Вообще проще простого полюбить этот мир и его обитателей, когда ты рыжая, а тут есть такой карнавальный город.

Сложнее оказалось объяснить Вильгельму, что я от него хочу.

— Продам первому встречному! — пригрозила я.

Кот состроил умильную мордашку.

— Да ладно! Всё равно продам.

— Мяу! — на этом этапе переговоров Вильгельм решил меня исцарапать. Наверное, здраво рассудил, что поцарапанная я ещё сто раз подумаю, прежде чем на публике покажусь.

Уже учёная, я схватила кота за шкирку и макнула в чашу фонтана. Достала — кот рычал и пытался дотянуться до меня лапами.

— Виля, имей совесть. Это же просто танец. Я же не с крыши прыгнуть тебя прошу. Составишь мне компанию и всё…

Кот не успокаивался.

Я снова его макнула. И опять попыталась уговорить.

Спустя час уговоров мокрый, несчастный и ненавидящий меня всеми фибрами своей заколдованной души кот сдался. И мы начали репетицию.

У него оказалась отличная реакция, что я не преминула похвалить, а потом добавить:

— И двигаешься ты изящно, как любая кошка. Даже такая… упитанная.

Вильгельм посмотрел на меня так, словно желал, чтобы я проваливалась в самую глубокую преисподнюю. Пришлось напомнить:

— Я из-за тебя чуть не погибла. Помнишь, как меня Стивен опоил и оставил на заколдованном лугу спать? Рос бы во мне сейчас вереск. Красный. Из-за того, что ты там что-то намагичил.

Но Вильгельм не проникся — наоборот, захохотал, по-своему, по-кошачьи. Я подумала, что комментарий и впрямь как-то не очень: я же сейчас этого Стивена пытаюсь спасти. Мда…

За всеми этими размышлениями и пререканиями мы с Вилькой всё-таки успели подготовиться к выступлению. Впритык, но всё же — на закате нас проводили в соседний ресторанчик, напоили лимонадом, а площадь в это время украшали. Да так, что я её потом и не узнала.

Представьте: ало-золотой закат, тишина, даже воздух остекленел. Замерли зрители

— очень, очень много зрителей, им даже площади не хватило. И две сцены: одна у дворцовых ворот, а у фонтана — вторая. Сверкают, искрятся одежды горожан, в воздухе, как снег, безостановочно падают перья, пайетки, блёстки, лепестки цветов…

И после аплодисментов наступает тишина.

Я смотрю на герцога — улыбается он так же, как я, и ему тоже нравится чужое внимание. Рядом с ним золотоволосая красавица в громоздком ослепительном платье, изумрудном, как костюм герцога. Так я и думала: сейчас нам покажут отрывок из местной «Золушки», танец героини с принцем. Наверняка будет красиво, но предсказуемо.

Впрочем, это то, чего горожане-зрители ждут.

Танец герцога был первым (слава богу!). Наверное, Его Светлость Антоний давал мне время признать поражение и не позориться. Не знаю, но мне очень понравилось смотреть на его представление. А с моей сцены вид открывался отличный!

Магией сцена герцога превратилась в звёздное небо. Антоний поклонился и подал руку, а его леди её приняла и присела в реверансе. В раскрашенное алым и золотым настоящее небо взлетела мелодия скрипки, ей вторила флейта — сумерками растеклась по площади. Следующей в музыку вплелась задумчивая арфа…

Я смотрела на изящный, лёгкий вальс герцога и его леди и ловила себя на том, что мечтательно улыбаюсь: чёрт возьми, мне очень хотелось быть сейчас на месте дамы Антония, в её громоздком, но шикарном платье, дать вести себя такому умелому партнёру. Как он двигался! Я поняла и признала весь скепсис зрителей в отношении меня — герцог танцевал, словно порхал над сценой, вился вокруг партнёрши, музыку чувствовал так, будто она была его дыханием. Действительно соревноваться с таким было безумием.

Выглядывая из-под плаща, Вильгельм аккуратно тронул меня лапкой, наверное, угадав мои мысли. Я улыбнулась. Ничего… Мы им ещё покажем.

Долго, очень долго не отпускала публика лучшего в мире танцора. Такие были аплодисменты — легко с громом перепутать. И долгие, я уж и ждать устала — пока они не утихнут, начать свой танец я не могла.

А потом наступила мёртвая тишина, и все взгляды обратились на меня. Презрительные, насмешливые: «Опозоришься!»

— Госпожа, может быть, откажетесь? — громко предложил герцог, пока я расстёгивала плащ.

Не дождётесь! Я покачала головой.

— Где же ваш партнёр, госпожа? Расстроился и не пришёл? Последуйте его примеру, не позорьтесь, — добавил Антоний.

— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, — бросила я и нашла взглядом рыжего парня, отвечающего за иллюзию на моей сцене.

Маг красиво взмахнул рукой, и под ногами у меня появился мокрый песок, а со всех сторон послышался шум прибоя. Горожане ахнули. Не знаю, почему — море, что ли не видели? Так здесь это популярная иллюзия… Но картинка была ровно такой, как я и представляла, и я благодарно улыбнулась рыжему. Он тоже казался ошеломлённым. Будто не знал, что колдовал?

Волны набегали одна за другой, разбиваясь в пену у моих ног, мелкими каплями оседая на полах плаща. Повеяло бризом. Я глубоко вдохнула горьковатый морской воздух, поставила Вильгельма на пол, резко выдохнула. И скинула плащ.

Зрители застыли, прямо как герцог со стражей, когда я рассказала им про единорогов. И было от чего.

Днём, пройдясь по городу, я поняла две вещи: во-первых, победить герцога невозможно, если он танцует хоть вполовину лучше, чем местные; во-вторых, их танцы основываются на балетной школе. Я бы никогда не смогла повторить все эти фуэте и рондо, и пробовать бы не стала. Даже то, что я приняла раньше за бразильское самбо, было по сути тем же балетом. Это моё восприятие сыграло шутку: издалека мне показалось то, что было привычнее.

Не могла я и забыть, что не была прекрасным танцором. Прекрасным — нет, в лучшем случае сносным. Конечно, как и мои подруги, я посещала танцевальную школу — месяц или два, потом запал кончился. Но тогда я думала: не стану же на дискотеке или в клубе стоять у стенки и смотреть, как другие развлекаются? Хотелось уметь двигаться. Бальные танцы, понятное дело, меня не волновали (да и с партнёрами на них напряжёнка), зато кое-как (смотря с чем сравнить, подруги и того не могли) получалась латина.

… о которой в этом городе, а может, и в этом мире даже не слыхивали. Показать им что-то новенькое, что не с чем сравнить (кто же будет сравнивать вальс и бачату?), удивить, поразить, — это был мой единственный шанс.

Я осталась в коротком платье с расклешённой, пышной юбкой, еле-еле прикрывающей колени. В последних лучах заходящего солнца платье сверкнула так ярко, словно золотом меня облило. Я улыбнулась и тряхнула волосами, в которых красовалась огромная жёлтая лилия. В цветке зазвенел бубенчик, и в унисон ему звякнули браслеты, когда я подняла руки. Точно так же поднял лапы кот, и его браслеты тоже зазвенели. Надо ли говорить, что Вильгельм был в том же платье, что и я?

Ну что ж, поехали!

Музыканты заиграли ламбаду — до этого я битый час потратила, чтобы объяснить им мелодию. В исполнении скрипки и флейты она звучала как-то не так, но выбирать не приходилось.

Я посмотрела на изумлённых зрителей, почувствовала себя на седьмом небе от счастья, хлопнула в ладоши, зазвенев браслетами. И сделала первый шаг.

Во время репетиции Вильгельм на своё кошачьем пытался объяснить мне, что вот так танцевать неприлично, как и носить короткую юбку. Я понимала: риск есть, но придётся на него пойти. Кто не рискует, как известно, не пьёт шампанского. А я планировала сегодня напиться!

Шаг вперёд, шаг назад, ча-ча-ча, поворот, шаг вперёд, шаг назад, ча-ча-ча… Вильгельм с его прекрасной реакцией повторял всё в точности, и синхрон у нас получался отличный! А уж как это смешно должно было выглядеть со стороны…

Ко второй половине танца под музыку подтанцовывала вся площадь, а когда я вспомнила про тряску бёдрами, а за ними — про взмахи волосами… Мамочки, зрители взорвались аплодисментами!

«Танцуешь ты, Вика, средне, зато с душой», — говорил мне когда-то учитель, и он был совершенно прав. Душа у меня широкая! И я всю её вложила в этот танец.