— О какой из них мы говорим? Их несколько.

Выражение его лица остается прежним.

— Тил Ван Дорен.

— Она. Хм, уверен, ты знаешь, что она не настоящая дочь Итана, верно? С тем, что у него фамилия Стил, а она Ван Дорен и все такое? Мы вообще уверены, что она не из семьи того немецкого нациста, который убил моего прадеда во Второй Мировой Войне? — я двигаюсь за ним, затем крещусь, говоря драматическим тоном. — Покойся с миром. Ты хорошо служил нашей стране.

— Это мой прадед, а не твой, и он умер в семьдесят лет от пневмонии.

— Ох, тогда, быть может, это тот, кто позади меня?

— Как насчет того, чтобы перестать ходить вокруг да около. Ты хочешь что-то сказать мне, Ронан?

— Нет?

Это не должно было прозвучать как вопрос.

Ларс, ты чертов дурак.

Если он упомянул что-нибудь о вечеринке, я подсыпаю в его драгоценный чай дешевые продукты из магазина, которые его снобистская сторона так ненавидит. Посмотрим, как он отреагирует, когда я уничтожу его заначку.

— Никаких возражений по поводу помолвки?

Мой отец преподносит это как вопрос, но на самом деле дает понять, что не примет никаких возражений.

Не то чтобы я стал бы что-то делать.

Я знаю, чего от меня ждут. Когда рыба поймана в сеть, самые умные не двигаются; если они пытаются, то истощают остатки своей энергии и быстрее умирают.

Теперь, если я сохраню эту энергию, я смогу торговаться за большее. Кстати, я научился этому сам; я не нуждался в книгах Коула по философии.

В тот момент, когда я родился, и мои родители решили, что второй ребенок не нужен — да пошел ты, нерожденный второй ребенок, кстати, — меня воспитали так, чтобы я знал свои обязанности единственного наследника.

Я могу сделать это простым способом, или могу поссориться со своим отцом и причинить боль матери.

Я бы никогда этого не сделал — я имею в виду, быть источником маминой боли. Она одна из немногих причин, по которым я остаюсь на плаву, и не могу испортить ей жизнь.

Брак по расчету стоит на первом месте в списке обязательных дел. Однажды я сделаю это, как и ожидалось от меня.

Только этот день не сегодня и даже не через пятнадцать лет.

Вот почему моя маленькая игрушка сыграет свою роль и скажет «нет» во время сегодняшнего ужина.

Я уже послал ей указание, от которого она была бы дурой, если бы отказалась.

Тил не первая, кого я тайно убедил отказаться от брака по договоренности от моего имени. Скажем так, отец уже много лет пытается свести меня с дочерьми своих коллег.

Я сказал Ларсу, что отец похож на одну из тех скучающих домохозяек, которым нечем заняться, кроме как играть в сваху. Ларсу было не до смеха — не то чтобы ему когда-нибудь есть дело до смеха.

Тил склонится, как и все они.

Моя ухмылка становится шире, и он хмурится. Интересно, знает ли он, что за чертовщину скрывает моя улыбка?

— Вовсе нет, отец. Все будет идеально.

— Мы можем развернуться и уйти сию же минуту, Тил.

Папа хватает меня за локоть, заставляя остановиться перед двойными золотыми дверями особняка Астора.

Эльза, Нокс и Агнус тоже останавливаются. Мой брат пользуется случаем и приглаживает свою джинсовую куртку и волосы. Эльза бросает на меня умоляющий взгляд, молча моля подумать над этим.

Агнусу, правой руке отца, сорок три года, и он так хорошо сложен, что заставляет молодое поколение бегать за своими деньгами, и теперь он наблюдает за мной с нейтральным выражением лица. Мы с Ноксом прожили с ним много лет, и я знаю, что нейтралитет означает, что он заботится — в какой-то степени. Он просто не показывает этого.

Как я.

Возможно, именно поэтому я смотрю на него снизу вверх, ожидая, что что-нибудь, что угодно, сорвется с его губ.

Он ничего не говорит.

Папа нежно берет меня за локоть и встает передо мной. Он тоже широкоплечий и хорошо сложенный, не такой, как Агнус, но у папы аристократическое лицо. Он теплый, но твердый. Благородный, но в каком-то смысле старомодный.

Его каштановые волосы уложены как у настоящего джентльмена, а костюм, как и у Агнуса, сшит, чтобы произвести впечатление. На самом деле, у всех одежда такая. Даже мой глупый брат нашел время, чтобы надеть свое лучшее, хотя обычно он надевает футболку Metallica, будто это единственная доступная вещь.

Эльза одета в нежно-голубое платье, которое дополняет цвет ее глаз. Папа и Агнус в темных костюмах, которые они обычно приберегают для бизнеса — потому что это то, о чем идет речь: бизнес.

Я выбрала черную тюлевую юбку, доходящую до колен, чулки в сеточку и ботинки. На мне также белая футболка — без надписей спереди — и черная джинсовая куртка. Волосы прямые, как обычно, чуть ниже подбородка. Единственное, от чего я отказалась, это черный макияж.

Думаю, ты пропустила памятку о макияже. Он должен делать тебя красивой, а не уродовать.

Нет, это не из-за его слов. Ронан Астор не влияет на мои решения и никогда не повлияет. Даже если я надену его обручальное кольцо.

Причина, по которой я выбрала обычную подводку для глаз, немного туши и розовую помаду, проста: произвести впечатление.

Потому что как только сегодняшний день закончится, мой план осуществится.

Я улыбаюсь папе, и это настоящая улыбка, благодарная. Когда мы с Ноксом столкнулись лицом к лицу со смертью, он спас нас, заставил называть его папой и настоял, чтобы мы продолжали это делать даже после его девятилетней комы.

Он единственный отец, который у меня когда-либо был, и я никогда не выражала ему своей благодарности. Это мой шанс сделать все правильно.

— Я хочу сделать это, папа. Я не против.

— Тил... — Эльза умоляет.

— Ну что, идём? — я указываю на дверь.

Прежде чем кто-либо из нас успевает что-либо сделать, двойные двери распахиваются, как в какой-нибудь сказке, и напротив стоит высокий мужчина в костюме дворецкого в комплекте с белыми перчатками и бесстрастной улыбкой.

— Добро пожаловать в поместье Астор.

Только это не сказка — или, возможно, это сказка, с изюминкой.

В конце концов, герой не победит. Злодей перевернет жизнь каждого человека.

Чего все не знают, так это того, что злодей не всегда был злодеем. Когда-то давным-давно они были жертвами.

— Мы всегда приходим сюда на вечеринки Ронана, — шепчет Нокс Эльзе и мне. — Что за формальности?

— Я думал, ты не ходишь на вечеринки? — папа бросает на него косой взгляд.

Нокс ухмыляется.

— Я все еще твой любимый сын, пап. Признай это.

Мой отец с легким раздражением качает головой, когда дворецкий ведет нас через большой коридор, заполненный средневековыми портретами. Обычно на вечеринках, проводимых здесь, рядом со всеми этими стояли бы охранники, чтобы никто из студентов КЭШ не испортил их.

Нас ведут к большому обеденному столу. Эта комната всегда закрыта и недоступна для завсегдатаев вечеринок. Все делается не просто так.

Комната похожа на сцену из старинного фильма. Сверху свисают золотые люстры, а стулья, окружающие огромный стол, пригодный для армии, высоки и предназначены для того, чтобы проглотить таких крошечных людей, как я.

Во главе стола стоит хозяин поместья. Граф Эдрик Астор, член Палаты Лордов, безжалостный инвестор, верный муж.

И сумасшедший человек.

Он улыбается нам, протягивая руку, чтобы его жена могла подняться со стула и встать справа от него.

Она элегантна и бледна, почти как одна из тех горничных викторианской эпохи, которых заставили выйти замуж за влиятельного Лорда.

Что-то в моей груди щиплет при виде нее, ее лучезарной улыбки и растраченной красоты. Что она сделала, что вышла замуж за монстра?

Ронан стоит слева от отца, ухмыляясь, как идиот. Я не встречаюсь взглядом ни с ним, ни с его отцом. Если я это сделаю, у меня могут появиться те признаки, которые могут спровоцировать эпизоды.