Чья-то рука хватает меня за руку, останавливая на полпути. Я пристально смотрю на расчетливые черты Сильвер, ее стервозная маска на месте и готова к неприятностям.

— Что ты здесь делаешь? — я спрашиваю.

— Эйден прислал мне сообщение, чтобы встретиться с ним здесь.

Конечно, он прислал сообщение. Этот придурок жаждет крови, пока где-то трахает свою девушку.

— Его здесь нет, — бормочу я, стиснув зубы.

— Я вижу. — ее пристальный взгляд не отрывается от Коула и Тил, когда она отпускает меня и складывает руки на груди.

— Что ты собираешься с этим делать, пчелиная матка?

— Что заставляет тебя думать, что я что-нибудь сделаю?

— Ну же, Сильвер, это я. Мы оба знаем, что ты замышляешь неприятности в своей хорошенькой маленькой головке. — я ухмыляюсь. — Как насчет сотрудничества?

Она приподнимает бровь.

— Сотрудничества?

— Коул и Тил думают, что могут играть со всеми, но они не учли нас, не так ли?

Ее губы изгибаются в ухмылке, и я ухмыляюсь в ответ.

Я предупредил Тил. Сказал ей, что она облажалась, но она не послушалась.

Если слова не поставили ее на место, то поставят действия.

Поиск в Гугле дело сложное. Вы должны знать, каким источникам верить, а какие списывать на слухи.

Например, последние сплетни о семье Астор. Интересно, знает ли Ронан о возвращении своего дяди и о том, куда, по слухам, могущественный граф увозил Шарлотту в последние месяцы.

Не то чтобы меня должно волновать, знает Ронан или нет. В конце концов, он Астор. Если некоторые форумы в Интернете знают, он, вероятно, тоже.

Папа и Агнус всегда говорят нам держаться подальше от кроличьей норы Интернета, так как в ней больше лжи, чем правды, но дыма без огня не бывает.

Я уже вижу гибель семьи Астор, потому что я позабочусь об этом. Единственный человек, который заставляет мою грудь делать какие-то странные вещи, это Шарлотта. Хотела бы я сделать это, не впутывая ее и не причиняя ей боли, но, как говорится, без жертв не бывает побед.

Мне так жаль, Шарлотта.

Быть может, следует прекратить лицемерить и больше не навещать ее и не писать ей.

Я переключаюсь на статью о взаимосвязи между смертью и страхом. Речь идет о том, как люди инстинктивно боятся смерти, даже те, кто склонен к самоубийству.

Страх смерти это чуждое мне понятие. Почему вы должны бояться того, что в конечном итоге произойдет? Рано или поздно все познают смерть, так что, возможно, стоит сделать поездку к этому стоящей.

— Смерть и война. Интересно.

Я поднимаю голову от спокойного голоса Коула. Он скользит рядом со мной, сжимая книгу под названием «Калила и Димна» с иллюстрациями животных.

— Интересная книга, — говорю я.

— Я знаю. Наконец-то получил свой экземпляр. — он указывает на мой телефон. — Но это не так интересно, как твоя статья.

Я снова перевожу взгляд на телефон. Смерть и Страх во Время Войны.

Я заставляю экран погаснуть не потому, что мне стыдно читать об этом, а потому, что книга Коула кажется более увлекательной.

Коул в своей форме, без пиджака, и рукава его рубашки закатаны до локтей. Со спокойным выражением лица он, кажется, одним из тех красивых книжных ботаников, которыми девушки восхищаются издалека. По другим причинам, чем Эйден. Парню моей сестры все равно — совсем. Коул нет, но в бесстрастном плане.

Когда я появилась в КЭШ, он первым подошел ко мне и заговорил со мной так, будто мы знали друг друга всю жизнь. Мы также разделяем определенные... тенденции.

Хотя наши взаимодействия легки и не вызывают тревоги, я знаю, что у Коула всегда цель в рукаве.

Однажды он сдал меня, и если он думает, что я этого не поняла, то он не знает, с кем имеет дело.

Возможно, я не так хороша в обмане, но я знаю, как заманить кого-то на поле боя.

— Расскажи мне о своей книге, — говорю я.

— Это старые сказки, или, скорее, басни, переведенные на арабский, а затем на испанский в двенадцатом веке.

Он открывает первую страницу, пробегая пальцами по словам.

— О чем там говорится? — я указываю.

— Философия, изложенная в форме животных. Например, лев это король, есть ещё другие животные, представляющие разные роли.

— Например?

— Бык и буйвол. Как думаешь, что они собой олицетворяют?

— Хитрость? Силу?

Его губы изгибаются в легкой улыбке.

— Возможно. У каждой басни есть цель.

— Точно так же, как у каждой фигуры в шахматах и домино?

— Именно.

Я поднимаю бровь.

— Эй, это похоже на всю эту школу.

Он повторяет мой жест.

— Возможно. Мы все выполняем свою роль.

— Какую роль я играю в твоей игре, Коул?

— Ого. — он делает вид, что застигнут врасплох. — Ты несправедлива ко мне, Тил.

— А что насчет твоей несправедливости? Думаешь, я не знаю, что ты рассказал Ронану о клубе?

— Почему ты решила, что это я?

— Ты единственный из школы, кого я там видела. Не нужно быть гением, чтобы понять.

— Не единственный. Есть еще кое-кто, о ком ты забываешь.

— Это кто-то другой не рассказал бы Ронану.

Его губы снова изгибаются.

— Как ты можешь быть так уверена?

— У меня с ней была сделка. Кроме того, ты единственный, кто играет в игры.

— Принято к сведению. — он переворачивает страницу, словно читал ее все это время. — Однако, в мою защиту, Ронан все равно бы понял, поэтому я подумал, что мог бы рассказать ему и получить благосклонность.

— Он бы не понял этого, если бы ты ему не сказал.

— Ох, он бы понял. Ронан похож на собаку — дрессированную. Он чует запахи издалека и не останавливается, пока не найдет добычу. Если бы я не сказал ему, он бы последовал за тобой, преследовал бы тебя, вломился, взломал твой телефон и электронную почту и в конце концов получил то, что хотел. Я просто сделал это проще для всех.

Я фыркаю. Он говорит так, будто он ангел в этой сказке, и мы все должны поклониться в знак благодарности и, возможно, принести некоторые жертвы на его алтарь.

— Из-за тебя он теперь держит меня за руку, и ты знаешь, что я испытываю искушение сделать, Коул?

— Скажи мне. Я весь во внимании.

Я позволяю себе показать хитрую улыбку.

— Если ты испортил мне веселье, что мешает мне испортить твое?

— Я не испортил тебе веселье — я сделал так, чтобы это произошло. Разве ты этого не видишь?

Я недоверчиво смотрю на него.

— Ты сделал так, чтобы это произошло? Как, черт возьми, быть связанной с Ронаном может быть весело?

— Тил, даже ты можешь признать, что Ронан привнес в твою жизнь интересный привкус. Я просто веду себя здесь как хороший Купидон.

Я усмехаюсь, хотя внутри у меня все кипит.

Коул не понимает, что он разрушил гораздо больше, чем знает. Например, мой план — раньше он был таким ясным, но теперь все это мутная вода и чувства, которые я даже не могу начать прочесывать.

— Расскажи мне о Ронане, — говорю я.

— Рассказать тебе о Ронане?

— После твоих действий, самое меньшее, что ты можешь сделать, это дать мне информацию. Почему он иногда ведет себя по-другому?

Он усмехается.

— Ох, ты стала свидетельницей этой части.

— Значит, ты знаешь об этом.

— Мы трое знаем, но он не любит этого показывать. Мы получаем это едва ли раз в год во время Хэллоуина. Могу я спросить, как тебе удалось это вытащить?

— Я пытаюсь понять, как закопать это обратно, а не вытаскивать.

— И все же ты уверена?

Да. Нет. я не знаю.

Этот придурок превращает меня в ту версию самой себя, которая мне не нравится или которую я не понимаю. Есть этот иностранец, который завладевает моим телом и оставляет меня без всяких мыслей.

Хуже всего то, что я хочу понять. В глубине души я хочу посидеть с ним, поговорить, прикоснуться к нему.