Мишель прикрыла за собой двери и, не теряя времени, принялась рассказывать о своём замечательном плане: она пишет письмо родителям, а рабыня находит того, кто это письмо им сможет доставить.

— Не просите меня о таком, мисс, — оборвала её служанка, протестующе замахав руками, и вернулась к прерванному занятию: продолжила смахивать с книг пыль и ставить их обратно. — Никто из наших не согласится. А если хозяева или мистер Бартел узнают, о чём мы тут с вами переговариваемся… — голос рабыни дрогнул.

— Но если я здесь останусь, моя жизнь будет кончена. Ты ведь понимаешь… Пожалуйста, — взмолилась пленница, чувствуя, что ещё немного и расплачется. От вновь охвативших её безысходности и отчаянья. — Никто не узнает!

— Ошибаетесь, мисс. Они всегда и обо всём узнают. А я слишком стара, чтобы бегать по болотам.

— При чём здесь болота? — раздражённо вскинулась Мишель.

Служанка затолкала в глубокий карман передника тряпки, как минутой ранее распихала по полкам книги, и поспешила к выходу, старательно обходя Мишель. Глядя в пол и тихо бормоча себе под нос, как будто извиняясь:

— Мне жаль, что мисс Флоранс расхворалась. Всех, кто связывается с Донеганами, ждут несчастья. Теперь и вы это знаете.

С завидной прытью женщина выскочила из библиотеки. Мишель не последовала за ней, понимая, что страх перед Донеганами сильнее любых тёплых чувств и благодарности к хозяевам Лафлёра.

Тем более что благодарить их, как оказалось, было не за что: жизнь в Блэкстоуне с мужем, который непонятно куда подевался, обернулась для неё кошмаром.

Она становилась кошмаром для всех, кто здесь появлялся.

Мишель не стала возвращаться на чердак, до самого вечера сидела на ступенях крыльца. Встретила и закат, которым запылало небо, рыжим пламенем перекинувшись на кроны деревьев. И наступление дымчатых сумерек, принёсших с собой долгожданную прохладу. А вместе с ней с болот к усадьбе поползла совсем не желанная гнилостная сырость и назойливый комариный писк.

Жаль, демоны никак не несли к родным пенатам Донеганов.

Девушка собиралась вернуться в дом, потому как устала отбиваться от насекомых, не оставлявших надежды сделать её своим ужином. Устала пялиться на подъездную аллею, по которой скользили, подгоняемые ветром, лепестки уже почти обнажившейся вишни. В последний раз прочитав за сестру молитву, пленница поднялась. Замерла, прислушиваясь, и, вместо того чтобы скрыться в объятом полумраком холле, что есть духу побежала к воротам. Навстречу пока ещё едва различимым звукам: по дороге мчался всадник.

Её опередил слуга, бросившийся отворять хозяину. Кейран спешился, передав поводья приветствовавшему его в поклоне рабу. Хмуро взглянул на девушку, задрожавшую от тревожного предчувствия. Средний Донеган был сам не свой и выглядел, как Гален сегодня днём — мрачнее тучи.

Как будто, беря пример со старшего брата, тоже решил стать ненастьем.

Мишель подскочила к молодому человеку с вопросом, за минувшие часы истерзавшим ей душу.

— Как она?!

— С Флоранс всё в порядке, — произнесено это было с таким видом и таким тоном, словно старшая Беланже на самом деле скончалась, а Кейран просто не решался в этом признаться.

— Правда в порядке?

— Конечно. С чего бы мне тебя обманывать?

Вместо ободряющей улыбки Мишель была удостоена мимолётным взглядом, от которого всё тело девушки покрылось мурашками. Вместо объяснений, что же произошло с Флоранс — коротким невнятным ответом: приедет Гален и всё расскажет. А ему, Кейрану, некогда с ней разговаривать.

Мишель едва не задохнулась от гнева.

— Тебе некогда?! Да я тут чуть с ума не сошла, в этом вашем треклятом доме! А ты, вместо того чтобы меня успокоить, рассказать, как она, потратив одну несчастную минуту, рычишь и убегаешь!

Последнее и вовсе было для Мишель в новинку. Если кто и убегал обычно, так это она от мужчин, но никак не они от неё. Во рту горчило от обиды. Решив, что не следует нарушать традиции, девушка рванулась вперёд, намереваясь обогнать Донегана, и, не оглядываясь, мчать к дому.

Больше она никогда на него не посмотрит!

Кейран остановил её. Ухватил за руку, мягко притягивая к себе, обнял за талию. Отчего пожар в груди Мишель начал гаснуть. Распадаясь на тысячи крошечных огоньков, побежавших по венам. Именно они, эти странные огоньки, воспламеняли кровь. Но никак не прикосновения Кейрана.

Так мысленно говорила себе Мишель, пока он смотрел на неё, не сводя глаз. А она, нарушив только что данное самой себе обещание, тонула в сумрачном, пугающе тёмном взгляде. Пока Кейран держал её, не отпуская, позволяя чувствовать биение собственного сердца через плотную ткань жилета. Или это её сердце стучало так быстро, так отчаянно.

— Завтра Флоранс заберут домой. С ней всё будет хорошо, — шёпотом коснулся приоткрытых губ.

Почти поцелуем, за которым Мишель сама неосознанно потянулась. Закрывая глаза, отдаваясь во власть совершенно непонятного, но такого приятного, волнующего чувства. С которым не было сил бороться.

Да и не хотелось вовсе.

Молодой человек крепче сжал её в своих объятиях. А потом сильные ладони неожиданно соскользнули с талии, и девушке показалось, что со всех сторон повеяло холодом.

— Извини, Мишель. — Кейран резко отстранился, почти оттолкнул её от себя. Наградил взглядом, о который можно было запросто порезаться, и, как ножом, полоснул словами: — Мне правда сейчас некогда.

Быстро, не оборачиваясь, зашагал по кедровой аллее.

Часы над камином тикали раздражающе громко, и Кейран, не способный усидеть на месте, продолжал расхаживать по кабинету, провожаемый тяжёлым взглядом отца. Ковёр с поблёкшим от времени узором скрадывал шаги молодого человека, но Сагерту Донегану они всё равно казались оглушительными. Мужчина нервно вздрогнул, когда часы пробили полночь, и с трудом поборол в себе желание запустить бокалом в мраморную полку. Откинувшись назад, приложил к губам сигару, в горьком дыме и крепком виски ища успокоение.

До сегодняшнего дня всё шло как по маслу. Всё, за исключением безрассудной выходки сына, похитившего Мишель Беланже. Но и эту проблему удалось разрешить, обратившись за помощью к Тафари.

Сагерт Донеган поморщился, борясь с ещё одним навязчивым желанием — хорошенько выругаться, чего никогда не позволял себе на людях, и залпом осушил то, что ещё плескалось на дне бокала. Он почти очистил семью от яда проклятия. Почти подарил своим детям свободу. Почти спас Катрину и Аэлин.

Почти…

И вот, как загноившаяся рана, вскрылась постыдная тайна благочестивого семейства Беланже! Перед внутренним взором Сагерта стояла картина: их план карточным домиком разлетается по игорному столу жизни.

Беланже поставили их в очень неприятное положение. Нельзя разорвать помолвку с одной сестрой и тут же заключить её с другой. Гордец Вальбер не позволит и общество их осудит.

Демоны бы побрали местных святош!

Кейрану казалось, он задыхается. Молодой человек не переставал дёргать ворот рубашки, пытаясь ослабить узел галстука, но тот продолжал стягиваться на шее удавкой. Бурбон, обычно помогавший расслабиться, на этот раз не остужал кровь. Наоборот, с каждой минутой Донеган всё больше распалялся, пока наконец не выкрикнул:

— Почему мы не знали?!

Впервые в жизни он жалел, что сейчас не полнолуние и он не может обратиться по своему желанию, чтобы… Чтобы растерзать кого-нибудь. Кого — значения не имело. Хотелось просто вгрызаться в беспомощно трепыхающееся под собой тело, пока не захмелеет от горячей крови, раз уж от алкоголя захмелеть не удалось, и сознание наконец не померкнет.

— Потому что, Кейран, не только у нашей семьи могут быть секреты, — с усмешкой ответил брату Гален.

Единственный из всех Донеганов наслаждавшийся происходящим. Наследник чувствовал себя победителем, баловнем судьбы. Жизнь так неожиданно преподнесла ему сюрприз в виде бракованной невесты, и он считал часы до момента, когда разорвёт с Флоранс все отношения. Галена не заботило, что старшая Беланже будет страдать. Что сестра и кузина сейчас изнывают от страха за своё будущее, что отца сжигает гнев. А уж наблюдать за Кейраном, мечущимся по кабинету загнанным зверем — было ни с чем не сравнимым удовольствием.