– Да, полковник. Я хотела бы напомнить комиссии о том, что даже в том случае, если бы младший офицер Камерон сумел открыть огонь, результат не слишком бы отличался от полученного. Вы не хуже меня знаете, что «Призраки» не в состоянии противостоять «Кобре», находящейся в боевой готовности. Если уж на то пошло, то это был мой просчет. Мне не следовало подпускать легкие машины так близко к выходу из тоннеля.

– Согласно записям ваших разговоров, – сказал Варней, – вы дважды приказывали лейтенанту Лейниер покинуть зону кратера. Второй страйдер, находившийся под командованием лейтенанта Карлссона, сумел выйти невредимым, не так ли?

– "Рысак" получил серьезные повреждения, сэр. Я совершенно согласна с вами, Руди умудрился выйти сухим из воды. Рота пришла на помощь и уничтожила как саму «Кобру», так и гамма-фрагменты, нападению которых подверглась машина Руди.

– Кадет Камерон, вам есть что добавить к уже сказанному? – спросил Варней.

– У меня нет оправданий, сэр. – Его взгляд встретился со взглядом Кати.

– Я не справился с ситуаций. Я виноват, и очень сожалею об этом.

– Напоминаю вам, кадет, что мы собрались сюда не для того, чтобы судить вас. Я склонен присоединиться к мнению капитана Алессандро, что примени вы лазерное орудие, результат был бы таким же, если иметь ввиду гибель лейтенанта Лейниер. Более того, я считаю, что вы сами также погибли бы, если бы приняли бой с «Коброй», а не решили катапультироваться. Ваши действия были верными относительно решения о катапультировании, поскольку вы приняли его после того, как узнали, что управление страйдером больше невозможно. Но в данный момент мы не обсуждаем правильность ваших действий. Сенсэй, вы можете что-нибудь добавить?

– Да, – ответил японский специалист. Это был человек почтенного возраста, хотя прожитые годы в большей степени отразились в его глазах и собравшихся вокруг них морщинках, чем в усталых чертах лица и дряблой коже.

– Прошу вас обратиться к вашим ладонным интерфейсам.

Катя положила ладонь на встроенную в крышку стола панель. Перед ее мысленным взором возникла вереница быстро сменяющихся данных. Тем временем Суцуми комментировал каждый показатель.

– Я просмотрел результаты последних тестов кадета Камерона. Выяснилось, что вместо техномегаломании, отмечавшейся раньше, у него появилась отчетливая тенденция к технофобии. Этот показатель поднялся с отметки ноль целых две десятых до отметки один. Индекс беспокойства вырос у него до отметки три. К этому следует прибавить растущий синдром преследования и врожденное недоверие к властям. Нетрудно догадаться, что у него возникло ощущение, словно его жизнь перестала безраздельно принадлежать ему самому. Власть имущие оказывали на нее значительное влияние, подавляли его. Обратите внимание на противоречивость его чувств к отцу: гордость и восхищение, с одной стороны, разочарование и обида, с другой…

Катя слушала комментарии психометриста со все возрастающим смущением. Тот с такой откровенной прямотой продолжал перечислять список сделанных им наблюдений, словно подвергшийся анализу человек не находился с ним в одной комнате.

– Таким образом, – подытожил Суцуми, – становится ясно, что кадет Камерон имеет большие трудности с концентрацией внимания в условиях стресса. И если в условиях имитации военных действий он неплохо справляется с заданием, в реальности, когда в трудной ситуации нужно оперировать с цефалосвязью, от него можно ожидать заторможенности. Не исключена вероятность, что сейчас он испытывает страх перед цефлинком. Кроме того, как я уже говорил, к начальству он питает неприязнь, недоверие и считает, что к нему несправедливы. Что касается меня, то я бы сто раз подумал, прежде чем разрешить ему цефлинк любого рода и с любой машиной.

– Кадет Камерон, что вы можете сказать на это?

Дэв выглядел таким усталым, что, казалось, еще минута, и он пошатнется и упадет на пол, не сходя с места. Несмотря на то, что одна из ручек его кресла также была оборудована встроенным интерфейсом, он даже не удосужился положить на него ладонь, чтобы ознакомиться с данными его тестирования, представленными Суцуми.

– Мне больше нечего добавить, полковник, – сказал он. – Как я понимаю, я уже конченный человек, ведь так?

– Это нам еще предстоит выяснить. – Но голос Варнея прозвучал не слишком убедительно.

Окончательное голосование закончилось со счетом три против двух. В меньшинстве оказались Катя и младший лейтенант Хейган. Было принято решение перевести его в немоторизованную пехоту и не рисковать еще одним уорстрайдером. Приписан он будет ко Второму полку «Ульвенвакт» – «Волчьей гвардии» – расквартированному в Мидгарде. По возможности ему постараются найти место в нестроевой службе. Варней пообещал устроить его в мотоотделение полка. Уж очень хорошо проявил он себя, обрабатывая силикарбом внутренности уорстрайдеров.

Приговор Дэв Камерон выслушал без эмоций, хотя лицо его было очень бледным. «Интересно, о чем он думает?» – спрашивала себя Катя. Ее удивила собственная реакция, чувство обиды и утраты. Тами Лейниер, умершая кошмарной смертью, была ее подругой. Ксенофоб разъел броню ее модуля и добрался до нее прежде, чем она успела катапультироваться. Катя не могла умерить свой гнев к человеку, который струсил и катапультировался, бросив ее одну. Однако теперь этот гнев прошел. По всей видимости, решила Катя, у нее был один существенный недостаток: ее всегда беспокоили брошенные и сироты. Возможно, Дэв Камерон разбудил в ней материнский инстинкт; может быть, их связывали одинаковые воспоминания о Божественном Океане, – синем свете, удерживающем Тьму на расстоянии вытянутой руки. Или, может быть, – нельзя было исключать и такую возможность – парень просто понравился ей, и она хотела, чтобы у него все сложилось хорошо.

Она нагнала его в проходе за пределами здания вскоре после того, как слушание завершилось.

– Дэв? С тобой все в порядке?

Он бесстрастно посмотрел на нее.

– Послушай, Дэв. Еще не все потеряно. Я все еще могу…

– Забудьте обо всем, капитан. Мне не нужна ваша помощь.

– Но…

– Я сказал, забудьте!

На одно мгновенье ей приоткрылось что-то, что скрывали его глаза, что-то темное и пугающее.

– Я устал от борьбы. Как бы ваши люди со мной ни поступили, меня устроит все.

«Ваши люди». Вдруг он ей показался таким одиноким.

– Но что ты будешь делать? Что бы ты хотел делать?

Его ответ больно резанул слух.

– Выжить!

Дэв сидел в отсеке с низким потолком, залитым красным светом, на сиденье, обивка которого уже порядком поизносилась. Его окружали товарищи по оружию, такие же, как он, пехотинцы. Отсек раскачивался, колыхаясь сообразно спокойному ритмичному движению, сопровождаемому приглушенным шипением, скрипом и топотом огромных ножных приводов.

– Эй, люди, вы слышали последние «байсы»? – спросил рядовой Хэдли, прижимая к себе ствол «Интердинамика» PCR-28, зажатого у него между коленями, скорострельного 4-миллиметрового ружья с магазином, вмещающим две сотни безгильзовых бронебойных патронов. – Ксены пробуравились сегодня в сотне км от Мидгарда!

– Метан тебе в глотку, Хэд, – невесело усмехнулась сурового вида женщина, сидевшая напротив него. – В радиусе тысячи верст ксенами даже не пахнет. Если не считать твоих мозгов.

Дэв откинулся на спинку сиденья и присоединился к дружному гоготу и хору последовавших шуток. «Байса» было искаженным вариантом слова «уваса», что на нихонго означало: «слухи», «треп». Это занятие было любимым времяпрепровождением солдат срочной службы. Темы трепа, как правило, были легко предсказуемы и не отличались большим разнообразием. «Куда нас посылают?», «Когда мы уезжаем?», «Что творится в мире за пределами нашего тесного круга?»