— Голем, я спросил, все ли тебя удовлетворяет! — опять этот безэмоциональный тон, за которым мне почудилось раздражение.

— Вообще-то твой архонт имя мне дал. Так что озадачься нормальным обращением! — Стерва во мне включилась как-то непроизвольно.

Конечно, долбаная «Эдна» бесила меня вот только на чу-у-уточку меньше, чем проклятый «голем». Но, с другой стороны, что хуже — что тебя зовут чужим именем или называют некой вещью? В этом ракурсе «Эдна» виделась не самым паршивым вариантом.

— Эдна, все ли желаемое у тебя есть? — Лугус произнес это, будто у него был запор.

— У меня нет одежды! — решила не скромничать я.

Мужчина метнул взгляд в сторону полного шкафа.

— Мне это не подходит, — пояснила, открывая дверцу, и дернула за полупрозрачное и почти несуществующее нечто. — В моем понимании одежда — это то, что призвано прятать хоть что-то от чужих взглядов. То есть скрывает, а не позволяет почувствовать себя еще более обнаженной, чем без тряпок вообще.

— Я понял. Что бы тебя устроило больше? — спросил он, хоть и кривясь так, будто я говорила ему откровенные гадости.

— Нечто вроде той одежды, в которой я сюда прибыла. — Тонкая темная губа брезгливо вздернулась еще выше. — Или сойдет и платье, способное закрыть меня, скажем, от плеч до колен.

Я даже руками обозначила желательные границы на случай межрасового непонимания.

— Что-то еще? — опять же спросил равнодушно, но с явным оттенком неприязни Лугус.

— Я хочу знать все по поводу предлагающих лент, или как там они зовутся!

— Кто сказал тебе о них? — А вот это уже не наигранная вспышка злости и замешательства. Очень краткая, но очевидная.

— А это разве важно? Просто скажи мне!

Лугус отказался встречаться со мной взглядом и пошел к «игрушечному» шкафу. Вчера он, демонстрируя мне содержимое, открывал лишь одну его половину. Сейчас же распахнул обе, и я увидела на второй множество разноцветных лент, которыми была увешана почти вся площадь двери.

— Это, — ткнул он длинным пальцем в на вид совершенно прозаичные шелковые тряпочки, — предлагающие ленты.

Я многозначительно подняла брови, намекая, что неплохо бы продолжить, но Лугус проигнорировал это.

— Как это работает? — была вынуждена спросить я.

— Когда кадани хочет посещения какого-то определенного мужчины, она вручает мне ленту, соответствующую его расе, и просит доставить ему.

Я посмотрела на галерею всех цветов и оттенков на двери шкафа. Прямо скажем, выходило, что рас фейри более чем достаточно.

— Если у кадани нет цели заполучить определенного мужчину, она просто вешает на свою дверь ленты тех рас, которые ей желанны, — продолжил он, хоть и неохотно.

— А как мужчина, которому, скажем, предназначена лента, узнает, от кого она?

— Узнает, — высокомерно поджал губы Лугус, всем видом подчеркивая, какая я непроходимая тупица по его мнению.

— Ладно. А если эту вашу кадани захочет посетить мужчина той… хм… породы, чьих лент нет на ее двери? Что тогда?

— Зависит от причин, по которым кадани находится в Фир Болге, и иногда от щедрости мужчины. Чаще всего они договариваются.

Ну да, ну да. Как-то так я себе это и представляла.

— То есть если сейчас я вручу тебе ленту, означающую расу вашего архонта, — знать бы еще какого она цвета, — ты отнесешь ее ему, и он узнает, что она моя, и…

— Я не думаю, что тебе позволено посылать ему ленту! — бесцеремонно прервал меня на полуслове Лугус и этим моментально вывел меня из себя. — Ты не кадани. Твой статус вообще не определен.

Не то чтобы я и правда до этого хотела послать эту чертову тряпку, выпрашивая возможности еще раз повидаться с выматывающим мне всю душу Грегордианом. Я вообще этого не хотела! Но вот это уже откровенное пренебрежение в глазах его по сути холуя, гребаного сводника, готового услужить любой местной шлюхе, но ни в коем разе не мне, взбесило по-настоящему.

— Лугус, а какова, собственно, твоя должность у вашего архонта?

— Я главный проксенет его Фир Болга! — прямо сейчас мужика могло порвать от заносчивости.

— А что входит в твои обязанности?

— Следить за тем, чтобы все, посетившие Фир Болг, ушли довольными, обеспечивать кадани всем необходимым, — монотонно стал перечислять мужчина, — а так же еще выполнять те их особые пожелания, на которые они имеют право по статусу, дарованному посетившими или желающими их мужчинами. Следить за тем, чтобы предлагающие ленты оказывались у тех, кому они предназначались точно в срок…

— Вот, значит, как, — я так же не стала дослушивать его до конца. Какой привет, такой и ответ. — Тогда почему бы тебе не исполнить свои обязанности и не отнести мою ленту нашему общему архонту?

— Ты не кадани! Я не обязан служить тебе! — А вот это уже открытое проявление личной неприязни.

— Похоже, ты стал слаб глазами, дружище Лугус! — раздался голос Алево от двери. — Судя по знаку, который оставил на ее двери архонт, услуживать ей ты должен, и еще как! Но если тебе твои обязанности стали в тягость, я, так и быть, могу сам отнести ему ее ленту.

В какой-то мере я даже обрадовалась, увидев Алево. Он выглядел… ну, собственно, так, как полагалось в подобном месте. Обнаженный по пояс, в тонких свободных белоснежных штанах, босой, со слегка растрепанными волосами в стиле «только из постели» и яркими, чуть распухшими губами, вид которых заставлял задуматься, где они совсем недавно побывали.

— Пусть сначала выберет нужную! — перешел уже на откровенное шипение Лугус, испепеляя прямо-таки меня взглядом.

Нет, в самом деле, что я сделала этому шоколадному придурку?

— Эдна, так как, ты готова? — теперь и блондин пялился на меня выжидающе.

А я не была готова. Нет, совершенно. Но скрытое ожидание того, что я спасовала и буду унижена в шоколадных глазах местного сводника, вызвали непреодолимое желание увидеть, как он утрется этим своим высокомерием сполна. И поэтому я уставилась в шкаф с единственным вопросом в голове. Как, черт возьми, я узнаю, какая лента принадлежит Грегордиану? Но, присмотревшись, поняла, что никакой это не вопрос. Лента глубочайшего черного цвета, точно в тон великолепной гладкой шкуре его зверя, висела подальше, будто нарочно прикрытая другими — яркими и блестящими. Едва я взяла тонкую полоску, она будто взбесилась, ожив и стремительно обвив мою кисть и даже часть запястья. Сжалась, словно тугой резиновый жгут, принося ощущения весьма далекие от приятных. По только что чисто черной ее поверхности побежала какая-то серебристая вязь, но буквально спустя пару секунд все исчезло, и лента обвисла, становясь тем, чем и являлась — кусочком ткани.

— Ну так что, дружище Лугус, мне отнести ленту Эдны или ты сам? — в голосе Алево я расслышала тонкую насмешку.

— Я сам! — ледяным голосом ответил тот и почти вырвал полоску у меня из рук. — Я прекрасно справляюсь со своими обязанностями.

И он, задрав острый подбородок, прошагал прочь из комнаты, оставляя меня наедине с Алево и с мыслью, на кой черт я в это ввязалась и каким боком это мне еще выйдет.

— Итак, почему мне кажется, что ты очень нуждаешься в том, чтобы с кем-нибудь поговорить? — прикрыв дверь, Алево, однако же, так и остался у входа.

Вообще-то, вот прямо в эту минуту в компании я не нуждалась. Абсолютно. А все потому, что мне нужна была минутка на полный анализ собственного поведения. Только что я сделала нечто идущее вразрез с моими желаниями и даже принципами. Или нет? Я в самом деле не хотела видеть Грегордиана?

— Разве тебе не нужно пойти продолжить то… ну, чем ты тут занимался? — пробормотала я, занятая своими самокопаниями.

Если рассматривать чертова деспота как мужчину, постоянно причиняющего мне практически весь спектр боли, то надо быть мазохисткой и полной дурой, чтобы хотеть увидеть его снова. А я, хочется надеяться, ни той, ни другой не являюсь. Но проблема в том, что инстинкт самосохранения, диктующий избегать боли, в этих обстоятельствах не прав. Если взять мою ситуацию отвлеченно от эмоций, от истерик типа «ах, он меня чуть не убил, уволок насильно, мучает-издевается-держит в клетке» и начать оценивать все с позиции расстановки сил, уже имеющих место быть и от меня не зависящих, то выходила иная картина.