Мама уломалась быстро. Брату я оставила сообщение, в универе меня месяц вряд ли хватятся — все контрольные начнутся только в октябре, успею…
Если вообще вернусь.
Нет, всё, долой грустные мысли! Я ведь уже решила.
Витька соизволил ответить только вечером: нагрянул внезапно, набросился на торт, и, причмокивая, хвалил: "Фы фак фкуфно фофовишь!” А сам грязный был, как чёрт, куртка истрепалась, от левого рукава рубашки только полосы висели, кровавые. И фингал под глазом — здоровенный!
Я полюбовалась и принесла к столу аптечку.
— А-ну оставь торт в покое, не налегай на углеводы. У меня сырная паста ещё есть.
Витька был голоден, как волк, поэтому без разговоров согласился на пасту. И пока не доел, не позволял ни ссадины обработать, ни “царапины" — с них на пол кровь так и капала.
Сытый Витька решил было прикорнуть у меня на диванчике прямо в кухне, но я отправила его в душ ("Пошёл! Или душ придёт к тебе"). Потом помогла переодеться в одежду брата (он держит у меня "сменку", ночует иногда).
Переодеваясь, Витька шутил очень пошло, так, как никогда не позволил бы себе, будь он во вменяемом состоянии. Так что я заподозрила наркотик. Да, вдобавок Витьку шатало, взгляд был шальной, а зрачки расширенными. Рубашку он застегнуть не смог — руки тряслись. И всё хихикал.
Я посадила его перед включенным телевизором и пошла звонить брату.
Сначала шли долгие гудки, а Витька заливался счастливым хихиканьем, причём над прогнозом погоды. Согласна, иногда это действительно смешно, но чтобы настолько…
— Ты — Вика? — поинтересовался, наконец, в ответ совсем не брат.
“Начинается!" — подумала я. И тут же: “А почему он мне тыкает?"
— А вы — Витькин наставник? Этот… как его… Кукловод?
Трубка озадаченно помолчала пару мгновений, потом приказала:
— Сейчас я позвоню — откроешь мне дверь и впустишь.
Ага, разбежалась!
В дверь позвонили буквально через секунду. Витька заткнулся было, но тут же опять залился счастливым смехом. Мда, что ж там за трава такая? Глядя на довольного Витьку… Кажется, я тоже такую хочу.
Дверь я открыла. А что? Врага надо встречать лицом к лицу, а не трусливо закрывшись в квартире. Да и трель звонка действовала на нервы.
Открыла, уселась на банкетку у порога и улыбнулась.
Он не впечатлял совершенно — худой, не выше меня, весь какой-то… никакой. Как мышь серая, поганка бледная. Собственно, на нём и одежда была в тон — серосветлая. Тоже никакая.
Что ж, наверное, серому кардиналу таким положено и быть — чтобы никто ничего не заподозрил. А то станет вышагивать рядом какой-нибудь Ришелье, нормальный человек сразу поймёт, что он что-то замышляет, что всё это неспроста.
На меня этот… Кукловод смотрел тоже как на мышь, и серую, и бледную.
Процедил:
— Впусти.
И хмуро уставился на Витьку у телевизора.
Витька хихикал. Помощи от него…
— Не-а, — сказала я.
Боишься — наглей. Отличное средство от паники.
— Что? — удивился Кукловод. И нахмурился. — Впусти. Немедленно.
— Не-а, — повторила я.
Кукловод зло дёрнул щекой.
— Гостя на пороге держишь? — тоном моей мамы съязвил он.
Зря. Прошлый раз тоже нечто в образе моей мамы пришло. Я его впустила — а потом летела с одиннадцатого этажа.
— Вы не мой гость. И сюда вы не войдёте.
— Да неужели? — усмехнулся Кукловод и сделал маленький шаг вперёд. Ровно до порога.
— Ага. Я погуглила. — Блеф, конечно, но что ещё оставалось? Тут он хихикнул, почти как Витька на кухне, только тише.
— Погуглила?
— Ага.
Разговор явно зашёл в тупик. Я сидела у порога, незваный гость стоял и действительно не мог войти. Витька всё хихикал.
— Что вы с ним сделали? — я кивнула на кухню. — Мне чем его теперь отпаивать?
— Марганцовкой, — холодно откликнулся Кукловод. — Это побочный эффект сыворотки правды. Виктория, впусти меня. Ты же не хочешь, чтобы нас слышали соседи?
— Да вы, поди, уже какой-нибудь противозвуковой контур поставили, — пожала плечами я.
Кукловод хмыкнул — точно поставил.
А потом вдруг опустился прямо на пол и прислонился к стене. Покосился на меня.
— Ладно. Желаешь разговаривать так — пусть.
Мы немного помолчали. Я ждала, а этот… гость… не знаю, может, с мыслями собирался.
— По-хорошему, — сказал он вдруг, — я должен запечатать твою новую способность, стереть тебе память и сделать вид, что ничего не было.
Так себе перспективка. Хотя предложи он мне её раньше… Согласилась бы, наверное.
— У меня там принц страдает, — грустно сообщила я. — В другом мире. Том, разноцветном. Его надо выручать.
Кукловод внимательно посмотрел на меня. Спрашивать, что тебе за дело до этого принца и его мира, он не стал. Сразу сказал:
— А что, если я верну тебя в этот мир. И ты поможешь своему принцу. Но домой ты не вернёшься. Как тебе?
О, похоже, будем торговаться.
— Не пойдёт, — вздохнула я. — Меня тут ждут.
— А они не будут, — тут же добавил Кукловод. — Тебя здесь все забудут. Семья, друзья, — все.
Господи!..
— Не пойдёт, — повторила я. — Мне тут нравится.
Кукловод хмыкнул.
— Решай, Вика. Или этот мир, или тот. На двух стульях, знаешь ли, не усидишь. Решай.
Я знала — и на самом деле уже давно решила.
— Этот. Но с заездом в тот. Простите, господин Кукловод, мне подарок моему принцу надо отдать. И с одним… другом поговорить. Давайте вы меня в тот мир отправите на недельку, а потом вернёте. Я там всё закончу, и не будет больше никакой… катавасии. Чес-слово.
Кукловод тихо рассмеялся, глядя на меня.
— И как же ты всё закончишь, милая Вика?
Я пожала плечами.
— Как-нибудь. Конец света устраивать точно не буду, колдовать направо и налево мне совесть не позволит. Вы, господин, ничем не рискуете. Ну что, пустите?
Папа мог бы мной гордиться: все его “кухонные" уроки по бизнесу я не забыла, и переговоры прошли без сучка, без задоринки. Подозреваю, потому, что этот Кукловод и сам пришёл ко мне с тем же предложением. Это же понятно: допустим, здесь я всё забуду, а там Вильку убьют, его отец обидится, пойдёт войной на Ночные земли (спорим, давно собирался), начнётся война, а там и конец света не за горами. И всё из-за Витьки. Если этот самый Кукловод его куратор, то кому-то ой как влетит… Сам он вмешаться наверняка не может, или уже бы это сделал. Витька
— балбес. Кто ещё остаётся?
— Даю тебе неделю, а потом ты вернёшься и всё забудешь, — объявил Кукловод, поднимаясь.
— А если я хочу помнить?
— Хотеть не вредно.
— Но я правда…
Тогда он так на меня посмотрел, что я поняла: игры в переговорщиков кончились.
— И с этим идиотом разберись, — бросил он напоследок. А потом растворился в сумраке лестничной площадки.
Маги!
— Витька, ты сволочь, — говорила я, пока он пил марганцовку и сидел над унитазом. — Ты большая сволочь. Сначала втянул, а потом я с ним возись!
Витьку тошнило — при мне, кстати, не первый раз. Напились мы как-то водки — подростки, попробовать хотели, и кое-кто ею отравился…
В общем, я знала, что делать.
После, умытый и укутанный в плед, Витька дремал на диване. Телевизор я выключила и принялась строить планы. По захвату мира. На блокнотике. Сначала получалось не очень, но потом процесс пошёл!
К утру я мысленно захватила мир раза три, задремала и проснулась, когда Витьку понесло в туалет.
— Марганцовка на полке сверху, — крикнула я. Хрипло и прерываясь на зевок, потому что спать хотелось безумно.
— Да идите вы все! — ответил Витька и захлопнул дверь.
Я думала, так из туалета порталом и уйдёт. Нет — остался. В душ полез, потом благоухал моим ежевичным гелем и жаловался на “бабский” запах. Мужики, чес-слово! Лишь бы поныть.
Впрочем, чем я-то лучше?
— Вик, а у тебя что, кроме бульона ничего нет?
— Для тебя — нет.
— Вик, ну ты и…
— Хочешь марганцовки?