Впрочем, у меня и не было цели уложить его на лопатки, оставшись при этом невредимым. Скорее наоборот. Я действительно намеревался позволить ему себя избить. Опять же, не из чувства вины и не из мазохизма, а потому что, по-моему, это должно было стать хорошим дополнением к «терапии».

К тому же, если только бить его, и не позволять бить в ответ, то он может выйти из «транса» раньше положенного. Впрочем, и обратное было верно, так что просто грушей для битья я становиться не собирался.

В результате остановились мы только минут через десять, когда ярость берсерка Тарканда спала банально от усталости.

На мне к этому времени появились пара десятков здоровенных гематом, полсотни мелких, множество порезов от попаданий костяшками пальцев, были выбиты четыре зуба, сломаны нос, ухо, три ребра и мизинец, который мой зять в приступе гнева просто поймал и выкрутил.

Сам Тарканд при этом пострадал не так сильно, но был покрыт синяками и ссадинами буквально с ног до головы. Впав в буйство, он напрочь позабыл о защите, сосредоточившись полностью на нападении, и этим было грех не воспользоваться.

Определённо, если бы я не поддавался, ситуация была бы совсем иной. Несмотря на почти трёхкратную разницу в физической силе, драться на кулаках парень не умел, да и ни о какой технике в его состоянии речь не шла.

Тем не менее, по моим ощущениям, своей цели я добился.

Тарканд, и так не прекращавший на протяжение всех десяти минут выкрикивать что-то вроде: «Сволочь, ненавижу тебя!» или «Как ты могла⁈», — в конце концов просто рухнул на спину, раскинув руки, и откровенно разревелся, со слезами, слюнями и соплями.

Подражать своему тренеру и позволять ему плакаться мне в сломанные рёбра я не собирался. Он был достаточно большим мальчиком.

Отменил подавление, активировал Сущность нерушимой основы, тут же начавшую восстанавливать полученные травмы, сжёг лишнюю кровь молнией, вытащил из режима сокрытия верх гражданской формы адской брони и вышел из спортзала.

Неподалёку от дверей меня ждала Руби.

— Как… как он там?

— Не уверен, — развёл я руками. — Но, по опыту, когда он выйдет, ему будет лучше. Ты сама-то как?

— Дерьмово, — вздохнула лисичка. — Думала, что сложнее всего будет ему сказать. Но смотреть, как он просто сидит и смотрит в стену, никак на меня не реагируя, не имея морального права уйти — это куда хуже.

— Судьба — непредсказуемая штука, — вздохнул я в ответ. — Кто мог ожидать, что всё сложится именно так? Остаётся только разбираться с последствиями. Но я уверен, что тебя он точно простит. Слишком сильно любит.

— Как ни странно, от этого только хуже.

— Могу представить. Но корить себя не надо. Просто будь собой и дальше. Ваша жизнь как мужа и жены началась действительно крайне дерьмово, но вечно же так не будет.

— Надеюсь… — протянула она. — Ладно. Как думаешь, мне к нему пойти?

Я покачал головой.

— Не надо. Дай ему время. И ждать его тут тоже не надо. Иди отдохни, а то ты немногим лучше Тарканда выглядишь. Когда будет готов, он сам к тебе придёт.

— Ага. Хорошо. Ладно… — она тяжело вздохнула. — Да, ты прав. Пойду лягу.

— Иди. Спокойной ночи, дочка.

— Спокойной, папа.

Расставшись с Руби, я вернулся в кабинет. Но продолжить читать книжку мне не дали.

— Поговорим? — на этот раз в дверь просунулась голова Наскватча.

— Ну заходи, раз пришёл, — кивнул я.

Несмотря на то, что его клан тоже был обворован, Наскватч оставил свой аватар в Моэлле. В вечеринке он, разумеется, не участвовал, просто сидел безвылазно в выделенном номере.

Вряд ли для того, чтобы быть мне молчаливым укором или типа того, и точно не для того, чтобы попытаться меня убить. Скорее он просто не мог уехать, не узнав, как смерть Чим’А перенёс его сын.

И верно, первым же его вопрос было:

— Как он себя чувствует?

— Хуже чем хотелось бы, лучше чем могло бы быть.

— Это что за ответ?

— А какого ответа ты ждёшь? Я не его сиделка и не его психотерапевт. Я — отец его жены, убивший его мать. Она была сукой, и умерла заслужено, но тем не менее. Неделя отходняка — это ещё ничего. Сейчас ему дерьмово. Мне кажется, скоро будет лучше. Этого достаточно?

— Да, вполне, извини.

— Скажи, ты правда не знал о договоре между Умсой и Чим’А?

— Нет. Если бы знал, ни за что не позволил бы ей с ним общаться.

— А о том, какие на самом деле чувства она испытывает по отношению к нему?

— Был почти уверен, хотя мы никогда об этом не говорили, — вздохнул Наскватч. — Когда он стал Майигу, она начала обращаться с ним ещё плюс-минус аккуратно, но до того, пока у него не было полноценного разума, её истинное отношение становилось очевидно. Может быть из-за этого впоследствии ему оказалось так просто отбросить то, чему она его учила, и принять философию того человека.

— И ты всё равно позволил ей виться вокруг него?

— После того, как мы вернулись из Оплота Вечной Тьмы, она изменилась. Стала мягче, заботливее, нежнее. Я подумал, что шестьдесят лет в отрыве от сына показали ей самой, что она на самом деле любит его, поставили ей мозги на место. Но, видимо, это была просто ширма.

— Из тебя отец, как я погляжу, тоже такой себе.

— Даже спорить не хочется…

— И правильно. Но отложим этот вопрос. Расскажи мне вот что. Из-за чего Оплот Вечной Тьмы и Божественное Царство так яростно грызутся? Всё равно из-за слишком разных законов вселенной будет практически невозможно достаточно прочно закрепиться в чужом мировом скоплении.

Этот вопрос интересовал меня с того момента, как Чим’А в принципе об этом заговорила.

Мировая аура в разных скоплениях была одной и той же, но вот использовали её все по-разному. И обуславливалось это какими-то историческими традициями, а фундаментальными правилами мироздания.

Грубо говоря, грызня между Оплотом и Царством выглядела примерно как битва между акулами и медведями. Было возможно убить врага на его территории, но невозможно было закрепиться на ней из-за того, что они попросту не были к ней приспособлены.

Тем не менее, война между Умсой и богами из иного мирового скопления не только длилась уже тысячи лет, но и продолжала набирать обороты.

— Это — секретная информация, — недовольно нахмурился Наскватч.

— Я никому не скажу, — хмыкнул я. — Да и какой смысл тебе молчать? Тарканда Умса уже всё равно не получит, и ты сам этого не хочешь. А сам ты с отцом, насколько я понял, мягко говоря не в ладах.

— Мягко сказано, — буркнул Руйгу. — Ладно, я готов сказать, но при одном условии.

— Каком?

— Ты мне поможешь.

— Если это будет что-то адекватное — помогу, — кивнул я. — В конце концов, тесть и свёкр должны дружить.

— Не знаю, как Тарканд, а я тебя за смерть Чим’А никогда не прощу. Так что дружить никто не будет. Но я достаточно увидел, чтобы понять, что с тобой не стоит враждовать, и что с тобой можно вполне успешно сотрудничать.

— Вот это — слова разумного Руйгу, — улыбнулся я. — Так в чём там дело?

— Отец и боги из Царства воюют не за земли друг друга. Когда два скопления только встретились, отец отправился в Царство с дипломатической миссией и в пустоте на границе между двумя владениями совершенно случайно наткнулся на осколок разрушенного мира.

— И что в нём особенного?

— То, что на этом осколке находится сохранившееся наследие обладателя истокового аспекта. И я хочу, чтобы ты помог мне его выкрасть.

Вероятно, этого стоило ожидать. Всё-таки даже квази-Закон чревоугодия потребовал от меня невероятных усилий и накопления множества сил и возможностей, чтобы проявить себя, так что о настоящих истоковых аспектах в принципе не могло быть известно на низших уровнях.

Тем не менее, было даже немного странно, что после достижения определённого статуса новости о предначальных силах начали стабильно возникать в моём информационном поле.