— Зато я буду, гражданка Коломина, — «обрадовал» он меня.

Мужчина взял со стола какие-то документы и стал монотонно, без всяких эмоций, зачитывать список травм и увечий, зафиксированных на трупе. И все, что я могла делать, это запрещать ужасным картинам, порожденным его словами, обретать плотность и краски в моем разуме. Я сфокусировала взгляд в районе его переносицы и густых, широких бровей с первой проседью и контролировала свое дыхание, отгораживаясь и повторяя, что это все ко мне не имеет никакого отношения. Но вскоре поняла, что моя смехотворная защита не работает.

— Послушайте, вы всерьез считаете, что я могла бы сотворить с человеком такое? — не выдержала, нарушая свое же намерение молчать, как рыба, до приезда Радина. — Даже не говоря о том, что чисто физически, как мне справиться со здоровым мужиком, какой больной на голову нужно быть, чтобы вот так искромсать кого-то? И что он просто по доброте душевной позволил мне все это с собой делать?

Следователь откинулся на стуле и заулыбался так хищно и недобро, будто, просто открыв сейчас рот, я уже полностью признала свою вину.

— Я достаточно работаю в отделе убийств и знаю, что решает все степень испытываемой ненависти и достаточное желание причинить вред, — в манере всезнающего учителя произнес он, и я не смогла скрыть гримасы от этого его покровительственного тона. — Все остальное частности, гражданка Коломина, которые люди легко преодолевают, добиваясь цели. И большая ошибка считать женщин неспособными на зверства или отвратительные поступки. Тут уж как раз наоборот. Женщины хитрее, изворотливее и гораздо изобретательней и начисто лишены сочувствия или жалости к тем, кого ненавидят по настоящему, — продолжил он вещать мне как туповатой. — Сила мужчины ничего не значит, когда его завлекут обманом, опоят или вырубят. Тем более, что в этом конкретном случае характер повреждений явно указывает на сильную личную неприязнь, причем с явным сексуальным подтекстом, учитывая, что жертва зверски оскоплена. К тому же, я совсем не утверждаю, что вы действовали в одиночку.

— Знаете, что? — разозлилась я. — А лично мне характер вашего поведения говорит, что вы либо терпеть не можете женщин в принципе, либо почему-то вам именно я не угодила!

— Зря вы все, гражданка Коломина, сводите к личностям, — ухмыльнулся он. — Это только подтверждает мое общее впечатление о вас.

— Да плевать мне! Какое у вас может быть обо мне впечатление, если вы меня знать не знаете! — почти выкрикнула, но тут же одернула себя. Стоп, Аня! У него же на роже самодовольной написано, что он получает прямо-таки удовольствие, доводя меня до трясучки! Это что, методы работы следствия, или мужик просто кайфует, наматывая чьи-то нервы на кулак?

— Ну почему же, — невозмутимо возразил Амиранов. — Некий ваш портрет составил. Мы ведь тут не зря, как говорится, хлеб едим.

— С маслом? — не смогла я вовремя прикусить язык. Портретист недоделанный!

— Не переживайте за мой рацион, гражданка Коломина, он у меня сбалансированный! — недобро прищурил он на меня карие глаза.

Ну, еще бы не сбалансированный! Людские нервы жрешь, скотина!

— Я сегодня ночью в сводке читал рапорт как раз о нападении на вас. Еще подумал, бедная женщина, натерпелась, — в своей раздражающе-нудной манере продолжил следователь. — Когда нашли труп Комарова, однако, задумался. А пока мы искали вас и успели на работе побывать, и я послушал, как коллеги отзываются и о погибшем, и о вас, то составил полную картину.

— Искали? — недоуменно заморгала я. — Зачем меня искать, я все время в квартире у себя была!

— Да неужели? Вы на время смотрели? — Я глянула на экран телефона, который сжимала в потной руке. Ничего себе, 17:32! Почти весь день прошел. Если я здесь около часа, плюс минут сорок на сборы и дорогу… Куда девалось столько часов моей жизни?

— Что, такой крепкий сон, что не слышали, как к вам несколько раз звонил и стучался сосед, дважды заходил участковый, и проснулись только к моему приезду? Такая честь для меня! — ехидно прокомментировал мое выражение лица Амиранов.

— Хватит издеваться! Я действительно никого и ничего не слышала!

— Ладно, даже если в это поверить, то расскажите, как вчерашняя жертва жесточайшего нападения может сегодня выглядеть как вы. То есть абсолютно здоровой! Если честно, когда вы открыли дверь и я разглядел вас, то понял все окончательно.

Вот сейчас он выглядел почти торжествующим. Боже, какой же придурок!

— Не поделитесь посетившим откровением? — язвительно спросила я.

— С удовольствием, гражданка Коломина. Вы накануне добивались увольнения Комарова с вашего общего места работы. Причины, вами двигавшие, я пока опущу. Узнав же, что мужчина, к которому вы по некой причине испытывали столь сильную личную неприязнь, не уволен, а просто переведен в другой офис и даже не получил никаких взысканий, вы, госпожа Коломина, что называется, закусили. — Мысль о том, какая же все-таки лживая скотина мой директор, мелькнула, но исчезла. Не в нем сейчас моя проблема. — Я твердо уверен, что вы нашли сообщника и, дабы обеспечить себе алиби, вчера инсценировали попытку собственного изнасилования и даже искусно сымитировали нападение на себя.

— Я ничего не имитировала! Она едва не убил меня! — снова сорвалась я, но тут же приказала себе успокоиться. — У меня есть свидетели, и врачи со скорой зафиксировали мои травмы.

— Те самые, которых теперь почему-то нет? — скривился Амиранов, всем видом говоря: «кого ты дуришь?».

— Я не знаю, почему так!

— А я знаю. Врачи прибыли на место намного раньше полиции, и вы просто вступили с ними в сговор. Думаете, вы первая такая умная? У нас на «Скорой» не настолько богатые ребята пашут, чтобы отказываться от лишней копейки. Но я заставлю их правду сказать, уж поверьте, — зловеще заверил меня он.

— Да ни с кем я не сговаривалась! Зачем? Мои соседи видели Комарова! — Что же за дурдом такой-то!

— Мы опросили соседей. На самом деле они слышали шум, видели вас на полу, в крови и беспорядок на лестничной клетке, но самого гипотетического агрессора никто не успел увидеть. А знаете почему? Потому что его не было! — Физиономия у Амиранова была такая, будто он прямо ожидал аплодисментов своей потрясающей дедукции сей же момент.

— По-вашему, я сама себя избила? — Чертов ты великий сыщик!

— Не избили, госпожа Коломина, а просто привели в беспорядок одежду, испачкались заранее приготовленной кровью, разбросали все и шумели, чтобы привлечь внимание соседей.

— Чушь какая-то! Знаете, что? Вам детективные романы писать, господин Амиранов! У вас такое богатое воображение!

— Я себя неплохо и на своем месте чувствую.

— Ну и прекрасно! И вообще, разве вы имеете право меня допрашивать без адвоката?

— А никто тут допрос и не ведет, гражданка Коломина! — ухмыльнулся мужчина. — Мы беседуем, просто ведем диалог, а это законом не запрещено.

— То есть допрашивать вы меня сейчас не можете, но мозг выносить — пожалуйста?

— Можно и так сказать.

— Тогда, я отказываюсь с вами и дальше вести, как вы выразились, диалог, — заявила я, демонстративно садясь боком на неудобном стуле, чтобы больше даже не смотреть на Амиранова.

Ну и пусть это похоже на детскую выходку, нежели хоть на крошечную победу с моей стороны, мне сейчас на это плевать!

— Ваше право!

Больше ко мне лично Амиранов не обращался, а только вел с кем-то оживленный разговор по телефону, в смысл которого я не вслушивалась, потому как сам его голос уже слышать не хотелось. Но, несмотря на то, что меня вроде оставили в покое, я ощущала растущее в помещении напряжение, и от него у меня даже мышцы спины сводило от боли. Я едва могла скрыть вздох облегчения, когда Радин наконец вошел в кабинет моего мучителя. Готова была вцепиться в полы его серого пиджака и умолять увести поскорее. Быстро поздоровавшись, адвокат вежливо, но настойчиво попросил Амиранова дать нам пять минут наедине.

— Я никого не убивала, — выпалила я, как только за следователем закрылась дверь.