Действительно, мимо ведь пронесли пирожные… Тут и я бы принца оставила, если бы он, как клещ, в меня не вцепился.

— Ты очень красива, — сообщил он пару мгновений спустя.

— Угу.

— Очень, — и снова, гад, потянулся к накидке. Я, конечно, опять шлёпнула его по руке.

— И взгляд подними.

— Что?

— В глаза, говорю, мне посмотри, пожалуйста.

Принц вздрогнул, но действительно встретился со мной взглядом.

— Вильгельм, это неприлично и мне не нравится. Прошу тебя, прекрати столько времени уделять моей груди.

Принц порозовел, но ему достало ума тихо возмутиться:

— Почему? Она тоже красивая.

За спиной послышался сдавленный смешок Стивена. Я покосилась на наёмника, потом повернулась к принцу.

— Верю. Но мне это не нравится.

Вильгельм кивнул… И снова, как зачарованный, уставился на мою грудь.

— Виля!

— Тише, Виктория, я занят.

— Сейчас же уйду и переоденусь. В балахон. Чтобы ты, Твоё Высочество, освободился.

Только это Вильгельма и проняло. Он поднял взгляд, хмыкнул и снова надменно прищурился.

— Нет. Ты будешь носить то, что я тебе скажу.

— А ты давно котом не был?

Принц высокомерно улыбнулся, но молча подал мне руку и повёл к гостям. Стивен шёл следом, на некотором отдалении — как и стража, наверняка приставленная к принцу королём. Их я заметила, когда мы спустились по украшенной цветами лестнице. Мраморные перила увивали алые и розовые незабудки, скрещенные с вьюном, под ногами мягко пружинили лепестки. Мне очень хотелось посмотреть на цветок, из которого их нарвали. Мясистый, должно быть, упругий. И искрится золотистой пыльцой, в которой тут же оказались мои туфли, ноги и подол платья, благо, жёлтый, и его это не испортило. Но всё равно, словно в море блёсток наступила.

В центре широкой площадки, куда привела нас лестница, журчал фонтан, а у диванчиков рядом с кустами роз то и дело выстреливали водяным паром незаметные среди листвы зелёные трубочки. Что-то подобное я видела на верандах ресторанов в центре Москвы летом. Выглядит удивительно: будто цветочную клумбу заколдовали, но в жару от этого становится прохладнее.

А жарко было очень. С меня, одетой в лёгкое платье, пот лил градом, а уж каково было Вильгельму в его чёрном костюме, не хочется даже думать. Впрочем, принц выглядел так, будто жары не замечает. Может, заклинание? Попросить поделиться?

— Тебе нравится?

Я вздрогнула.

— А?

Вильгельм совершенно по-кошачьи улыбнулся и вкрадчиво спросил:

— Виктория, ты задумалась обо мне?

— Ну да, ты же центр моего мироздания, — фыркнула я.

Вильгельм шутку не оценил: он только выше вздёрнул нос и буквально засветился. Ой, да он же поверил!

— Так и знал, что нравлюсь тебе.

— Безумно, — само вырвалось, надо было промолчать.

Вильгельм остановился у фонтана и, не замечая любопытных взглядов (а их было немало — два рыжих человека рядом всегда привлекают внимание) прижал меня к себе. Долго смотрел в глаза (я тоже, чего уж там — есть что-то завораживающее в глазах, когда они разноцветные), потом хрипло произнёс:

— Я хочу тебя поцеловать.

И потянулся к моим губам — я еле успела увернуться.

— Обойдёшься.

Принц нахмурился.

— Не понимаю. Я же тебе безумно нравлюсь. Или это снова девичья уловка?

Я вздохнула.

— Какая уловка, Вильгельм? Ты не понимаешь сарказм?

Принц удивлённо замолчал, а я по глазам видела: в какой-то момент его осенило. И озарение это ему не понравилось.

— Виктория, не нужно со мной играть.

Я повела плечом, высвободила правую руку и щёлкнула его по носу.

— Тогда запомни: я смотрю на тебя и вижу кота. Ко-та. Понимаешь? — Хотелось ещё и в шутку за ушком его почесать, но я не решилась: мы не были настолько близки. Ха, да даже со Стивеном я была ближе, а Вильгельма действительно знала только как кота. В таком обличье его можно было тискать и дёргать за лапы, и да, по носу щёлкать. А человек — этот красивый юноша с вывертами на почве тяжёлого детства

— был для меня чужим. У меня просто рука не поднималась его коснуться. Боже, про какую любовь может говорить сам Вильгельм, я точно так же для него чужая!

Принц отвернулся. Он не отодвинулся, но смотрел теперь на фонтан, и я видела: злится. Ещё бы не видеть, струи из тех, что ближе к нам, заледенели.

Принц покачал головой и неожиданно серьёзно сказал:

— Тебе не за что извиняться. — Потом повернулся, снова посмотрел на меня. — Виктория, что мне сделать, чтобы понравиться тебе?

Я на мгновение потеряла дар речи, а на глаза как назло попался Стивен, который вовсю жестикулировал: дескать, попроси его принести то, что нам нужно. Я знала, что, если действительно попрошу, Вильгельм всё исполнит. И если заикнусь сейчас о помощи, поможет.

А потом я уйду домой, в другой мир, и буду там спокойно жить, зная, что обманула наивного парня, у которого я, к тому же, первая любовь?

Не, ребят, я так не могу.

Поэтому я честно сказала:

— Тебе не нужно мне нравиться.

Вильгельм покачал головой.

— Нужно. Ты меня полюбишь.

— Виль…

— Я сказал полюбишь, значит полюбишь. Я всегда своего добиваюсь так или иначе. Идём.

И, взяв меня за руку, повёл прочь от фонтана. А я подумала, не стала ли для него вызовом, как для учёного неудача в исследовании или, наверное, для мага — в заклинании?

На площадке у фонтана не было людно: пока мы с принцем спорили, я заметила только несколько парочек на диванчиках у розовых кустов. Все они — да, и цветы, похоже, тоже — с любопытством смотрели на нас, но не вмешивались. Однако, когда Вильгельм повёл меня от фонтана к длинному павильону, закрытому от солнца виноградом (кстати, спелым), придворных там оказалось больше, ярких, разноцветных, на мой взгляд, экзотичных. Мужчины — в камзолах вроде того, что был на принце, но не чёрных, а синих или зелёных — беседовали в основном друг с другом, почти не обращая внимания на дам, ещё более разноцветных, будто райские птицы, цепляющихся за локоток кавалеров. Дамы говорили, только если к ним обращались. Впрочем, это не мешало им курсировать от одной мужской группки к другой и довольно часто попадаться нам под ноги. Выглядело это весьма забавно: идёт леди, обмахивается веером, томно поглядывает на принца… Потом замечает меня, тормозит — и резко сворачивает в сторону. И так раз пять, но, конечно, разные дамы.

Вильгельм это тоже отлично видел, и его улыбка с каждым разом становилась всё шире и шире. На шестой леди он начал о них говорить. Дескать, это юная дочь графа такого-то, приданное у неё такое-то, завидная невеста, видишь, как юные лорды на неё смотрят? А она, красавица, глядит только на Вильгельма, потому что он… Павлин, короче. Или кот мартовский, хвост трубой. Ох!

Я честно терпела до десятой дамы. Потом принц, которому всё очень нравилось, ударился в особенно долгое объяснение, почему госпожа… не-помню-кто прелестна, удивительна и составила бы ему прекрасную партию, — в общем, тогда я не выдержала и подхватила:

— Да-да, и грудь у неё больше.

Вильгельм обескураженно посмотрел на меня.

— Что?

— Грудь у неё, говорю, больше.

Принц задумчиво посмотрел на госпожу (та кокетливо взмахнула длиннющими ресницами), потом на меня (я ресницами махать не стала) и вынес вердикт:

— Да, пожалуй.

Я выпустила его локоть и остановилась.

— Чудесно! Тогда давай ты к ней, а я на кухню. Идёт? — Честно говоря, к тому моменту туфли уже здорово мне натирали и портили настроение куда сильнее, чем неудачные попытки Вильгельма манипулировать моим вниманием.

Принц схватил меня за руку, улыбнулся и поцеловал запястье.

— Виктория, ты ревнуешь?

Не-е-ет! Я, чёрт возьми, ковыляю за тобой на здоровенных каблуках и прею в бальном платье на жаре! И мне скучно! Мне очень, очень скучно! Нет, правда, может проще понравиться принцу через желудок, а не… вот так вот, в общем. Сготовлю что-нибудь вкусное, мужчины же любят покушать, в бытность свою котом и Вильгельм любил. А потом, когда он потребует ещё, попрошу его принести что-нибудь, принадлежащее Витьке…