— Мы ожидали серпа Фарадея, — пояснил отец гостье, одетой в лавандовую мантию.

— Долгая история, — сказала Цитра. — У меня теперь новый наставник. Вернее, наставница.

И тут у Бена вырвалось:

— Это же серп Кюри!

— Бен, — одернула мать, — веди себя прилично!

— Но вы же серп Кюри, правда? Я видел ваши портреты. Вы та самая, знаменитая!

Серп одарила его скромной улыбкой:

— Вернее будет сказать «печально знаменитая».

Мистер Терранова сделал приглашающий жест в сторону гостиной:

— Проходите, пожалуйста.

Однако серп Кюри не переступила порога квартиры.

— У меня дела в другом месте, — сказала она, — но я вернусь за Цитрой, когда начнет темнеть.

Она кивнула родителям, подмигнула Бену и ушла. Как только входная дверь закрылась, родители, казалось, чуть-чуть расслабились, как будто все это время не дышали.

— Не могу поверить — ты ученица самой Кюри! Громады Смерти! — воскликнул Бен.

— Гранд-дамы, а не громады.

— А я и не знала, что она все еще жива, — сказала мама. — Ведь, кажется, все серпы в конце концов должны выполоть себя, нет?

— Вовсе мы ничего не должны, — возразила Цитра, поражаясь, как мало ее родители, в сущности, знают о ее возможной будущей профессии. — Серпы производят самовыпалывание только тогда, когда сами этого хотят.

«Или когда их убивают», — добавила она про себя.

Ее комната оставалась в том же виде, что прежде, только порядка было больше.

— Если тебя не рукоположат, ты сможешь вернуться домой, и все тут будет так, будто ты и не уходила, — сказала мама. Цитра не стала рассказывать, что не вернется ни в каком случае. Если ее примут в Орден, она наверняка должна будет жить с другими серпами-юниорами, а если не примут, то жить ей не придется вообще. Родителям ни к чему знать об этом.

— Сегодня твой день, — сказал папа. — Чем бы тебе хотелось заняться?

Цитра покопалась в ящиках письменного стола и извлекла на свет фотокамеру.

— Пойдемте гулять!

Они гуляли, болтая о том о сем; и хотя Цитре нравилось проводить время с родными, еще никогда ощущение непреодолимого барьера между ними не было таким сильным. Ей о многом хотелось с ними поговорить, но родные не поймут. Они никогда не найдут общий язык. Не станет же Цитра делиться с матерью сложностями боевых искусств или рассказывать отцу о сострадании, которое испытываешь, видя, как жизнь покидает чьи-то глаза! Братишка был единственным, с кем Цитра нащупала что-то вроде взаимопонимания.

— Мне как-то приснился сон, что ты пришла в мою школу и выполола всех придурков, — сказал Бен.

— Да что ты? А моя мантия — какого она была цвета?

Он немножко подумал.

— Кажется, бирюзового.

— Значит, его и выберу.

Бен просиял.

— А как мы будем тебя называть, когда ты станешь серпом? — спросил отец. Похоже, он не сомневался, что ее посвятят.

Цитра до сих пор даже не задумывалась об этом. Она никогда не слышала, чтобы к серпу обращались иначе, чем по имени его исторического покровителя или просто «Ваша честь». А родственники — их это тоже касается? Она и покровителя-то пока еще не выбрала. Девушка ответила уклончиво:

— Вы моя семья. Можете называть как угодно, — от души надеясь, что это правда.

Они долго бродили по городу. Прошли мимо того маленького домика, в котором Цитра жила с серпом Фарадеем и Роуэном, но она им об этом не обмолвилась. Прогулялись около местной железнодорожной станции. И где бы они ни оказывались, везде Цитра делала общую семейную фотографию. Причем с ракурса, примерно совпадающего с ракурсом ближайшей уличной камеры.

День выдался эмоционально насыщенный, все устали. Цитра была непрочь пообщаться с родными подольше, но все же значительная часть ее существа не могла дождаться прихода серпа Кюри. Девушка решила не давать воли чувству вины по этому поводу — за глаза хватало и других поводов. «Вина — малоумная сестра раскаяния», — таково было любимое изречение серпа Фарадея.

По дороге домой серп Кюри не задавала вопросов, а Цитра и рада была не делиться. Впрочем, кое о чем она сама спросила наставницу:

— Кто-нибудь когда-нибудь называл вас по имени?

— Другие серпы, те, с кем я дружна, называют меня Мари.

— В смысле — Мари Кюри?

— Моя историческая покровительница была выдающейся личностью. Это она ввела в обращение термин «радиоактивность» и стала первой в истории женщиной, удостоившейся Нобелевской премии. В те времена за подобные достижения присуждали награды.

— Но как вас зовут на самом деле? Как вас назвали при рождении?

Серп Кюри долго раздумывала, прежде чем ответить. Наконец она проговорила:

— В моей жизни не осталось никого, кто знал меня под этим именем.

— А ваши родные? Ведь они наверняка живы, у них же иммунитет до конца ваших дней.

Кюри вздохнула.

— Я уже больше ста лет не поддерживаю отношений с родственниками.

«Неужели то же самое случится и со мной?» — призадумалась Цитра. Неужели все серпы теряют связи с прежними знакомыми, перестают быть теми, кем были до избрания?

— Сьюзен, — сказала вдруг серп Кюри. — Когда я была маленькой девочкой, меня называли Сьюзен. Сьюзи. Сью.

— Приятно познакомиться, Сьюзен.

Цитра обнаружила, что не в состоянии представить себе серпа Кюри маленькой девочкой.

Когда они вернулись домой, Цитра загрузила свои фотографии в Грозоблако, не заботясь, видит ли ее наставница. Ведь в этом нет ничего странного или подозрительного, все так поступают. Наоборот — подозрительно было бы, если бы она этого не сделала.

А поздно ночью, убедившись, что серп Кюри спит, Цитра отправилась в кабинет, вышла в онлайн и открыла свои снимки. Простая задача, ведь на них были теги. Затем девушка погрузилась в «задний мозг» и прошлась по всем ссылкам, которые Грозовое Облако привязало к ее фотографиям. Ссылки привели ее к другим снимкам семьи Терранова, а также к фотографиям других семей, в каком-либо отношении похожих на Терранова. Она этого ожидала. Но тут же находились и ссылки на видео, снятые уличными камерами в тех же местах. То что нужно! Цитра разработала свой собственный алгоритм сортировки, убрала неподходящие кадры, и тогда на руках у нее оказался полный набор видеозаписей, снятых уличным камерами. Конечно, все равно это миллионы и миллионы случайных, несистематизированных файлов, но, по крайней мере, все они содержали наблюдения за окрестностями дома серпа Фарадея.

Цитра загрузила в Облако фотографию покойного учителя — а вдруг удастся вычленить видео с его участием, но, как она и подозревала, из этого ничего не вышло. Грозоблако не могло иметь дела с серпами, а это значило, что оно не подцепляло никаких тегов к их изображениям. Правда, Цитра успешно сузила область поиска с миллиардов до миллионов, однако проследить за перемещениями серпа Фарадея в день его гибели было все равно что найти иголку в поле, уставленном рядами стогов, уходящими за горизонт.

И тем не менее она была решительно настроена найти желаемое, сколько бы времени на это ни потребовалось.

Прополкам следует придавать эпохальный характер. Они должны оставлять по себе долгую память. О них надо складывать легенды, словно о величайших битвах смертного времени, и передавать из уст в уста. Пусть они будут такими же бессмертными, как мы сами. Ведь именно для этого мы, серпы, и существуем — чтобы соединять нас с нашим прошлым, стреножить нас бренностью нашего существования. Да, большинство наших современников будут жить вечно, но некоторые благодаря усилиям серпов умрут. Разве мы не обязаны обеспечить этим людям эффектный конец?

— Из дневника почтенного серпа Годдарда

Онемение. Роуэн ощущал, что его все сильнее охватывает онемение. Оно помогало ему сохранять здравомыслие, атакуемое со всех сторон, но несло гибель его душе.