Элена нахмурилась, взгляд дрогнул.

— Я не слабая.

— Посмотри на себя, — прошипела Д’Мер. — Ты пощадила женщину, которая пыталась тебя убить много раз, которая слышала твои крики и не прекращала их. Да, я знаю, почему ты ненавидела Холтана.

Д’Мер шагнула вперед, Элена отпрянула. Она перестала хмуриться, на лице проступили боль и шок. Теперь кинжал был у графини… и она не знала пощады.

— Вы… знали?

— Ясное дело. Я слышу каждый шепот в своем замке. Я надеялась, что ты убьешь его за это. Я бы тогда тобой гордилась. Но ты слишком его любила…

— Я не любила его! Я ненавидела! — закричала Элена.

Д’Мер ухмыльнулась, глядя, как ее костяшки побелели на кинжалах.

— Нет, ты любила его, Элена. Ранить могут только любимые. И ничего не поделать. Хочешь знать, что я думаю? — Д’Мер подошла ближе. Она впилась пальцами в темные волосы Элены и прошептала. — Думаю, ты любишь боль, потому что это тебе идет… ты знаешь, что заслужила это.

— Я не…

— Да, дитя, — Д’Мер нежно поцеловала ее в щеку. — Да, дитя. Подумай об ужасах, что ты сотворила. Это Судьба отплачивает тебе.

— Я делала то, что вы приказывали.

— Да, ты много лет верно служила меня. Убивала тех, на кого я указывала, ловила их. Но даже лучшая собака порой получает удар от хозяина. Ты это заслужила.

Элена отпрянула, вскинув брови с болью над маской, сталь в ее глазах сломалась.

— Так вы обо мне думаете? Тогда зачем меня выбрали? — рявкнула она после кивка Д’Мер.

— Выбрала? Я тебя не выбирала. Взять тебя было удобно. В ту ночь в гостинице было несколько семей шептунов, все шли в Средины. Я забрала пятерых младенцев, потому что вы выросли бы верными. Вы бы ничего другого не знали. И мне повезло: четверо стали воинами, а пятый… был бесполезен.

— И вы его убили, — рявкнула Элена.

— Если бы я не украла вас, Креван разбил бы ваши головы об пол. Благодари, что я так долго хранила тебе жизнь, — губы Д’Мер изогнулись в улыбке, правда рухнула на Элену, отталкивая еще на шаг. — Даже после этого ты ищешь причину не убивать меня. Хоть я столько всего сделала тебе, жалкая часть тебя любит меня.

Элена нахмурилась над маской.

— Вы никогда не заботились обо мне, да?

— Я тебе не мать, — холодно сказала Д’Мер. Она сжала подбородок Элены, заставляя посмотреть в глаза. — И радуйся этому. Матери бросают, матери умирают, — она ухмыльнулась и прошептала. — Твоя — точно.

Графиня перегнула.

Элена сорвалась. Ее кинжалы упали на землю, она отбила руку Д’Мер с рычанием. Окно загремело, когда она толкнула ее туда, сжимая горло рукой.

Глаза Элены горели. Они смотрели, а голова Д’Мер гудела, и мир темнел. Ее ладони онемели. Она потянулась к кинжалу, но локоть Элены был прижат к ее груди, и кинжал попался под ее рукой.

Голос Элены зазвучал из тьмы, пугая спокойствием:

— Я потратила жизнь на твои игры, Д’Мер. Теперь ты поиграешь в мою. Я буду сжимать, пока ты не закричишь, что жалеешь. Потом я дам немного воздуха. Мы будем так продолжать, пока ты не извинишься за все предательство и ложь. Ты будешь жалеть за каждый раз, когда меня пытал Холтан. И все дыхание ты потратишь на крик…

Бам.

Д’Мер опустилась на пол, когда давление пропало. Она присела, мир кружился, и она пыталась сморгнуть тьму с глаз. Тело Элены лежало у ее сапог, ее отключила рукоять меча Левого.

— Я в порядке, — рявкнула Д’Мер от его взгляда. Она говорила хрипло, горло болело от хватки Элены. — Она пусть живет.

Левый кивнул.

— Хорошо. Отнеси ее в пустую комнату, оружие пусть будет при ней. Если Аэрилин хочет выжить, ей это потребуется.

Левый спрятал кинжалы в ножны на руках Элены и подхватил ее с пола. Он легко понес ее за дверь. Д’Мер вскоре перестала слышать его тихие шаги.

Все шло хорошо. Д’Мер снова прикрылась капюшоном. Он скрывал синяк, что проступал на ее шее. Она слушала Аэрилин. Ее шаги звучали по коридору, они были тяжелее обычного.

Правый постарался. Остальное будет просто.

Золотисто-каштановые волосы Аэрилин ниспадали на плечи. Ее сапоги и штаны были грязными. И почему-то у нее была оторвана нижняя часть туники.

Она пошла в комнату и застыла на зевке, увидев Д’Мер.

— Графиня! Вы… вы живы.

— Да, — холодно сказала Д’Мер. Она не была уверена, что Аэрилин знала, и она не хотела раскрывать много. — У меня были тяжелые дни, девочка. Я не могу оставаться надолго, не хочу подвергать опасности Сосновую стражу.

Аэрилин прищурилась.

— Что вы сделали? Почему Средины хотят покарать вас?

— Что я сделала? Выступила против короля. Я не захотела помогать ему воевать с королевством, и он сделал из меня пример. Все быстро меняется, Аэрилин. Боюсь, моря следующие… и я пришла предупредить тебя.

— Вы начали беду в морях. Я знаю, — сказала Аэрилин, и едкость ее голоса притупил зевок. Она с трудом могла смотреть на нее. — Чосер пропал, мешок голов…

— Это лишь противные слухи. Совет не смог договориться с королем и, чтобы не пострадать от злости людей, все списали на меня.

Аэрилин пошатнулась, моргнув.

— Это… похоже на совет.

— Это они и сделали, — спокойно сказала Д’Мер. Она подошла к Аэрилин и заплела ее волосы в пучок, какой был у нее самой.

— Но… это не честно. Не честно, что вы… страдаете…

Аэрилин почти падала. Д’Мер сжала ее плечи.

— Игры совета и не честны. Люди собираются против сильных, и остается слабость. Но слабые не могут долго нести бремя власти. Так пали все регионы. Высокие моря скоро будут принадлежать Кревану.

Глаза Аэрилин закрылись, пока графиня говорила, но она медленно открыла их. Они были красными.

— Все было зря. Я пришла сюда, надеясь, что вы поговорите с королем за нас, и у нас будет договор. Но если совет против… если Креван… о! — ее голова прижалась к плечу Д’Мер. — Я не знаю… не знаю, что делать!

Она прижимала Аэрилин, сжав губы от ее рыданий. Это не спасет моря. Средины могли пойти на совет, если уже не добрались до ворот. Но гнев короля будет милосердием по сравнению с силой, что преследовала Д’Мер.

Эти солдаты не уставали, не замирали. Некоторые попробовали поплыть за ней. Она смотрела, а близнецы гребли к середине озера, ее кожа напряглась от их криков.

Они боялись воды. Они размахивали руками, кричали в ночи. Но они шли, пока вода не скрыла их головы, пока не заглушила их.

Даже если Д’Мер сможет сбежать из Великого леса живой, они будут преследовать ее по королевству. Они не прекратят, не замедлятся, не остановятся…

Аэрилин прижалась к ее груди, напоминая о задании. Д’Мер встряхнула ее.

— Не откроешь окно, милая? Свежий воздух ночи тебя взбодрит.

Аэрилин прошла к окну, и Д’Мер отпрянула. Она скрылась в тени порога, пока Аэрилин раздвигала шторы.

— Вы не можете поговорить с советом? — прошептала Аэрилин, прислонившись к подоконнику. — Я знаю, вы не можете много… но если люди… узнают правду…

Д’Мер слушала зов скаута, так что почти не слушала Аэрилин.

— Совет? И что хорошего это…?

Она замолчала. Возникла идея, когда она подумала о замке канцлера на острове. Она не могла убежать от врагов, но могла остановить их, если совет уйдет с пути.

— Да, я сразу отправлюсь, — пообещала Д’Мер.

— Спасибо.

Аэрилин вдохнула ночной воздух. Ее усталость сделала ее уязвимой. И было сложно не представлять ее ребенком. Она повернулась от окна и сонно прошла к кровати, и Д’Мер почти пожалела обо всем…

Почти.

Клетка

Элена проснулась, ругаясь.

Она глупо послушала графиню, позволила ей говорить. Нужно было разрезать ей горло и покончить с бедой. Но она попала в игру Д’Мер, которая так разозлила Элену, что та опустила защиту.

Голова болела, и сердце жалило. Она лежала в темной комнате, пытаясь сморгнуть пленку боли. Слова Д’Мер с горечью проникали в нее все глубже: