зальца, По-бе-ды?! — по слогам повышая голос, произнес папа. — Мы заставим всех схизматиков склонить голову. Сперва я отправлю посольство к монголам, чтобы те могли рассчитывать на нашу помощь, после заставлю, ну или потребую, венецианцев создать базы продовольствия и оружия, чтобы помочь монголам, если те решат-таки идти на Русь. Нужно поговорить и с хорезмшахом, чтобы тот не мешал нам разбираться с аюбидами в Египте, ну я еще подумаю, что сделать.

Выйдя из приемного зала, великий магистр Тевтонского ордена выдохнул. Это была первая аудиенция у Гонория III, когда рыцарь вышел без подарков, ну, если не считать подарком разрешение строить свои крепости на территории Мазовии. И первая встреча, после которой фон Зальца был растерян и не уверен в своих последующих шагах. Почему-то ему не хотелось уничтожать Русь и помогать безбожникам монголам. Генриху стало более понятным направление Иерусалима и Египта, чем крестовые походы против славян, где его наголову разбили.

Я уже минут двадцать, как открыл глаза. Белоснежный потолок, скорее всего, натяжной, так как рассматривая его не нашел не единой царапинки, как и любых признаков недоработки рабочих по отделке. Облепленный датчиками, прикованный к кровати, я не мог даже пошевелить головой, чтобы увидеть хоть что-нибудь, кроме потолка. Поэтому и «развлекался».

Мне практически удалось «отключить» голову и не пускать в нее мысли о ситуации, в которую попал. Вот он — идеальный потолок, а больше в жизни ничего не существует. Зачем переживать, если это бесполезно, все обязательно разъясниться. А как же иначе?

— Да к черту все! Где я? Все равно вырвусь, уничтожу, порву, — резко меня начало «сметать» потоком эмоций. И все они были направлены только на то, чтобы кого-нибудь убить.

— Профессор еще не появился, я ему вкалываю успокаивающее, а он его просто игнорирует. Я не знаю уровень регенерации пациента, могу убить его, — доносились слова, как будто произнесенные на дне бочки.

— Ты и так убил его! Посмотри по сигналу коммуникатора, где профессор, — послышался еще один голос.

Я так увлекся посторонними звуками, что, прислушиваясь, сам замолчал, переговоры так же прекратились. Еще минут через десять ко мне толи в комнату, то ли в палату, в помещение, вошли люди.

— Связь в норме? Физическое состояние? — посыпались вопросы явно немолодого человека. Голос вопрошающего дрожал, был с хрипотцой, иногда сбивающийся. Кто-то однозначно нервничал. А я то думал, что нервничать сейчас нужно только мне.

— Что происходит, кто вы? — спросил я как-то безучастно. Может опять начали пичкать успокоительными?

— Вы хорошо себя чувствуете? Не доставите беспокойства? Поверьте, агрессия сейчас только все осложнит. Силовая группа может быть только через минут десять, а нам уже сейчас нужно начать разговор, — наступила небольшая пауза, видимо, это тот «профессор», которого ждали переговаривающиеся сотрудники, и он был явно нервным, между тем излучал какую-то маниакальную решимость. — Отключайте!

— Но… — начал было еще один человек, сопровождающий профессора.

— Под протокол! Мое распоряжение — отключить объект С 10 105 от контрольной аппаратуры, — громко и четко произнес профессор.

Через пять минут я уже разминал конечности. Такой дискомфорт я не испытывал ни разу после перехода в прошлое. Гнал к черту мысли о том, что никакого перехода не было, а я пережил кому, или свихнулся с ума и сейчас пришел в сознание. Мышцы были явно старческие, суставы болели, сердце колотилось как бешенное. Я в теле старика? Вот только, это тело не похоже на мое до перехода, даже причиняло ощутимый дискомфорт. Пока лежал на кровати под аппаратурой, таких неприятных ощущений не было.

— Даже не пытайтесь мне сказать, что никакого перехода не было, я сдерживаюсь на последних морально-волевых. Мне срочно хочется кого-нибудь убить, — сквозь зубы процедил я.

— Тогда просто слушайте, у нас мало времени. Я отменил силовое прикрытие, не нужно посвящать в наши дела много посторонних, но еще два человека прибудут часа через три — они в Пекине на переговорах, — профессор перешел на деловой тон.

Я ничего не сказал, пытаясь сопоставить те немногочисленные данные, что успел осознать. Первое, что зацепило — это приезд, или прилет из Пекина через три часа. Или я в предместьях Пекина, что не вяжется с разговором и логикой, или что-то иное, связанное с быстрыми способами перемещения. Если учесть подготовку самолета к вылету, время поездки до одного аэропорта, сам перелет, проезд расстояния от другого аэропорта. Это не говоря уже о времени на завершение переговоров, и на мелочи. Но следующие слова собеседника полностью затмили все возникающие гипотезы преодоления большого расстояния, или места моего нахождения. Решил, что более правильным будет слушать, чем пытаться выстраивать логические цепочки и причинно-следственные связи.

— Итак, сейчас две тысячи двести двадцать пятый год. Вы находитесь в институте истории, полное длинное название нашего учреждение ни к чему, мы рабо… — хотел продолжить свой монолог профессор, но мои возмущения его остановили.

— Ипатий, скотина, гад, умри, сволочь. Предатель, я уже думал, что с ума сошел, а тут… Да как же так, Божана, дети? — причитал я.

Профессор дал минуты три немного выговориться, но когда я перешел уже на многоэтажную ненормативную лексику, пожилой, невысокий седой с залысинами и в очках, мужчина поднял в умоляющем жесте две руки.

— Раз здесь вы, то полковник… думаю фамилий не нужно — Ипатий, не предатель. Весьма странно, что именно вы стали «якорем» — весьма близким человеком для него. Мы все же предполагали другую конфигурацию эксперимента. Но вот чуть меньше года назад… скажем так — один человек, — профессор достал очки и платок из верхнего кармана пиджака, в стиле а-ля начала XX века. Странно понимать, что ты в будущем, а тут такой анахронизм, как очки.

— Умер? — догадался я о чем идет речь. Сопоставить смерть Даниила аккурат во время, упомянутое профессором, не сложно. — Это был Даниил!

— Нам действительно нужно о многом поговорить и об этом. Я Вас не виню, да и Вы не будете преследоваться законом, — профессор все же начал протирать очки и его действия были явно нервозными.

— Вопрос номер один и самый важный, — я нагнулся к мужчине, давая показать, что очень важен его ответ. — Я попаду обратно? И следующий — откуда я здесь, по хрен знает каким законам, экспериментам или воле божией оказался?