— Почему ты все еще здесь, когда другие удрали? — спросил он слугу. — Уж конечно не из верности хозяину, а?

Вместо слуги ответил Роуэн:

— Вообще-то, этот человек и есть настоящий хозяин поместья.

— Да, — подтвердил тот. — Но я продам его. Ни я, ни моя семья не можем даже и думать, чтобы жить здесь дальше. — Он вложил бокал с шампанским в руку Ксенократа. — Но я всегда рад служить Верховному Клинку.

По-видимому, этот человек из лакея превратился в подхалима. Невеликая перемена.

Как только хозяин поместья удалился, Ксенократ приступил к делу, являвшемуся настоящей причиной его визита: ему надо было потрясти дерево и посмотреть, не упадет ли с него хоть что-нибудь. Он наклонился поближе к Роуэну:

— Ходят слухи, что некий серп — или кто-то, выдающий себя за серпа — вышел из монастыря и разговаривал с пожарными.

Роуэн и глазом не моргнул.

— Я тоже слышал об этом. Люди даже загрузили в Облако видео с телефонов. Очень нечеткие — там было слишком много дыма. Мало что можно разглядеть.

— Да, полагаю, это еще больше запутывает ситуацию.

— Вам хотелось бы узнать что-то еще, Ваше превосходительство? Видите ли, я очень устал, а ночью предстоит финальный тест. Мне надо отдохнуть.

— Ты, конечно, знаешь, что отнюдь не все в коллегии считают происшедшее несчастным случаем. Мы начали расследование — просто чтобы во всем разобраться.

— Разумно, — согласился Роуэн.

— Пока что нам удалось идентифицировать серпа Вольту и серпа Хомски по их кольцам и драгоценностям на мантиях, которые рассыпались поблизости от их останков: рубины Хомски, цитрины Вольты. Что касается серпа Рэнд, мы уверены, что найдем ее среди обломков под гигантской вилкой, которая упала с крыши часовни.

— Разумно, — повторил Роуэн.

— Но найти останки серпа Годдарда оказалось весьма трудной задачей. Конечно, в часовне еще до пожара лежало множество выполотых тонистов, так что провести идентификацию сложно. Логично предположить, что, как и у других, останки серпа Годдарда должны быть отмечены россыпью мелких бриллиантов и одним крупным — из кольца, даже если считать, что оправа расплавилась.

— Разумно, — сказал Роуэн в третий раз.

— Но вот что странно: около скелета, который, по предположениям, является скелетом Годдарда, ничего подобного нет. И еще: череп также отсутствует.

— Действительно странно, — сказал Роуэн. — Что ж, я уверен, он найдется.

— Конечно, найдется.

— Просто надо тщательней искать.

И в этот момент Ксенократ увидел на пороге комнаты девочку. Та стояла, не зная, на что решиться — войти или убраться подобру-поздорову. Ксенократ не знал, много ли она услышала. И имело ли значение, слышала она что-нибудь или нет.

— Эсме, — позвал Роуэн, — заходи. Ты же помнишь Его превосходительство Верховного Клинка Ксенократа, правда?

— Ага, — отозвалась та. — Он еще в бассейн прыгнул. Очень было смешно.

Ксенократ заерзал при упоминании о своем позоре. Вот уж за какие воспоминания он не держался, так это за прыжок в бассейн.

— Я все устроил — Эсме вернется к матери, — сообщил Роэун. — Но, может быть, вам хотелось бы самому проводить ее туда?

— Мне? — сказал Ксенократ с деланным равнодушием. — С чего это мне ее куда-то провожать?

— Потому что вы болеете душой о людях, — проговорил Роуэн и подмигнул. — О некоторых, правда, больше, чем о других.

Глядя на свою дочь, которую никогда не смог бы признать ни публично, ни даже в кругу близких друзей, Верховный Клинок чуть-чуть оттаял. Мальчишка явно подстроил все это специально. Этот Роуэн Дамиш — хитрый лис! Хорошее качество, если его правильно направить. Кажется, Роуэн заслуживает большего внимания, чем ему до сих пор уделял Верховный Клинок.

Эсме ждала, что произойдет дальше, и Ксенократ в конце концов одарил ее теплой улыбкой.

— Я с удовольствием отвезу тебя домой, Эсме.

С этими словами Ксенократ поднялся. Вот только уйти он покуда не мог. Оставалось еще одно дело. Еще одно решение, принять которое было в его власти. Он повернулся обратно к Роуэну.

— Думаю, я воспользуюсь своим влиянием, чтобы прекратить расследование, — сказал он. — Из уважения к нашим павшим товарищам. Пусть их память останется не запятнанной. Да не коснется их рука судебных экспертов, что может бросить тень на наследие наших друзей.

— Пусть мертвые остаются мертвыми, — согласился Роуэн.

Итак, они заключили безмолвное соглашение. Верховный Клинок перестанет трясти дерево, а Роуэн закроет рот на замок.

— Роуэн, если тебе нужно место, где пожить, когда ты уйдешь отсюда, то моя дверь всегда открыта для тебя.

— Благодарю, Ваше превосходительство.

— Нет, это я благодарю тебя, Роуэн.

Верховный Клинок взял Эсме за руку и повел домой, к маме.

Властью над жизнью и смертью надо распоряжаться не как придется, но лишь со стоической и продуманной осторожностью. Восхождение в серпы ни в коем случае не должно быть легким. Мы, учредители Ордена серпов, преодолели на своем пути множество препятствий и обязаны принять все меры к тому, чтобы те, кто присоединится к нам в нашей миссии, прошли через испытание, которое было бы не только поучительным, но и преобразующим. Служение серпа — это высшее предназначение человека, и, чтобы он смог достичь этой высоты, его душу надо ранить в самую ее сердцевину — дабы каждый серп никогда не забывал, какой ценой досталось ему его кольцо.

Разумеется, посторонние посчитали бы наш обряд посвящения чересчур жестоким. Вот почему он должен вовеки пребыть священной тайной.

— Из дневника почтенного серпа Прометея, первого Верховного Клинка Мира

Второго января Года Капибары, за день до зимнего конклава, серп Кюри и Цитра сели в машину и отправились в долгий путь к Капитолию Средмерики.

— Твой финальный экзамен состоится сегодня вечером, но результат объявят только завтра, на конклаве, — объясняла Кюри. Впрочем, Цитра и так это знала. — Это один и тот же тест из года в год, одинаковый для всех учеников. И каждый ученик проходит его в одиночестве.

А вот это была новость. То, что последнее испытание стандартно для всех — это, пожалуй, правильно, но почему-то мысль о том, что его придется пройти в одиночку, а не в компании с остальными, вселяла тревогу. Наверно, потому, что теперь это не будет соревнование с Роуэном и прочими. Цитре придется соперничать с самой собой.

— Может, расскажете, в чем состоит испытание?

— Не могу, — ответила серп Кюри.

— Скорее не хотите.

Кюри немного подумала.

— Ты права. Не хочу.

— Могу я говорить откровенно, Ваша честь?

— А ты когда-нибудь была со мной неоткровенна, Цитра?

Девушка прочистила горло и попыталась придать своему тону всю убедительность, на которую только была способна.

— Вы всегда играете по правилам, и это ставит меня в невыгодное положение. Скажите — неужели вы предпочитаете, чтобы я страдала только потому, что вы слишком честны?

— При нашем роде занятий мы должны хранить честь незапятнанной.

— Я уверена, что другие серпы рассказывают своим ученикам, что их ждет на последнем испытании.

— Может быть, — отозвалась Кюри, — а может быть, и нет. Есть обычаи, которые даже самые бессовестные из нас не решаются нарушить.

Цитра скрестила руки на груди и замолчала. Она понимала, что дуется, как ребенок, но все равно дулась.

— Ты доверяешь серпу Фарадею? — спросила Кюри.

— Доверяю.

— А мне ты когда-нибудь доверяла — по крайней мере столько же, сколько ему?

— Конечно.

— Тогда доверься мне сейчас и больше не спрашивай. Я верю, что ты блестяще сдашь свой последний экзамен, даже не зная наперед, в чем он состоит.

— Да, Ваша честь.

Они прибыли на место в восемь вечера и узнали, что жеребьевка поставила Цитру последней. Роуэн и два других кандидата пройдут тест до нее. Их с серпом Кюри отвели в какую-то комнату, и там они сидели и ждали, ждали, ждали…