– У неё что… совсем тут всё плохо? – поинтересовалась я, указав на собственное лицо пальцем.

– Ей уже пятьсот лет. Даже для хиимов это рекордный возраст, – заметил Совик. – Она как последние двести лет пытается выглядеть молодо. Что только ради этого не делала – говорили, что она три раза меняла все свои органы на искусственные.

– Хочет жить, карга старая, хотя её пыль давно пора в космосе развеять, – не смог сдержаться Ориас.

Мы ненадолго замолкли, смотря на зал с полукруглым высоким потолком, откуда сыпалась золотая и серебряная стружка в виде снежинок. Не долетая до голов гостей, она испарялась. Между гостями парили прозрачные духи с голубым сиянием, исходящим от них, и подносами в руках. Все столы в зале были пронумерованы и подписаны – наш находился рядом с Барониями, Содружество было практически напротив. И, в отличие от других, мы не разгуливали по залу, стоя у своего места и рассматривая гостей. Надо же узнать будущих врагов и союзников?

– Звёзды, мне же не мерещится? – резко выпрямившись, тихо пробормотал Совик.

Мы проследили за его взглядом, и Ориас тихо ругнулся, хотя со странной усмешкой на губах. Я могла лишь гадать, что она значила, с тихим ужасом и трепетом смотря на Крушителя Небес, последнего в своей расе – Оникса. Лучший парламентёр и советник у Содружества, которого почему–то не выставили сегодня, хотя, сомнений не было, он будет присутствовать на переговорах.

Оникс был ходячей легендой, превосходящей всех в этом месте. Пожалуй, он был окутан такой же тайной, как и сам Мёртвый Узурпатор. Гордый, надменный, последний из своего вида, восставшего против Содружества. Он сам донёс это до Матери Аай, и его пощадили, оставив в живых, но какой смысл, если, как и врасы, он может обзавестись детьми только от своего вида? Жестокая шутка судьбы.

– Я рассчитывал, что сама Императрица снизойдёт до своего появления, – раздался голос, отвлёкший нас от созерцания Оникса.

Совик резко обернулся, тут же выпрямившись и сощурившись. Ориас лениво перевёл взгляд и усмехнулся, полыхнув изумрудными глазами, а я, как и стояла, облокотившись спиной об стол, так и осталась стоять.

– Она как восемь лет не покидает свой дворец. Так с чего ей быть тут? – изогнул бровь мужчина. – У меня другой вопрос: что Барон, который никогда не интересовался властью и делами, забыл тут?

Этот Барон снисходительно взглянул на Ориаса, и уголки его губ дрогнули в ледяной усмешке.

– Щенок снова пробует свои возможности?

– Боюсь, щенок уже давно обратился в создание более грозное, и способен не только тявкать.

– Пока я слышу только тявканье, – заметил сам Айшел Ши–Тейн, окинув взглядом Совика и тут же потеряв к нему интерес. – Думаешь, после твоего унижения кто–то станет снова тебя слушать?

– Не интересуешься властью, а знаешь всё, что происходит на переговорах, – произнёс Ориас, пропуская шпильки мимо ушей. – Знаешь, мне будет приятно знать, что ты тут ради меня. Поддерживаешь моральный дух?

– В данный момент пытаюсь не свихнуться от твоей тупости, щенок.

– Как это на тебя похоже, – улыбнулся Ориас, отглотнув вина и окрасив губы в чёрный. – Что ты хочешь, Айшел? Вновь ощутить себя умным среди глупцов? Сходи к Сенату, так сразу себя мудрецом почувствуешь.

Айшел закатил глаза, протянув руку к бокалу с вином и наконец–то заметив меня. Он замер, и я поймала его взгляд, удивлённо приподняв брови. Его зрачки были в виде звезды. Он видел взрыв Янтарных Колец! Я бросила взгляд на его длинные пальцы с белыми когтями и кольцами, и мигом вспомнила. Звёзды, да это с ним я столкнулась на Этажах!

– Какой интересный экземпляр рядом с тобой, – негромко произнёс мужчина, сощурив свои янтарные глаза с красными точками.

– Купить не получится, – произнёс Ориас с холодком в голосе.

– На Тутаме приобрёл?

– На Земле нашёл.

Айшел кинул недоверчивый взгляд на мужчину, вновь взглянув на меня более пристально. Ох, как мне не нравился его взгляд! Вот совсем! Мало того, что у него зрачки странные, так он и смотрит так, словно душу читает.

Откинув назад длинную золотую прядь, Айшел отглотнул вино. Его волосы были забраны назад и скреплены на затылке заколкой в виде прямоугольной сетки с красными камешками. Сам же одет золотой хиим был в, естественно, золотой цвет: длинная, почти до колен, туника с рыжими нитями и дорогим орнаментом, чёрные штаны, заправленные в короткие сапоги, а поверх ещё приталенный плащ с широкими рукавами.

Когда я в первый раз увидела на картинках хиимов, особенно золотых, то подумала, что это эльфы: нечеловечески красивы, с длинными заострёнными ушами, плавными чертами лица и золотисто–бежевой кожей. Они держались гордо, отчасти высокомерно, были искусны не только в пении, стихах и рисовании, но и в борьбе на мечах. Говорят, что им нет равных в этом деле.

Серебряные хиимы тоже красотой не отличались, но кожа у них была алебастровой, когда волосы чёрными, с серебряными концами. А так они были так же красивы и искусны, как и их собратья.

– Землянка? – уточнил Айшел, облизнув губы.

– А есть сомнения? – поинтересовалась я.

В ответ золотой хиим тихо выдохнул, словно усмехаясь.

– Не боишься, что твоего ручного зверька тут покромсают? – поинтересовался хиим, кинув взгляд на Ориаса.

– У неё у самой зубы наточены…

– А я не говорил, что ручной зверёк – она, – спокойно перебил Айшел, и от его голоса у меня мурашки пробежались по спине.

Опустив взгляд на меня, хиим облизнул алые от вина губы.

– Осторожней с Матерью Аай. Дашь ей повод заволноваться, и она сделает всё, чтобы пресечь свои волнения на корню.

– Это совет? – приподняла бровь я.

– Скорее, предостережение. Меня считают хитрейшим из Баронов, но многие забывают, что ум и хитрость – это разные вещи. Я хитёр – не спорю, но и умён. Но кому–то не дано ни того, ни другого. Хочешь быть хитрым, давай правду с примесью лжи. Хочешь быть умным – молчи там, где остальные выпендриваются. Порой не всем стоит знать всё, и как бы честен ты не был, ложь найдёт место, где утаиться.

Совик слушал чуть ли не с открытым ртом, и меня кольнула мысль, что он всё это ещё и записывает. А как иначе?

– Вы считаете, что Мать Аай может положить на меня глаз? – осторожно поинтересовалась я.

– Мы, хиимы, ещё те высокомерные ублюдки, как выразился один иномирец, – спокойно произнёс Айшел, и я не сомневалась, что говорит он сейчас об Ориасе. – Нам не нравится, когда кто–то превосходит нас. В тех же технологиях, разуме, красоте, других умениях… мы сразу же пытаемся наверстать это, стать выше, но когда это не получается, то мы…

– …устраняете тех, кто вам мешает, – закончил Ориас, чуть нахмурив брови.

– Верно, – ничуть не смутился золотой. – Бароны ещё соперничают друг против друга, но это больше похоже на соревнование. Серебряные же готовы глотки врагам перерезать, и перережут. Их учат этому с пелёнок.

– А чему учат вас? – сухо поинтересовалась я. – Заводить гаремы с пяти лет? Охотиться на предателей при помощи гончих и ружья? Я не понаслышке знаю, чем любят заниматься Бароны и их сыновья. И вы ничем не лучше.

– А я и не говорил, что лучше остальных, – оскалился Айшел, продемонстрировав ровные белые зубы с аккуратными клыками. – Возможно, я даже хуже… но среди нас есть монстры и поужаснее. Правда, я не скрываю того, что делаю. А кто–то будет притворяться до самого конца, и лишь потом покажет свою истинную личину. Вот тогда и поговорим с тобой о монстрах, землянка.

Склонив голову на прощанье, Айшел отошёл от нас, оставив после себя неприятный осадок.

– Не на того нарываешься, Мэл, – негромко произнёс Ориас, сверля взглядом спину хиима. – Он тебе не по зубам… слишком высоко летает, а упасть не может.

Я не ответила.

Остаток вечера я запомнила смутно, да и казался он мне одинаковым. К нам изредка приходили другие гости, кроме Баронов. Как–то раз подошла даже молодая женщина из Сената, сказав, что рада нашему визиту, как будто мы могли отказаться. После ещё пристали журналисты, которых заговорил Совик, не подпуская к нам.