— Класс! То есть я всего лишь буфер между вами! — воскликнул Ной, разочарованно качая головой. — Лана, даже я не считаю эту ненормальность приемлемой. Ты изводишь себя!

— Прошу тебя, — прошептала Лана, не отпуская его руки. И под этим взглядом Ной сдался.

— Она умеет уговаривать, — как бы между прочим заметил Шон, всё слыша.

Прохожие, встречающиеся им по пути, смотрели им вслед недоумёнными взглядами, а некоторые так вообще переходили на противоположную сторону. И ни одной приветливой улыбки, никто не попытался заговорить, люди скорее опускали глаза, в которых сквозил страх, и ускоряли шаг.

— А вы не очень-то популярны в своём городе. Люди прям шарахаются от вас. Что вы такого натворили?

— Много чего, — лениво протянул Шон, жмурясь от солнца. — Сжёг церковь, например, потому что там говорили будто мы одержимые дьяволом. Отлупил парочку местных любителей охоты. Теперь охота в этих краях мало популярна. В основном переключились на рыбалку.

— Подсыпал в школе на родительском дне кое-чего в сахарную пудру и некоторые добропорядочные граждане, раздевшись до гола носились по школьному двору гикая и хохоча, — продолжила Лана, горько усмехнувшись.

— А она подсыпала снотворное в сок дочери мэра, а потом обрила её наголо, и брови тоже.

— Потому что Кэрол была жуткой ябедой и сплетницей.

— Но по какой-то причине брови у неё так и не отросли, — ухмыльнулся Шон.

— Мы были ещё теми засранцами, — вздохнула Лана, — Иногда меня мучает совесть, потому что таких шалостей у нас было не счесть, и некоторые из них нельзя назвать безвредными. Удивительно как нам всё сходило с рук, даже поджёг. Может, мы и правда одержимые … или проклятые. Может, настало время за всё отвечать. Ты ведь не будешь утверждать Шон, что в свои почти двадцать один мы счастливы?

— Не думаю, что в моём случае покаяние что-нибудь изменит. Я живу по своим законам, и, если я в ладу со своей внутренней сутью — мне решать, когда быть счастливым. Да я иной, и вижу этот мир в преломлённом свете, есть вещи, которые вы люди объяснить не можете и поэтому окружаете себя сводом лишних правил. Ведь именно к этой мысли тебя тогда начал склонять Дерек — провести между нами черту, что мы разные?! — в ответе Шона ощущалась смесь обиды и злости.

— А я полагал вы были неразлучными друзьями, — мрачно заметил Ной, о чём-то усиленно размышляя и время от времени поглядывая на Лану.

— Да были, и я любил его, как брата! — завёлся Шон. — Дерек был единственный, кому я прощал и смотрел сквозь пальцы на многие вещи. Мы были свиты этой дружбой, словно святостью … пока я не понял, … что не способен делить сердце любимой девушки с кем-то ещё. У меня сорвало крышу, когда стало ясно, что мой друг вовсе мне и не друг, душка Дерек мягко оттёр её у меня, предложив ей променять меня на американскую мечту: учёба, карьера, стабильность, дом, дети, путешествия, никаких тебе оборотней и обкуренных индейцев. Да, у нас с Ланой не всегда всё шло гладко, да у меня дурацкий характер, но она была моим смыслом жизни! С тех пор как она свалилась со своего велосипеда — единственной моей мечтой было разделить с ней свою жизнь! Конечно, мне не понравилось, что они стали встречаться и собрались свалить из города. Возможно, сначала стоило поговорить, прежде чем пытаться выпустить ему кишки, я признаюсь, что перегнул палку. Но то … что она тогда кричала мне в лицо… — тяжело дыша, Шон потряс головой, будто отгоняя кошмар того дня. — Я пытался сбежать от этих слов, пытался заглянуть за горизонт и наконец почувствовать свободу от этой шарахнутой любви. … Но куда бы я ни направлялся — она гналась за мной и душила каждую ночь. Дошло до того, что я выключил телефон и принципиально не связывался со своей семьёй целый год, чтобы не дать этой зависимости сломать меня окончательно. Я исколесил пятнадцать штатов, повстречал кучу странного народа, пока однажды меня не занесло в одно богом забытое захолустье, где меня угораздило проиграть в карты абсолютно всё. … Но один из игроков, старый и сморщенный азиат, сказал, что самое ценное я припрятал на себе. А на мне оставался только амулет с нанизанным ковачи, в который я давным-давно вложил … засохшую кровь Ланы. Сжав в руке мой амулет, старик вдруг закатил глаза и прокаркал — «Ты мог бы стать другом, но ты им не стал, ты мог бы стать мужем, но сам же от этого отказался, а она отказалась от вашего ребёнка, умертвив в своей утробе двуликого». Почему я ему сразу поверил? Потому что по взгляду этого старика и по его бешенному сердцебиению, я понял, что он увидел даже то, кем я обращаюсь. Не было времени выяснить дар у него такой или ведьмовская наследственность, мне пришлось его придушить, чтобы защитить племя. Вскочив на свой байк, я примчался домой и первым делом потребовал подтверждения у нашего потомственного шамана. Тхачкарну тужился целые сутки пока не увидел знаки, и они так же указывали на то, что моя любимая вместе с моей тёткой избавились от моего ребёнка! Для меня это всё равно что тупой нож в сердце. И вот теперь, когда Лана смотрит на меня — этот нож каждый раз проворачивается.

Опустив голову, Лана не проронила ни звука. Продолжая идти, она задыхалась от собственной разъедающей её боли. Ей тоже было что предъявить ему в обвинение, она могла ударить его словами, снова унизить. Но в этот раз сцепив зубы она молчала. Потому что уже не представляла этот мир без него, потому что против этого чувства она была бессильна. Любовь всякий раз укладывала её на лопатки, как только она начинала злиться на Шона.

— И всё-таки ты здесь, идёшь рядом, смотришь на неё, потому что, как тебе кажется, любишь её, но не понимаешь за что она так с тобой, — озвучил очевидное Ной. — Я скажу то, что думаю, ты ведь всё равно считаешь меня сволочью. Так вот. Может, это не такая уж и трагедия? Может, эта беременность была слишком ранней и не к месту? Может, Лана ещё не готова становиться матерью, взваливать на себя бремя ответственности? Ей же не тридцать лет, а всего лишь двадцать! У неё ещё будут дети, но позже. На тебе лежит такая же вина — нужно было позаботиться о контрацепции. Люди так делают, чтобы не залететь.

— Мне не кажется, я действительно люблю её придурок! — красивое лицо Шона искривилось от возмущения. — Для кого-то это может быть и не трагедия, но для эри каждый ребёнок — это дар. Наш народ не делает абортов и не пользуется презервативами если только это не секс на одну ночь. Даже если среди моего поколения уже нет чистокровных эри, мы всё равно признаём только наши традиции.

— Вот мне любопытно, а ты … пробовал других девушек? — с любопытством посмотрел на него Ной.

— Трахался ли я на стороне? — фыркнул Шон. — Да. И Лана знает об этом.

— О, тогда да, тогда это самая светлая и чистая любовь, о которой я только слышал, — съязвил Ной, выразительно хмыкнув. — Не знаю, что сказать! Сказать, что вы странные — ничего не сказать.

— Всё сложно, — подала голос Лана в повисшей паузе. — Поэтому-то мне и нужен ритуал Искупления, чтобы распутать этот клубок. Нужна сторонняя помощь.

— Из Рэма помощник скажем прямо — никудышный! Он чуть с табурета не навернулся, когда я ему сказал, — засопел Шон. — И рожа стала такая довольная, будто он этого всю жизнь ждал. Можешь не сомневаться — он оторвётся по полной программе.

— Конечно, вы же всё-таки родные братья, похожи как никто, — подкусив его, Лана нервно засмеялась. — Никогда бы раньше не подумала, что моей жизнью будет распоряжаться Лунный Колокольчик.

Она смеялась до тех пор, пока у неё не заболели мышцы живота и Шон терпеливо сносил эту истерику, в большей степени из-за того, что ему нравился её смех.

— То есть их имена всё-таки переводятся, — протянул Ной. — Интересно…

— Не дождёшься, — буркнул ему Шон. — А ты не смей ему говорить! — пригрозил он Лане.

— Мы пришли, — толкнув кованые ворона, ведущие на территорию кладбища, Лана прошла первой.

— И что может быть здесь такого интересного, кроме эксклюзивных надгробий и древних склепов? У вас прямо помешательство на гиблых местах, — проворчал Ной. — Почему бы не исследовать что-нибудь более жизнеутверждающее?