— Она пришла в себя! — услышала я голос, который теперь навечно стал для меня синонимом неприятностей. — Надо же, как быстро!

Позволив себе снова чуть приоткрыть глаза, я увидела ухмыляющегося Алево, стоявшего надо мной мрачной тенью на фоне сплошной ослепляющей зелени. Вот только что-то в нем изменилось, но пока мой разум не мог уловить что. Между бровей появилась сверлящая боль даже от того минимума, что я позволила себе рассмотреть, а желудок свернуло спазмом. Вдыхаемый воздух будто обладал большей, чем обычно, плотностью и жег ноздри, а мозг отказывался распознавать весь спектр ароматов и звуков, навалившихся на меня. Они не были неприятными, просто абсолютно незнакомыми и настолько чрезмерными, что вызывали ступор.

— Пусть встает. — Едва моего слуха коснулся холодный грубый голос Григория, все внешние факторы тут же смыло волной истерики и удушья.

Я резко села, схватившись за горло и в панике озираясь. Шея, затылок, весь позвоночник, грудная клетка и поясница были сплошными зонами огня, который разгорался сильнее от каждого вдоха, как угли, раскаляющиеся от дуновения. Крик от последнего вспыхнувшего воспоминания рвался из груди, но выходило только сиплое скрежетание. Григорий стоял в нескольких метрах от меня, и в первый момент он и исходящая от него опасность были всем, что я могла видеть и воспринимать. Попытка вскочить не удалась, тело отказывалось подчиняться, и я просто засучила ногами в стремлении хоть как-то увеличить между нами расстояния. Но почти сразу наткнулась спиной на твердое препятствие и стала озираться в поисках любого пути спасения. Кроме Григория и Алево чуть поодаль расположились синеглазый красавчик, что не позволил мне упасть у эскалатора, и рыжий, с которым я столкнулась на дороге. Они сидели ко мне спиной, о чем-то переговариваясь, при этом внимательно вглядываясь в сплошные густые заросли вокруг.

— Тебя больше никто не тронет, если ты будешь послушной, голем, — сказал Алево, возвращая мое внимание себе. — Ты слышала деспота. Вставай, нам пора двигаться дальше.

После первого накрывшего с головой приступа страха разум медленно возвращался в норму, позволяя мне заметить, что-то кроме четырех пугающих до икоты мужчин. Главные окружающие меня цвета были: пронзительная зелень полностью закрывающих небо огромных деревьев и интенсивный синий сплошного ковра цветущей травы повсюду. Этот потрясающий контраст и роскошная насыщенность так поразили меня, что на долю секунды я даже отвлеклась от собственного положения. Осторожно коснулась пальцами сотен и сотен крошечных соцветий, создающих эффект пролившегося на землю неба.

— Вставай, голем, не испытывай терпение деспота, — тихо повторил Алево, возвращая меня в действительность.

— Почему ты меня так называешь? — голос ломался, и слова продирали горло, но я уже могла говорить, и это принесло некоторое облегчение. — Мое имя Анна.

— Имена есть у людей, даже у животных. А у вещей есть название, и твое — голем, — совершенно без всякого выражения пояснил мне Алево, так, словно приговор зачитал.

Я глянула на Григория в недоумении, но он уже отвернулся и отошел к двоим своим сидящим дружкам и что-то говорил им, скупо жестикулируя. Моя дезориентация была полнейшей, миллион мыслей кипели в голове, и ни одна пока не могла обрести четкую форму. В какой долбаном сюрре я очутилась?

— Что ты городишь?! Где мы вообще, и почему Григорий напал на меня? Что вообще тут про…

— Это был первый и последний вопрос, на который я ответил до тех пор, пока ты не подчинишься, — оборвал меня Алево и уставился выжидательно и угрожающе одновременно. — И тебе следует отныне обращаться к нему деспот Грегордиан, если, конечно, будет вообще позволено обратиться. А теперь вставай!

Закусив губу и опираясь на дерево за спиной, я все же заставила себя подняться. Тут же желудок снова скрутило, а в голове поплыло, но спустя полминуты дурнота отступила, и я выпрямилась.

— Ты поразительно быстро адаптируешься, — прокомментировал блондин, глядя на меня с любопытством, но не как на человека, а как на некого занятного зверька, что ли.

— Потому что через связь берет силу у меня, — Григорий сказал это, будто презрительно выплюнул, глядя только на Алево, так, словно я была невидимкой, и швырнул ему толстую веревку. — Свяжи ей руки и дай мне конец.

— Какого черта! — я едва успела сделать шаг в сторону, как Алево оказался у меня за спиной, обхватывая и полностью блокируя, а обе мои руки оказались в его железном захвате и быстро были скручены впереди. Я вырывалась, пиналась и даже пробовала укусить, но он как будто и вовсе не замечал моих смехотворных усилий.

— Вы что, совсем ненормальные? Зачем меня связывать? — задыхаясь от напряжения, возмущенно закричала я, стараясь освободиться, отчего веревка только больно впивалась в кожу. — Разве я пыталась убежать?

— Если ты отойдешь от нас, то не проживешь и пяти минут. Тут же найдется кто-то, кто освежует и сожрет тебя, — с усмешкой ответил Григорий и чуть дернул конец веревки, который ему подал Алево. — Так что это не средство от твоего побега, а способ указать на твое новое положение. К тому же веревка будет причинять тебе дискомфорт и неудобство, и понимание этого поможет мне хоть как-то бороться с желанием растерзать тебя сию же минуту за все, что ты сделала.

— Да что я тебе сделала? — слезы подступили к глазам, но я отказывалась давать им волю. — Это ты преследовал меня, напал и едва не убил и теперь еще намерен издеваться! Чем я это заслужила?

Но отвечать мне никто не собирался. Григорий просто развернулся и пошел вперед, вынуждая меня волочиться за ним по пятам, как собака на привязи. Рыжий и красавчик двигались впереди и чуть по бокам, а Алево замыкал наше шествие, дыша мне в спину.

Веревка, в принципе, не слишком давила на запястья, но Григорий шел быстро, и я, хоть и обливалась потом и почти бежала, все равно отставала, и тогда он дергал поторапливая. От этих рывков грубая текстура веревки быстро растерла мне кожу, и все стало действительно мучительно. Но я держалась сколько могла, не собираясь радовать этих мерзавцем своими жалобами, и только внимательно смотрела по сторонам, ища хоть какие-то признаки цивилизации. Но заросли, сквозь которые мы продирались, сменялись лишь другими зарослями еще гуще, и цветочный ковер под ногами стал менять оттенок с лазурного на сиреневый. Просто какие-то проклятые джунгли. Как мы могли оказаться здесь, ведь я вряд ли была без сознания больше часа? Кто они вообще такие? Торговцы людьми, и «голем» это какое-то кодовое название для вот таких, как я, дур, попавших им в руки? Но это же глупость какая-то! Тогда в доме я видела женщин намного моложе и красивее меня, но никого из них тут нет. Тогда что, это что-то действительно личное между мной и Григорием? Но что я такого сделала ему на самом деле? Оскорбила до глубины души отказом? Но постепенно усталость, боль во всем теле, особенно в сведенных в одном положении плечах и жуткое жжение в запястьях стали единственным, о чем я могла думать, и в голове сквозь подступающий туман истощения запульсировало «за что, за что мне это?».

Споткнувшись в очередной раз, я рухнула на колени, и Григорий грубо рванул веревку, и моей выдержке пришел конец.

— Хватит! — заорала я от вырвавшегося гнева, подстегнутого мучениями. — Что бы я тебе там не сделала по-твоему, кто дал тебе право так обращаться с таким же человеком, как ты?!

Григорий остановился, но даже не соизволил обернуться.

— Дважды ошибка, голем, — сухо ответил он. — Ты не человек, да и мы не люди.

Я обвела всех мужчин взглядом, но никто из них не смотрел на меня, и нигде я не увидела даже тени сочувствия.

— Вот именно, потому что вы жестокие бессердечные уроды! — и прежде чем я договорила, была вздернута с земли и оказалась лицом к лицу со взбешенным Григорием, вцепившемся в мои волосы на затылке.

— Уроды? — зарычал Григорий у самого моего рта, и, несмотря на боль и ненависть, которую он сейчас у меня вызывал, стало невыносимо жарко. — А совсем недавно ты прикидывалась, что я тебя привлекаю. Это ведь и был твой план? Соблазнить меня и создать связь, чтобы присвоить ворованную душу?