Предатель вернулся посреди ночи. Красиво так. Как в сказках, с громом и молнией.

Нет, это он не сам придумал. Просто в ту ночь гроза была. Жу-уткая, стра-а-шная. А я их еще с детства боюсь до дрожи. Обычно в такую погоду Грошик у меня в башне ночует. Разляжется на коврике, меня под бок и хвостом укроет. Тепло, хорошо и совсем-совсем не страшно. Так и спим на полу.

Но в этот раз осталась одна. Сижу на кровати, зубами стучу, от каждого раската грома вздрагиваю, но не забываю одного гада чешуйчатого добрым словом помянуть за то, что меня бросил.

И тут как громыхнет! Аж замок задрожал. А потом дверь как стукнется об стену! И в проеме молния высветила чудище. Это я потом вспоминала и ухохатывалась. Надо же было так здорово явиться. Но тогда со мной случилась истерика. Я битый час сидела тряслась, навоображала себе не пойми чего, а тут вот. Кошмар во плоти.

В общем, Грошик меня полночи успокаивал. Оказывается, он, как только учуял грозу, сразу ко мне полетел. Даже расстояние в день пути преодолел всего часов за восемь. Немножко не успел, гроза его на подлете уже застала. И вот явился мой спаситель, при этом перепугав еще сильнее непогоды, сграбастал своими лапищами, обнял хвостом и терпеливо слушал мои рыдания. Даже соглашался со всем. И с тем, что гад чешуйчатый, и что совести у него нет, и что злыдень, бросивший беспомощного ребенка (и ничего, что уже семнадцать!) на произвол судьбы.

Утром мой дракон извинялся. Завтрак приготовил, в башне чистоту навел, даже цветов нарвал. Целую охапку. То есть сгубил полклумбы роз, так нежно мной лелеемых, но об этом говорить не стала. Не захотела расстраивать. В общем, любое мое желание выполнялось еще до того, как я успевала о нем подумать, а Грошик ходил с таким умильным видом и груснющими глазами, что обижаться долго я не смогла.

Про деревню больше не говорили.

Целых два дня. А потом я случайно увидела у рыжего какой-то кулон. Оказалось, что это амулет. Для чего — не знаю. Не успела спросить, потому что…

— Где взял?

— Да так, на ярмарке купил, — не глядя, подписал дракон собственный смертный приговор.

— Какой ярмарке? — мимоходом поинтересовалась, оглядываясь в поисках чего-нибудь потяжелей. Вот, отлично! Этот увесистый учебник как раз подойдет. Главное, замахнуться посильней.

— В деревне, — и вот тут желтые глазищи загорелись азартом, лучше чешуйчатого паразита рассказывая, насколько на ярмарке было интересно. — Прилетаю я такой, а там вся деревня в сборе. И соседняя тоже.

— Соседняя? — опешила маленькая я.

— Ага, — радостно кивнул смертник. — Желудевка.

Рыжий повернулся ко мне, изображающей святую невинность с ангельским личиком, и начал повествовать и активно жестикулировать.

А на ярмарке и товары всякие, и безделушки разные, среди которых Грошик амулет и откопал…

…Прибью гада…

…и представления, и развлечения…

…закопаю и таблички не оставлю…

…и сладости…

…ну всё, не жить тебе, рыжий!

Наверное, на моем лице отразилось что-то очень страшное, потому что огромный дракон замер на полуслове, настороженно прищурился и… попятился. Открыл пасть в намерении высказаться и… снова попятился. Не к двери, к окну.

Маленькая, но очень грозная я перехватила удобней тяжеленный фолиант, прищурила один глаз, примерилась, куда кинуть и… сделала шаг вперед. А потом еще. И еще.

Грошик трусливо отступал и даже не пытался оправдываться. И правильно делал. Бросил меня одну, в замке, в глуши. А если бы звери? Или еще какая нечисть? Я много читала, в лесах чего только не водится! Так в сказках пишут. А он улетел, еще и развлекался! И даже сладостей не привез! Себе какую-то безделушку купил, а мне ни книжки, ни конфетки?!

Я буду мстить! И мстя моя будет страшна.

Оскал получился слишком кровожадный. Из ноздрей разве что дым не валил. А взгляд расчленял добычу на кусочки. Из груди вырвался предвкушающий рык… Не у Грошика, естественно, у меня. Зря я у него училась, что ли?

…Из груди вырвался предвкушающий рык… Дракон вздрогнул и… сиганул в окно.

Как стоял мордой ко мне к окну задом, так и прыгнул.

И нет бы подумать, что у него в это окошечко только голова и влезает…

Короче, следующие два дня я жила у него в комнате. Потому что в моей отсутствовало полстены.

Рыжий хотел так и оставить, сказал, что вместо маленького окошка, теперь будет большое. И вид на лес, и свежий воздух. Посмотрел на меня и быстро осознал насколько он неправ.

В итоге, моей башне был возвращен первозданный вид. Но с этого момента начались полномасштабные военные действия. Ярмарку в деревне я так легко прощать не собиралась.

Вот и сегодня мой любимый дракошик получил заслуженную порцию мести. Уже шел меня убивать, когда наткнулся на доспехи рыцаря, по чистой случайности стоявшего чуть ближе к лестнице, чем обычно. Ну, не получилось у меня эту железяку к самым ступенькам перетащить!

Я, помучив чешуйчатого целую неделю, уже хотела сжалиться и великодушно простить засранца (в обмен на полет в деревню, естественно), когда тот выкинул номер с пауком. Не-е-ет, так просто я не сдамся. Василисы не сдаются! Не зря же они и премудрые, и прекрасные… Совсем как я!

Так в сказках пишут.

Гордая, премудрая и прекрасная я покрутилась перед зеркалом, расправила плечи, приосанилась как принцесса, подхватила швабру и… с воинственным воплем предводителя дикарей понеслась вслед за гадким драконом. В этот раз точно не улетит…

Глава 4 О переживающих крылатых

— Василь, — нервно дернулся дракон, — ты бы села ровно, егоза.

— Й-иху-у-у-у-у, — ответила я и раскинула руки в стороны.

— Васька! — рявкнул чешуйчатый, да так, что я ойкнула и чуть не свалилась. — Если ты сейчас же не угомонишься, я поворачиваю обратно!

Я насупилась и сложила руки на груди, демонстративно отвернувшись.

— И не дуйся, — почувствовал мой настрой Грошик. — Я, между прочим, волнуюсь. Вот свалишься, и что я делать буду? — продолжал читать нотации рыжий. — Разобьешься ведь.

Фыркнула, но пока промолчала. Уже наизусть выучила, что он скажет дальше.

И так всю дорогу. За все три часа, что мы летим, Грошисс раз двадцать напомнил, как опасно не держаться за него во время полета, раз десять повторил про правила поведения в деревне и каждые две минуты интересовался, не холодно ли мне, не болит ли чего, не проголодалась ли. Поначалу я только умилялась такой заботе о прекрасной мне. Честно-честно заверяла Грошика, что все замечательно, продолжала радостно оглядывать небесные просторы и буквально подпрыгивала от нетерпения. Хотелось носиться по округе и вопить от радости. Ура, мы летим в деревню! И не просто так, а на ярмарку! На самую настоящую ярмарку! А там и люди, и сладости, и представление, и куча всего.

Носиться по округе возможности не было, но я успешно заменяла это счастливыми воплями. Такими, что стайки птиц с перепугу взлетали с деревьев и уносились прочь. Зверье в лесу разбегалось в панике. А когда нам навстречу летел какой-то селезень, я скорчила ему рожицу, и тот, кувыркнувшись в воздухе, спикировал вниз, напоследок крякнув что-то очень оскорбительное.

Я была счастлива! Раскинула руки в стороны и наслаждалась. Хотелось обнять весь мир, но поблизости был только дракон, поэтому все мои излияния нежных чувств достались ему. Но Грошик не оценил. Представляете? Вместо того, чтобы развлекаться как обычно, он ворчал. Ни тебе покачивания крыльями, ни пируэтов в воздухе, ни даже мертвой петли. А ведь это было излюбленным делом моего рыжего, когда мы летали! Он несется на немыслимой скорости, крутит какие-нибудь финты, я визжу, а он самодовольно ухмыляется.

Вот ничего такого в этот раз не происходило. Все было степенно, чинно и жутко раздражало. Нет, сначала я наслаждалась, потом, когда поняла, что мне предстоит веселить себя самостоятельно, очень даже успешно этим занималась. А затем Грошик ударился в наставления. То не делай, так не садись, не прыгай — свалишься, держись, иначе ветром сдует. И все в таком духе.