— Людей положим вельми много, а град не возьмем, — задумчиво сказал я.

Я старался придерживаться принципа «критикуя, предлагай», но не сегодня. Уже попробовали подойти десятком разведчиком со стороны реки, где крепость не имела вала, и стены казались пониже. Думали, что можно подойти вплавь, оставить под маскировкой арбалеты, болты, мечи, веревки с кошками. Уже позже не менее, чем сотней пробовать быстро взобраться на стены, когда основные силы будут отвлекать противника ложным штурмом. Но не получилось, лазутчики были обнаружены и уже дали счет нашим потерям — три разведчика были убиты просто снайперскими выстрелами, сделанными, скорее всего, на звук, так как в ночи увидеть наших людей было сложно.

Еще одни наброски к плану были отметены буквально сегодня утром. К одному участку стены крепости почти вплотную подходили заросли камыша. Двое разведчиков вполне нормально смогли подойти к крепости и там залечь. Однако уже отряд в два десятка ратных встретился с тем, что тропок в заболоченной местности было не больше двух и пройти большому отряду и залечь было просто не возможно. Так, чуть не лишились четырех разведчиков, которых пришлось спасать из трясины, чем себя окончательно и обнаружили.

Я скрипел зубами от бессилья. Три дня осады ничего не дали, кроме раздражения и нервозности. Шведы же подогревали недовольство в дружине проявлением своей «цивилизованности». То голую задницу покажут, то еще чего. Даже говорить противно. Только принявшие христианство, шведы могли креститься на пролетающих воронов, как спутников Одина. И говорить о истинности веры праведных католиков, которые по зову сердца и господа пошли в крестовый поход, явно не приходиться.

На четвертый день случилось важное событие, которое дало хоть какую-то информацию о том, что происходит вокруг. К крепости подходил явно потрёпанный шведский корабль. Мы узнали о нем загодя, так как были выставлены дозоры у устья Волхова. Даже три конных там было, из тех лошадок, что получилось реквизировать у местных. Клячи, конечно, но все же не на своих двух.

Захватить корабль получилось только с потерями. Лодки однодерёвки, которые были взяты у рыбаков из ближайших селений и наспех мобилизованы, быстро приближались к кораблю, из которого начали практически безнаказанно стрелять по спешащим к ним русичам. Пятнадцать человек безвозвратно потеряны, более пятидесяти раненых — вот результат атаки на явно потрепанный вражеский корабль. Да и захватить шведский драккар получилось только потому, что у них банально закончились стрелы и болты. Видимо, удача от нас отворачивалась.

Абордаж длился так долго, что не получилось захватить шведский корабль без привлечения внимания защитников крепости. Так рухнул еще один план захвата Ладоги через использование «троянского коня». Общее уныние и резкий упадок боевого духа в нашем войске была чуть ли ни фатальными. Особенно, после того, как урезали питание в связи с тем, что провианта первоначально было мало, а местные крестьяне вместе с живностью и зерном попрятались в лесах. Для них любой ратник — угроза. Будь то русич, или швед, все едино, когда забирают последнюю скотину.

Порадовали только сведения, что были выужены из тех шведов, которые пробивались к Ладоге на своем корабле и так сильно проредили наше войско. Жадоба смог максимально эффективно использовать преимущество в огнестреле и не пустил шведскую эскадру в Неву. Шведы, не будь дураками, поняли, что удержать Новгород и другие города теми силами, что у них есть, не получится. Поэтому направили подкрепление в полторы тысячи ратных, которые и должны были прийти в Ладогу, а отсюда уже на Новгород, но флот шведов рассеян, частью сожжен. Удалось прорваться в Неву только двум кораблям шведов, и то значительно прореженного, как с русских кораблей, так и лучниками, расставленных по обоим берегам реки и практически безответно расстреливавших шведов, так сработали ратники, оставленные в укрепленном лагере в устье Невы.

Это была и хорошая и плохая новость одновременно. Мы уже раздумывали посылать за помощью к ратникам, чтобы большим количеством решиться-таки на штурм крепости, но сейчас, наоборот, требовалось подкрепление к невскому отряду. После морского сражения часть кораблей шведов смогли высадить десант и для нашего отряда наступали жаркие дни.

Решение о штурме Ладоги было сложным, но его нужно было принимать немедленно, или все наше воинство оказывалось в изоляции и могло быть разгромлено под городом, в случае, если из Новгорода придет хоть какое подкрепление для гарнизона крепости. Тем более нависала проблема того, что и со стороны Невы будут прорываться отряды шведов. С трех сторон будет более сложно отбиваться, если только не возьмем крепость, где уже сами сможем стать крепко и отбиваться.

И на седьмые сутки осады, узнав, что к Ладоге двигаются таки шведские силы, численность которых так и не удалось выяснить, начали штурм.

Арбалетчики под прикрытием щитов начали выдвигаться к стенам, поддерживаемые двумя шестиметровыми сооружениями, двигающимся на колесах. Использование гуляй-поля было больше отвлекающим маневром, чем мы действительно рассчитывали на эффективность сооружений. Подвести массивные сооружения получилось на расстояние семидесяти метров от стены крепости, что позволяло вести уже прицельный огонь из бойниц, но под крайне плотной ответной стрельбе было решительно невозможно выбивать вражеских стрелков.

Две, наспех сооруженных катапульты, били камнями по защитникам крепости, и только один из десяти выстрелов был более-менее эффективным. Одна надежда на решительный штурм и столкновения лоб в лоб, чего так хотелось избежать.

Арбалетчики, до сигнала укрывающиеся за массивными щитами, резко усилили обстрел защитников, чем все же снизили эффективность ответной стрельбы, при этом увеличились и наши потери. Не дожидаясь итогов работы наших стрелков, после удачного выстрела одной из катапульт, начался штурм.

Вперед пошли пять слаженных штурмовых команд. С помощью накладных мостов получилось соорудить четыре прохода через ров. Далее длинные жерди поднимали лучших рубак вверх по валу, на стены. Сразу выяснилось, что большинство шестов были меньшего размера, чем того требовала высота укреплений. Не добравшись до защитников крепости, русичи кидали заранее подожженные горшки с горючей смесью. Таких «зажигалок» было не более десяти и они не выполнили свои функции. Два горшка и вовсе подожгли своих метателей.

— Пошли, Бер, — сказал я, понимая, что штурм захлебывается и если сейчас отступить, то только увеличим потери в дальнейшем.

Три сотни, возглавляемые мной, максимально защищенных бронями, подхватив массивные лестницы, пошли на штурм. Место, куда мы устремились было в метрах ста от того, где сейчас развивались трагические события. Ускоряясь, я замечал периферийным зрением, как гибнут русичи, с обреченной решимостью, идущие на штурм древней русской же крепости.

Вот уже и по нам открыли беспорядочную стрельбу. Я наблюдал, что большинство вражеских лучников и арбалетчиков устремилось к штурмующим отрядам, немного оголив оборону того участка, куда мы бежали. Прикрывающие нас лучники остановились у края рва и начали выбивать защитников. Это получалось достаточно споро из-за значительного преимущества в плотности стрельбы с нашей стороны. После того, как были перекинуты мосты через ров, все ратники, которые имели заряженные арбалеты, разрядили их по защитникам и скинули свое стрелковое оружие, оголив мечи и сабли.

Мы лезли по лестнице вверх. Уже трех ратников, что были впереди нас, скинули камнями, но Бер, получивший уже два камня по своему щиту, не только удержался, но и приблизился к вершине стены. Попытки сбросить нашу лестницу баграми не увенчалась успехом, так как сработали прикрывавшие нас самые опытные и меткие арбалетчики. Да, в свой отряд выбрал лучших. Я же ощущал боль в плече и правом бедре, куда попали арбалетные болты. Пробить защиту у них не получилось, но болевые ощущения доставили немало неудобств, замедляя движения и реакцию.