— И то правда, — подтвердила с другой стороны от меня еще одна бабулька, такая же, как первая — сгорбленная, с корзинкой в сухонькой руке. Придирчиво осмотрела, сильно сощурив глаза, и довольно прокомментировала: — В кудрях солнышко, глаза васильковые, кожа молочная, да бусы под цвет губок, коралловые… От женихов отбою не будет, — и со знанием дела закивала.
Мне хотелось сказать, что я и не из деревни вовсе, и женихи мне никакие не нужны, но вдруг слова пропали. Стало так приятно, так тепло, будто это не незнакомые люди сказали, а кто-то, от кого всегда хотелось это услышать…
Все еще растерянно я оглянулась в поисках моего дракона. Он только протиснулся к лавке. Не знаю, что тот увидел на моем лице, но сразу нахмурился, прирыкнул на бабок:
— Чем вы мне дите расстроили?
Бабки, видать, уже пуганые, не впечатлились.
— А, это ты, ирод чешуйчатый, — чуть скривилась одна.
— Упер, значится, девку и держит взаперти, — прищурилась вторая. В голове старушки завертелась какая-то гаденькая мысль.
— А она вон, невеста, — первая ткнула узловатым пальцем в меня, а я от неожиданности даже покачнулась, отпрыгнула от непредсказуемой бабки и нырнула под крыло к моему дракону.
— Никого я не крал. И не надо в нас тут пальцами тыкать. А ну, кыш, кошелки старые! — Грошик закрыл меня от агрессивных старушек и ненавязчиво дыхнул в их сторону дымком.
Те только головами покачали, развернулись и ушли по своим делам, все еще продолжая о чем-то бурчать под свои длинные крючковатые носы.
— Васенька, испугалась? — проворковал чешуйчатый, заглядывая мне в глаза.
Маленькая, но все еще красивая я, шмыгнула сухим носом и помотала головой. А потом подцепила пальчиком бусики и посмотрела в желтые глазищи, проникновенно так.
Грошик понял с полувзгляда. Широко улыбнулся, снова переполошив своим оскалом ближайших к нам деревенских жителей, и кивнул:
— Конечно, купим!
Я просияла мгновенно. Какой он у меня замечательный!
А потом… торговые ряды внезапно закончились. Вот совсем. Я хмуро огляделась вокруг, не нашла ничего, что можно было бы примерить, потрогать, потрясти; вздохнула, — печально, но не так чтобы очень, — и взяла курс на развлечения.
Это было… незабываемо! Я даже представить себе не могла, что обычная ярмарка может быть такой грандиозной, а все циркачи и менестрели такими… в общем, ТАКИМИ!
В сказках я про все читала, но разве можно сравнить то, что представляешь в воображении, и то, что видишь собственными глазами! Там было все! Все, что можно пожелать. Горы сладостей, пирогов, конфет, медовых пряников, заморских вкусностей, названий которых я так и не запомнила. А еще фрукты. И сок, и сидр, и медовуха, которую Грошик умыкнул тайком от меня, а потом пытался выдать содержимое огромного глиняного кувшина за сладкую воду. Наивный! Я мигом все унюхала, сопоставила раскрасневшиеся явно не от танцев лица мужчин, их громкие выкрики, порой неверные движения и такую же "сладкую воду", которую они пили, и все-все поняла. Внимательно посмотрела на моего дракошика — шел он прямо, насколько это было возможно в такой толчее, и был обычного рыжего цвета. Вздохнула, поняв, что влияние на чешуйчатого этого пагубного напитка будет определить сложно, но решила, что мой рыжий — дракон здравомыслящий, и помнит, что ему меня везти обратно.
В этот раз надеялась не зря. Если не считать маленькой шалости к концу вечера, Грошисс Великолепный был "стекл как трезвышко", как сказал один из его знакомых, по-приятельски хлопнув моего дракона по плечу.
Так и прошел весь день. Грошик пил "сладкую воду", я ела сладости, в восторге хлопала в ладоши при виде акробатов, которые творили нечто невообразимое, плясала вместе со всеми, повторяя нехитрые движения танца, а потом и вовсе затащила дракона в круг танцующих. Местные жители сперва испугались, но совсем не дракона, а того, что он их может задеть, а потом приноровились и продолжили веселиться. Кое-кто даже попытался увести у меня моего рыжика, когда мы, наконец, отошли в сторону, чтобы отдышаться, но я быстро надавала всяким деловым дамам по загребущим ручонкам. Мой дракон! Р-р-р-р!
Грошик на мои действия только широко оскалился, но комментировать не стал. И правильно, а то бы тоже под раздачу попал.
А вечером, когда солнышко закатилось за горизонт, и ночь принялась усердно окутывать своим покрывалом деревню со смешным названием Мухоморовка, началась самая интересная часть представления. Огнедышащих помимо моего дракошика прибавилось. Нет, не драконов. Начали свое выступление факиры. Они так здорово обращались с огнем, подкидывали горящие факелы, жонглировали огненными шарами, что публике оставалось только испуганно охать и восторженно ахать, жадно следя за каждым движением заклинателей. А когда один из мужчин, (полуголых, кстати, что меня изрядно смутило, но после начала выступления я перестала обращать на это внимание) стал выдыхать огонь, Грошисс Великолепный, до этого только презрительно фыркавший и кривившийся на все трюки, решил показать, как надо.
Когда он, расталкивая всех в стороны, вышел в центр площадки для выступлений, зрители, еще находясь под впечатлением, не сразу поняли, что мой чешуйчатый собирается сделать. Да что там, даже я не догадалась. Пока этот оболтус не подбоченился, и не вдохнул побольше воздуха. Остановить его я, естественно, не успела, и этот негодяй выдохнул. К счастью, додумался плеваться огнем в воздух, а не в людей. Но зрелище от этого менее жутким не стало. Кто-то в толпе истошно завизжал и крикнул "Бежим!"… Стоит ли говорить, что толпа запаниковала мгновенно, и даже те, кто знал рыжего лично, бросились врассыпную, стремясь спастись от неведомой угрозы. В мгновение ока пространство вокруг нас опустело. И остались только замерший Грошик, удивленно оглядывающийся по сторонам, и я. Очень недовольная маленькая я, которой в этот момент не хватало любимой грозной швабры. Наверно, смотрелись мы весьма комично. Но смешнее всего в наступившей тишине было услышать осторожное:
— И куда надо бежать? — ага, от дракона.
Деревенские, попрятавшиеся было за палатки, лавки и бочки, повысовывали головы, осматриваясь, и поняв, что опасности нет, а один, хоть и захмелевший, но вполне себе мирный дракон ни на кого нападать не собирался, продолжили веселье. Точнее попросили Грошика его продолжить.
И вот сижу я на бочке медовухи, подперев щеку кулаком, а чешуйчатый засранец отплясывает в самом центре, иногда радуя толпу неожиданным огненным залпом.
Развлекается, короче. А я скучаю. Танцевать устала, ноги гудят, голова тоже, и все чаще мелькает мысль отправиться на боковую. Но я сижу. Сижу и дуюсь на одного рыжего паразита.
— Светик, ты чего пригорюнилась, — оторвал меня от составления плана мести мягкий голос.
Обернулась, обнаружила невысокую пожилую женщину и нахмурилась. Вид ее отличался от остальных деревенских. Женщина, несмотря на свой преклонный возраст, была черноволоса, одета в яркие блузку и юбку и ослепляла обилием украшений. Не знаю, почему, но доверия она не вызвала.
— Не бойся, не обижу, — ласково произнесла она, обошла меня по кругу, пристально осматривая, чем заставила зябко поежиться, и остановилась передо мной, смотря прямо в глаза.
— Василиса… — произнесла она глубоким голосом и нахмурилась, о чем-то задумавшись.
А я возьми и брякни:
— Вы ведь не из деревни.
Просто никак она сюда не вписывалась со своим странным видом.
— Нет, — улыбка скользнула на тонкие потрескавшиеся губы. — Я путешествую… Много путешествую. Вот была недавно в столице, — речь ее лилась плавно, словно окутывала меня. А женщина, прищурившись, снова начала наворачивать круги у бочки, на которой я сидела. И мне пришлось крутить головой, следя за этой странной дамой. — Там, говорят, принцесса пропала… Давно пропала… Почитай, лет десять назад… Солнышко в волосах, глаза-васильки… — вещала она, а я больше хмурилась.
Какая столица, какая принцесса? И почему она повторяет то же, что говорили мне утром эти агрессивные бабки? Еще и кругами ходит. Во всех смыслах.