Девятнадцать, двадцать, двадцать одна…

Первым порог в умопомрачительный секстиллион пизау перескочил счётчик над чёрной чашей. Но почти сразу за этим, с разницей всего в несколько секунд, и над красной чашей зажглась двадцать вторая цифра.

Похоже, кто-то, крайне недовольный преимуществом «чёрных», вбросил сразу столько пизау, сколько не хватало до заветного двадцати одного нолика. Не факт, конечно, что это тоже был клан Исс. Но я почти не сомневался, что дядя Тивальда был одним из главных претендентов на мою свободу.

Сам я продолжал сидеть на своём импровизированном троне полубога и легко улыбаться краешками губ.

В процессе наблюдения за тем, как цена за мою голову снова и снова превышает стоимость планеты Земля: всех ресурсов, всех материалов, которые можно на ней добыть и которые нельзя, всех животных, всех людей, всех их органов, всей их работы за всю их жизнь и всех тех изобретений и открытий, что совершило человечество за тысячи лет истории, — я словив неожиданный дзен.

Кримзон правильно сказал. Деньгами действительно можно было вполне объективно оценить ценность жизни.

Например тем, сколько человек потратил за свои годы, и сколько он заработал. А можно было пойти иным путём. Узнать, во сколько его жизнь оценивало правительство его страны, и во сколько ту же жизнь могли бы оценить его родные, если, например, его бы похитили и потребовали выкуп.

У каждого была цена, кто бы что ни говорил. Просто не всегда это буквально была «стоимость» чего-то: работы, честности и чести, верности и веры, праведности, любви или принципов.

Пятьдесят шесть лет назад я стоил… мало.

Хороший спортсмен, мастер спорта по боксу, но в большой спорт я не стремился, от спонсорства отказывался. А до уровня, когда мне начали бы предлагать не стипендию, а просто деньги за то, что я стал бы боксировать под чьим-то патронажем, было ещё очень далеко.

Дома своего нет. Машины нет. Накоплений нет. В наследство достанется двушка бабушки, но и то неизвестно когда. Образования полного ещё нет. Девушки нет. Детей нет.

Всё, чем я тогда по-настоящему владел — я сам. Это был мой самый большой актив.

И вот, прошли эти полвека с хвостиком. У меня появилось столько всего своего, что и не перечесть, включая целую страну и, пускай косвенно, но даже целый мир.

Самым большим моим активом, правда, так и остался я сам. Вот только стоил он теперь столько, что даже сложно было осмыслить такие числа. Столько, сколько не смогли бы заработать все люди Земли за тысячи и тысячи жизней.

Таков был результат моих усилий на протяжение пятидесяти шести лет.

Нельзя было спорить с тем, что немалую толику этой цены составляли уникальные обстоятельства, в которые я попадал и удача из этих ситуаций выходить живым. Но также невозможно было отрицать, что без упорства и нежелания сдаваться ни при каких обстоятельствах я бы сдох ещё там, в инкубаторе, как и десятки тысяч таких же как я, похищенных из других миров бедолаг.

Стоило ли рассуждать о том, чего в моей «цене» было больше? Нет, пожалуй. Я бы в любом случае не был объективен, невозможно было точно сказать, сколько в произошедшем со мной было удачи, да и, в конце концов, какой смысл?

Куда интереснее на фоне такой вот рефлексии было услышать в голове незнакомые мне, глухие и тяжёлые, как огромные бочки, мысли.

«Малыш, здравствуй. Хочу немного поговорить с тобой, прежде чем соглашаться на уговоры племянника и продолжать повышать ставки».

Защищающие ложи от внешних воздействия и восприятия по идее должны были быть настроены так, чтобы работать в обе стороны. Это было сделано для того, чтобы участники не могли договариваться между собой о ставках.

Но, похоже, для Руйгу клана Исс, а, с учётом упоминания племянника, больше никем мой неожиданный собеседник быть не мог, это вообще не было препятствием. И это был редкий случай, когда я был не против.

Тивальд был на моей стороне с самой первой встречи, когда старик, ощутив во мне кровь истинного дракона, настолько расчувствовался, что попытался просто унести меня из чужой ложи.

После моего выхода из Форта тысячи висельников мы несколько раз кооперировались с членами Исс для атаки теневых баз. И я каждый раз убеждался, что и весь клан был под стать своему триарху. Так что и сам Исс, великий истинный дракон, должен был быть достойным собеседником.

«О чём, уважаемый монарх?»

«Ты так упорно отказывал нам в присоединении, не стал присягать на верность Эргалу, когда он предлагал, Руйгу своего мира не даёшь присягать Катриону. Почему ты вдруг передумал? Почему решил позволить сковать себя обязательствами клятвы?»

«У меня есть то, что я не смогу защитить в одиночку, несмотря ни на какую силу. И теперь, когда против меня готов ополчиться весь мир, я пришёл к выводу, что это — единственный выход. А ещё я знаю, что Руйгу не может быть вассалом Майигу, а Байгу — вассалом Руйгу из-за разницы в силе. Так что, даже если я присягнут кому-то на верность, это не будет навечно».

Моих мыслей коснулся тихий смех истинного дракона.

«Вот это уже больше похоже на правду. Скажи ты только про защиту, я бы тебе не поверил».

«Почему?»

«Потому что давным-давно, я был таким же, как ты сейчас. Непреклонным, идущим к цели несмотря ни на что, и всегда добивавшимся своего. В те времена я бы скорее сам себя убил, чем присягнул бы кому-то на верность, несмотря на то, что у меня тоже было, о чём беспокоиться. С возрастом я стал спокойнее и мудрее, и в конце концов решил всё-таки присоединиться к Катриону. Но для этого мне потребовались тысячи лет. А ты куда моложе, чем я был тогда».

Я усмехнулся.

«Честно признаюсь: из всех кланов Единства мне больше всего хотелось бы присоединиться именно к Исс».

«Несмотря на то, что ты уже не истинный дракон?»

Такой вопрос Исса меня ни капли не покоробил.

«Конечно. Я никогда особо не заботился о чём-то вроде этого. Не важно, кто каких видов, куда важнее схожесть целей и принципов».

«Это мудрая мысль. Хотя мы и преследуем родство по крови вовсе не ради самого родства. Ладно, малыш. Дольше говорить нет смысла. Выводы, которые хотел, я сделал, а просто пообщаться у нас ещё будет возможность».

«Даже если не вы выиграете этот аукцион, я буду рад встретиться и поговорить в любой момент».

«Да. Если мы не выиграем, обязательно приходи в Исс. У меня будет, что сказать тебе. Не как своему вассалу, а как новому полубогу».

Уточнять, что он имел в виду, я не стал. Но, разумеется, мозг моментально зацепился за слово «новый». Не «первый», а именно «новый». Значило ли это, что Исс когда-то знал ещё одного Майигу, пошедшего по иному пути?

Я должен был обязательно об этом узнать.

Тем временем прошло уже сорок минут аукциона, на обоих счётчиках суммы перешли границу в два секстиллиона и, наконец, прекратили бешено скакать с числа на число. Изменения теперь происходили раз в несколько секунд, что с учётом количества участников было довольно редко.

Все они уже сделали ставки либо максимально допустимые для них, либо близкие к тому. И теперь повышали ставки в основном те, кто сомневался насчёт своего попадания в первую сотню.

Проблема была в том, что оба счётчика не только, будто играя на нервах зрителей и участников, показывали почти одинаковые числа, но и скакали друг через друга с такой частотой, что от вспышек чёрного и красного, показывающих смену «лидирующей» чаши, уже начало рябить в глазах.

После начала голосования участники должны были обнаружить, что, после вписывания своих первых ставок на одну из досок вторая становилась бесполезна. Раз выбрав сторону, сменить её уже было невозможно, либо продолжать и продолжать повышать ставки.

Да, можно было остановиться и прекратить повышать. Сдача и проигрыш означали возвращение вложений.

Вот только при виде той суммы, что накопилась над чашами, неизбежно приходило понимание, что преимущества, которые можно было получить от победы, превышали финансовые потери.