Меня сильно дёрнули, и я зашагала следом за громилой, покидая темницу. Так, ну ладно – Цербер захотел меня «приодеть» для нашей встречи. Что ж, прекрасно. Просто восхитительно! Надеюсь, он не сделает меня своей наложницей. Сколько их у него было, когда я уходила? Сорок, пятьдесят? На тот момент, когда я была одной из Мародёров, мне было лет двенадцать – не самая младшая. Были дети лет восьми и шести. Однако многие меня воспринимали за мальчишку – ни груди, ни задница, с короткими волосами и дерзкими глазами.

Цербер тогда мне казался единственным иномирцем, которому можно было бы довериться. Он умел слушать, а после использовать это против тебя же. Он умел быть ласковым и красивым, и умел убивать с улыбкой на лице. Тогда Цербер был моим идеалом, но спустя год идеал пошёл трещинами и разрушился, оставив лишь скелет.

Цербер был лживым, эгоистичным и самовлюблённым. Он никому не доверял, и даже когда занимался любовью, в его комнате находились его люди.

Поднявшись по лестнице, мы вышли на открытую площадку, и я невольно вздрогнула.

Мы были над Бездной.

Сверху нависли рельсы, а внизу была пропасть, и крепость Цербера парила над ней, соединённая каменными мостами. Место, откуда мы вышли, напоминало старую башню с шипами и клетками внизу. Ещё пять таких же витало вокруг главного сооружения, похожего на дворец из чёрного камня с синей крышей и фонарями на ней. Мрачная, неприступная и опасная крепость, как и тот, кто ею управляет.

Пройдя по мосту, который был шириной где–то с жалкий метр, мы вступили на ступеньки дворца. Мост позади нас со стоном опустился вниз, лишая возможности преступникам выбраться из крепостей. Меня так и пробрала дрожь при воспоминании, что Ориас ещё внутри. Ну ничего, вытащим.

Войдя во дворец, чьё убранство просто поражало, я поспешила следом за Мародёром.

Цербер славился своей самой большой нелегальной коллекцией. На стенах висели картины давно погибших художников в единственном экземпляре, в горшках росли редкие цветы и деревья, в стеклянных комодах покоились якобы давно исчезнувшие украшения и реликвии, а у стен стояли доспехи. В общем, только Бароны могут попытаться посоперничать с Цербером, и вряд ли у них это получится.

Меня вели запутанными коридорами вглубь дворца. Других Мародёров тут не было, только служанки–наложницы в весьма откровенных нарядах из полупрозрачной ткани и золотой сурьмой на веках. Они кидали в мою сторону взгляды: кто–то сочувственные, кто–то надменные, кто–то безразличные. Их всех привели сюда силой, но каждая приняла это место по–своему. Кому–то он стал новым домом, кому–то же тюрьмой…

Я редко когда была в этом месте, хотя пару раз и ночевала здесь. Но с того момента тут явно прибавилось к коллекции. И одна вещь так и бросилась мне на глаза, заставив застыть и взглянуть на доспех из неизвестного мне материала. Он был чёрным, подогнанным под фигуру, с таинственными рисунками на груди и светящимися фиолетовым цветом огоньками вдоль спины. Шлем был овальный и заканчивался подобием хвоста какого–то животного с острым шипом на конце. Технология просто поражала – по сравнению с ней броня Завоевателей или тех же Змееносцев, которые принадлежат Содружеству и могут перемещаться из одного мира в другой по щелчку пальцев, казались детской игрушкой. И где только Цербер это нашёл?

В голове шевельнулось что–то отдалённо напоминающее старое воспоминание, но оно тут же исчезло, когда Мародёр дёрнул за цепь и заставил пойти следом. Я нехотя повиновалась, вместе с ним войдя в крыло наложниц. Обычно Мародёрам запрещалось тут ходить, но так как этот был послан по приказу Цербера, то этот запрет временно снялся.

Остановившись у одной из дверей, Мародёр попытался как можно аккуратней постучать. С другой стороны послышалась возня, и дверь плавно отъехала в сторону, являя высокую девушку с забранными в хвост длинными волосами и каштановыми глазами. Её кожа была чёрной, как уголь, и это лишь придавало особой красоты.

– Приказ Церебрера…

– Я слышала, – перебил та. Её межмировый был тягучим и приятным. – Можешь идти. Я позабочусь о ней.

Кивнув, Мародёр отдал ей цепь и поспешил из крыла. Я проводила его взглядом, вновь взглянув на наложницу в серебристой, под тон волос, одежде. Она отступила назад, пропуская в просторную комнату с мягким ковром. Кровати здесь не было, лишь балдахин, под которым лежала груда мягких подушек всех цветов и размеров.

– Ты – Шпилька, – скорее уточнила, чем спросила та. Я всё же кивнула. – Цербер приказал мне подготовить тебя для встречи с ним. Меня зовут Йель.

Она присела, что–то сделав с цепью на моей ноге, которая тут же спала с щиколотки. Я благодарно кивнула, проведя пальцами по затёкшей коже с красным следом.

– Тебя нужно вымыть. Иди за мной, – бросила Йель, скрывшись в ванной.

Час, а может, и больше, я провела в просторной купальне. Йель что–то добавляла в горячую воду, отчего та пахла цветами. Она весьма долго провозилась с моими волосами, нещадно поливая их маслами и смягчая до тех пор, пока они перестали быть жёсткими. Что ж, а я думала идти и обращаться за этим в салон. Правда, это не меняет того, что готовят меня так перед встречей с самым опасным существом на Тутаме.

После, хорошо намылив мочалку, Йель начала скрести меня чуть ли не до крови. Я извивалась и брыкалась, но её рука оказалась твёрдой, не давая мне вырваться. В конечном итоге я сверкала так, как никогда за всю свою жизнь. После этого, завернув мои волосы в полотенце, девушка начала обрабатывать раны, снимая оттёк с руки и ноги какими–то спреями и мазями.

Вновь пройдя в её комнату, мы ещё час сидели прямо на полу. Я терпела, когда она возилась с моими волосами и лицом, стараясь лишний раз не подавать голос. И всё же не сдержалась раздосадованного вздоха при виде одежды, которую мне придётся на себя надеть. В такую ножик не спрячешь...

– А другого нет?

– Цербер пожелал видеть тебя в этом, – непреклонно произнесла Йель. Она только так и отвечала мне: Цербер то, Цербер сё…

Я вздохнула, понимая, что особо выбора и нет. Придётся надевать.

Йель помогла мне со струящейся белой тканью, которая, на самом деле, представляла собой одну длинную полоску. И эта полоска, переброшенная на плечи, петлёй прикрывала грудь, идя двумя полосами на спине и соединяясь с какой–то замысловатой цепью. В итоге у меня был закрыт перед и зад тканью, через которую буквально было видно всё. Хорошо что на ней были вышиты узоры серебряной ниткой, что хоть как–то спасало от полного стыда.

Завив волосы, что рыжими локонами упали на спину, Йель надела на голову лёгкую диадему, завязав несколько прядей в небольшой пышный пучок на затылке. И только тогда позволила мне взглянуть на себя.

От увиденного у меня так и вспыхнули уши, и я едва удержалась от того, чтобы не прикрыть себя руками. О, Ориас бы это оценил. Ткань подчёркивала мою талию и тонкие ноги, а так же сравнительно небольшую грудь. Лицо так и дышало свежестью: волосы были мягче, с золотистым отливом, и несколько завитых прядей обрамляло скулы. Глаза, казавшиеся как никогда голубыми, были подведены золотой сурьмой, а губы подкрашены тёмно–бордовой помадой. Я не узнавала себя, и этого добивался Цербер. Он уже сделал меня одной из своих наложниц, пусть и не объявил об этом.

– Нам пора. Цербер ждёт, – позвала Йель, выходя из комнаты.

Я босиком пошла за ней, слыша, как звенят золотые браслеты на ногах и руках. Звёзды, наверное, не стоит говорить, кем я сейчас себя чувствую. Явно не королевой. А если и королевой, то совершенно другого направления.

Мы остановились перед роскошными дверьми из белой кости с вырезанными на ней узорами. Сердце гулко билось в груди, мешая дышать, и я впила ногти в ладони. Всё в порядке, Мэл. Ты выберешься из этой передряги. До этого выбиралась и выберешься сейчас.

Двери плавно раскрылись, и тёплый свет затопил коридор. Я зажмурилась, войдя следом за Йель в просторную комнату и тут же найдя того, кто всё это устроил.