— Ты был там и ничего не сделал! — Глаза Мары Павлик полыхали скорбью и праведным гневом. Казалось, она готова впиться своими острыми ногтями ему в ноздри и вырвать мозг. — Просто позволил ему умереть!

Мара больше года встречалась с Колом. Как и он, девушка училась в юниорском классе и была очень популярна, а посему активно избегала каких-либо контактов с презренными софоморами вроде Роуэна. Но сейчас сложилась экстраординарная ситуация.

— Все было совсем не так! — успел выпалить Роуэн, прежде чем она снова размахнулась. На этот раз он блокировал ее удар. Мара сломала ноготь, но даже не заметила этого. Смерть Кола, похоже, научила ее смотреть на вещи немного иначе, чем раньше.

— Именно так все и было! Ты специально пошел туда, чтобы полюбоваться, как он будет умирать!

Вокруг начали скапливаться учащиеся, привлеченные, как это часто бывает, ароматом конфликта. Роуэн поискал глазами в толпе хотя бы одно сочувственное лицо, хотя бы одного человека, который встал бы на его сторону, но увидел лишь всеобщее презрение. Мара выступала и била его от имени всех.

Для Роуэна это было как ушат холодной воды. Он вообще-то и не рассчитывал, что его станут хлопать по спине в знак признательности за поддержку Кола в его последние минуты, но такого немыслимого обвинения он не ожидал.

— Вы что, с ума все посходили? — заорал Роуэн на Мару. И на всех них. — Серпа остановить невозможно!

— Да плевать мне! — завопила Мара. — Ты мог бы что-то сделать, не только стоять и пялиться!

— Я и сделал! Я… я держал его за руку.

Она с удвоенной энергией опять толкнула его на шкаф. Какая сильная, кто бы мог подумать.

— Врешь! Он никогда не взял бы тебя за руку! Он никогда бы и пальцем не притронулся к такой поганой твари, как ты! — А потом добавила: — Это я должна была держать его за руку!

Ребята вокруг хмурились и перешептывались, причем так, чтобы обвиняемый слышал, что они говорят:

— Я видел, как он и серп шли по коридору — ну прямо тебе лучшие друзья!

— Да они пришли в школу утром вместе!

— А я слышал, что это он назвал серпу имя Кола.

— Мне сказали, что он вообще помогал ему!

Роуэн рванулся к противному пацану, произнесшему последнюю реплику. Как его — кажется, Ральфи какой-то там.

— Кто тебе это сказал?! В кабинете никого, кроме нас, не было, козел!

Без толку. Слухи не подчиняются ничьей логике, у них своя собственная.

— Как вы не понимаете?! — кричал Роуэн. — Я помогал не серпу, я помог Колу!

— Как же, помог ему отправиться на тот свет, — прокомментировал кто-то, и остальные согласно загомонили.

Бесполезно. Его уже осудили и вынесли приговор; и чем больше он упирался, тем прочнее они убеждались в его вине. Им не нужен был его подвиг. Им нужно было найти виноватого. Объект для ненависти. Поскольку серп был недосягаем, они изливали свой гнев на самого подходящего кандидата — Роуэна Дамиша.

— Бьюсь об заклад — он получил иммунитет за помощь в прополке, — сказал один парень. Парень, которого Роуэн всегда считал своим другом.

— Ничего я не получал!

— И прекрасно! — с презрением процедила Мара. — Надеюсь, следующий серп придет за тобой.

Он понял, что она действительно желает этого — не только в настоящий момент, но и в будущем; и если следующий серп в самом деле придет за Роуэном, Мара будет смаковать известие о его кончине. В осознании того, что в этом мире есть люди, активно желающие ему смерти, было нечто мрачно-взбадривающее. Одно дело, когда тебя вообще не замечают, и совсем другое, когда ты становишься средоточием всеобщей враждебности.

Только сейчас он постиг всю справедливость предупреждения, данного ему серпом: никто не скажет тебе ни слова благодарности за то, что ты сделал для Кола. Серп оказался прав, и Роуэн ненавидел его за это, как все остальные ненавидели самого Роуэна.

2042 — дата, известная каждому школьнику. В этом году вычислительная мощность компьютеров стала беспредельной, — или настолько близкой к бесконечности, что больше не поддавалась измерению. В этот год мы познали… всё. «Облако» трансформировалось в «Грозовое Облако». Теперь полное знание обо всем сущем помещается в практически безграничной памяти Грозового Облака. Любой, кому нужны какие-либо сведения, может достать их оттуда.

И как это часто случается, стоило только нам заполучить безмерные знания, и они вдруг стали казаться не такими уж и важными, а овладение ими — несрочным. Да, нам ведомо всё, но иногда я раздумываю: а кто-нибудь вообще интересуется этим знанием? Конечно, существуют ученые, которые изучают то, что нам и без того уже известно. И к чему все это? Сама идея образования когда-то означала: надо учиться, чтобы сделать свою жизнь и наш мир лучше. Но совершенный мир не нуждается в улучшении. Как и прочие виды нашей деятельности, образование, начиная с подготовительного класса школы и до последнего курса университета, стало всего лишь способом как-то занять себя.

2042 — это год, когда мы победили смерть, а также перестали вести счет годам. Вернее, мы продолжали считать их еще несколько десятилетий, но с момента, когда человечество достигло бессмертия, ход времени стал неважен.

Я не знаю точно, когда мы перешли на китайский календарь — год Собаки, год Козы, год Дракона и так далее. Не могу с достоверностью сказать, когда защитники прав животных призвали задействовать названия их любимых видов, добавив в систему «год Выдры», «год Кита» или «год Пингвина». Не скажу также, когда эти имена перестали повторяться и было установлено, что каждый последующий год получает название нового животного. Мне известно только, что сейчас год Оцелота.

Что же касается вещей, которых я не знаю, то, уверена, они все там, в Грозовом Облаке, — ждут, когда у кого-нибудь появится желание их найти.

— Из дневника почтенного серпа Кюри

В начале января Цитра получила приглашение. Оно пришло по почте — дело попросту небывалое. Почта выполняла всего лишь три типа операций: доставляла посылки, официальные документы и послания эксцентричных особ — только такие и писали теперь письма. То, что получила Цитра, явно относилось к третьей категории.

— Ну давай же открывай! — понукал Бен, которого содержимое конверта волновало больше, чем саму Цитру. Адрес был написан от руки, отчего все выглядело еще загадочнее. Вообще-то каллиграфия по-прежнему числилась среди школьных предметов по выбору, но выбирали этот курс немногие. Цитра надорвала конверт и вытащила карточку кремового цвета — того же, что и конверт. Сначала девушка прочла про себя, затем вслух:

Доставьте нам удовольствие своим присутствием

в Большом Городском оперном театре

9 января в 19:00

Подпись и обратный адрес отсутствовали. Зато в конверте лежал билет.

— Опера? — сморщился Бен. — Фу-у!

Цитра была с ним абсолютно согласна.

— Может, это какое-то школьное мероприятие? — спросила мама.

Цитра помотала головой:

— Если бы школьное, то так и было бы написано.

Мать взяла из рук Цитры конверт и карточку и принялась внимательно изучать их.

— Что бы это ни было, звучит завлекательно.

— Наверно, какой-то остолоп решил таким образом позвать меня на свидание. Побоялся спросить напрямик.

— Ну и как — пойдешь? — осведомилась мать.

— Ма-ам… Парень, который приглашает меня в оперу — он либо большой шутник, либо просто придурок.

— Либо он хочет произвести на тебя впечатление.

Цитра фыркнула и вышла из гостиной, сердясь на собственное любопытство.

— Никуда я не пойду! — крикнула она из своей комнаты, отлично понимая, что пойдет.

Городской оперный театр был местом, куда отправлялись, чтобы на людей посмотреть и себя показать. Только половина завсегдатаев приходила ради спектакля, остальные посещали театр ради самой великой на свете мелодрамы — карабканья вверх по карьерной лестнице. Даже Цитра, которая в подобных кругах не вращалась, знала правила игры.